Читать интересную книгу Рассказы - Аркадий Аверченко

И, когда Яблонька шагнула на площадку Меценатовой квартиры, Новакович одним движением снял с себя тужурку и почтительно подбросил ее под ножки Яблоньки.

– «И жители восторженно встречали ее, – неизвестно откуда процитировал Новакович, – и расстилали плащи перед ней, чтобы ее нежной стопы не коснулась грубая земля».

– У вас сзади рукав рубашки разорвался, – заботливо заметила Яблонька, осматривая рукав Новаковича. – Если у вас найдется нитка и иголка – я зашью.

– Вот девушка!.. Если бы я был достоин – я поцеловал бы край ее платья, – вздохнул Новакович, толкнув Мотылька плечом.

Яблонька вступила в знаменитую гостиную Мецената и с любопытством огляделась.

– Уютно у вас, а только странно. И солнца мало. Отчего портьеры задернуты? А для пепла полагается пепельница, а не ковер и не плечи бархатного пиджака. Где у вас щетка? Я вас почищу немного…

Яблонька посидела самую чуточку, скушала одну грушу, поправила висящую криво картину и уже надевала перед зеркалом воздушную шляпку, собираясь уходить, как в дверях показалась Анна Матвеевна.

– Экое чудо у нас, – охнула она, разглядывая Яблоньку. – Вы бы, барышня, подальше от них были! Это ведь сущие разбойники – обидят они вас.

– Меня, бабушка, невозможно обидеть, – рассмеялась Яблонька. – Я в Бога верю и всех людей люблю. Какие же они разбойники? Странные немного, но милые.

– Этакими милыми в пекле все дорожки вымощены. Как звать-то вас?

– Яблонька, – выскочил сбоку Мотылек.

– Яблонька и есть. До чего ж ладная девушка. Хоть бы вы их, барышня, усовестили, чтоб коньячища этого не лакали спозаранку…

– Анна Матвеевна! Да ведь мы по рюмочке!

– Знаю, что по рюмочке. В этакую рюмочку тебя и поп при святом крещении окунал. Скушать чего не хотите ли, сударыня?

– Нет, спасибо, мне идти надо… Буду в этих местах – зайду еще посмотреть, как вы тут живете. А коньяк лучше не пейте. Хорошо?

– Сократимся, – усмехнулся Меценат. – А если вам нужны какие-нибудь книги – так моя библиотека к вашим услугам. Ройтесь, разбрасывайте – у нас это принято.

Яблонька ушла, звонко поцеловав Анну Матвеевну на прощание.

После ее ухода нянька подошла к креслу, грузно уселась в него и, посмотрев на победоносно переглядывавшихся клевретов, строго сказала:

– Ну, ребята… Не пара она вам. Не по плечу себе дерево рубите.

– Кальвия, – возразил Мотылек, обнимая ее седую голову. – Где же это видано, чтобы Мотыльки да рубили Яблоньки? Наоборот, я буду порхать около нее, вдыхая аромат, буду порхать – вот так!

Он вспрыгнул на оттоманку, перемахнул на стол, оттуда обрушился на плечи Новаковича и наконец, тяжело дыша, сполз с Новаковича на пол.

– Мотылек, – сказал размягченный Меценат. – За то, что ты сегодня вспомнил, подумал обо мне – я дарю тебе изумрудную булавку для галстука. Она тебе нравилась.

– А я, – торжественно подхватил Новакович, – никогда больше не позволю Кузе говорить, что все твои произведения читал у чужих авторов в немецких журналах!! Ты совершенно оригинальный писатель, Мотылек!

– А я, – проворчала нянька, – оборву тебе уши, если ты будешь бросать мне на ковер апельсиновую шелуху.

– Кальвия! Я вас так люблю, что отныне буду есть апельсины вместе с кожурой.

И все впоследствии не исполнили своих обещаний, кроме Мецената, булавка которого навсегда украсила тощую грудь Мотылька как память о Яблоньке, изредка, как скупой петербургский луч, заглядывавшей в темную Меценатову гостиную.

Часть II

чертова кукла

Глава IX

в кавказском кабачке

В уютном, увешанном восточными коврами и уставленном по стенам тахтами отдельном кабинете кавказского погребка на Караванной улице заседала небольшая, но очень дружная компания под главным председательством и руководством Мецената.

Кроме него были: Кузя, Новакович и великолепная Вера Антоновна, которая, как это ни странно, но выехала в свет из-за своей лени.

Сегодня как раз был день ее рождения, и Меценат, созвав с утра своих клевретов, предложил отпраздновать этот замечательный, с его точки зрения, день в квартире Веры Антоновны. Но, когда ей сообщили об этом по телефону, она вдруг высказала чрезвычайную, столь не свойственную ей энергию, заявив, что лично прибудет к Меценату для обсуждения этого сложного вопроса.

Приехала и, устало щуря звездоподобные глаза, заявила:

– Послушайте, в уме ли вы?! Ведь это сколько хлопот, возни?.. Да ведь я после праздника буду три дня лежать совершенно разбитая! Неужели вы не знаете, что быть гостеприимной хозяйкой – это нечеловеческий труд! Пожалейте же меня – не приезжайте. Ну, не стыдно ли вам так мучить меня; я ведь красивая и добрая…

Мотылек застонал:

– Кто же, кто вас мучит, Принцесса?! Кто это осмелится, Великолепная (две клички Веры Антоновны, которыми наделили ее неугомонные клевреты при молчаливом одобрении Мецената)?! Укажите мне такого мучителя – и я объем мясо с его костей! Разве мы вас не понимаем?! Действительно – адская работа: встреть каждого гостя отдельно, да скажи ему, подлецу, несколько ласковых слов, да еще, пожалуй, придется ему подкладывать кушанья на тарелку?! А предлагать вино? А приказать переменить приборы?! Да ведь еще же меню сочинять придется! Нам ли с вами такая тяжесть под силу?..

– Да, да, Мотылек! Вот видите, вы меня поняли!

И, когда вся компания покатилась со смеху, Вера Антоновна обвела всех недоумевающими глазами и, дернув Мотылька за ухо, сказала:

– Что это? Вы, кажется, издевались сейчас надо мной, Мотылек? Кузя! Пойдите поближе ко мне… Вы единственный, который меня понимает.

– Этот поймет! – засмеялся Новакович. – Вам бы, Принцесса, за него нужно было выйти замуж, а не за Мецената. Был вчера такой случай: захожу я к Кузе, а он лежит в кровати и стонет… «Что с тобой, Кузя?» – «Ах, Телохранитель, испытывал ли ты когда-нибудь мучительную жажду? Я вот уже целый час терзаюсь!» – «Так ты бы воды выпил, чудак!» – «А где же возьмешь, воду-то?» – «Да вот же графин, на умывальнике стоит, в десяти шагах от тебя!» – «Это, – говорит, – не вода». – «А что же это такое?» – «Перекись водорода». Потом стал стонать, как издыхающая лошадь. «Что с тобой?» – «Совсем, – говорит, – я расхворался. А тут из окна дует. Телохранитель, – говорит, – передвинь мою кровать к умывальнику». Ну, и я передвинул кровать к умывальнику вместе с ним… И что же вы думаете? Едва он очутился на таком расстоянии от графина, что мог достать рукой, как схватывает его – и ну глотать жидкость, как ожившая лошадь!..

– Неужели перекись водорода пил? – удивился Меценат.

– Какое! Простая вода в графине была.

– При чем же тут перекись?

– А видите, в чем дело: скажи он мне, чтоб я дал ему воды, я бы из принципа не дал. Не люблю поощрять его гомерическую лень. Вот он и выдумал историю с окном, из которого дует, и с перекисью. Да это еще не все! Прохаживаюсь я по комнате, ругаю его последними словами, вдруг – хлоп! Сапог мой цепляется за гвоздь, высунувшийся из деревянного пола, и распарывается мой старый добрый сапог!! «Кузя! – кричу я. – У тебя тут гвоздь из пола вылез!!» А он мне: «Знаю!» – говорит. «Так чего ж ты его не вытащишь или не вобьешь обратно?» – «А зачем? Я уже привык к этому гвоздю и всегда инстинктивно обхожу его. А посторонние пусть не шляются зря!» Взял я угольные щипцы, вбил гвоздь по шляпку и этими же щипцами отколотил Кузю.

– Грубый у тебя нрав, Новакович, – вяло возразил Кузя. – Как ты не понимаешь, что гвоздь торчал вне моего фарватера, который ведет от кровати к умывальнику и от умывальника к зеркалу. Глупый ты! Ведь гвоздь-то торчал не на моей проезжей дороге!

– Как это вам понравится, Принцесса?!

– Что такое? – медленно подняла на него свои огромные сонные глаза Принцесса.

– Да вот история с Кузей!

– А я, простите, не слышала, замечталась. Кузя! О вас тут рассказывали какую-то историю? Вы здесь самый симпатичный, Кузя. Принесите мне платок из ридикюля. Он в передней.

– Сейчас, – с готовностью откликнулся Кузя, не двигаясь с места. – Вы твердо помните, что ридикюль в передней?..

– Ну да.

– А где именно положили вы ридикюль в передней? На подзеркальнике или на диване?

– Не помню, да вы посмотрите и там, и там.

– У вас какого цвета ридикюль? – допрашивал Кузя, потонув по-прежнему в мягком кресле.

– Ах, ты, Господи! Да ведь не сто же там ридикюлей?!

– Я к тому спрашиваю, чтоб вас долго не задерживать поисками. А то, может, он завалился за диван, так в полутьме сразу и не найду… Кроме того… Ах, вот он!

Он взял ридикюль из рук уже вернувшегося из экспедиции в переднюю Новаковича и любезно протянул его Принцессе.

– Спасибо, Кузя. Вы милый.

– Вот дура горничная, – заметил будто вскользь Новакович. – Забыла в передней ведро с мыльной водой, а чье-то пальто упало с вешалки да одним рукавом в ведро и попало. Мо-окрое!

– А какого цвета пальто? – ухмыляясь, спросил Мотылек.