Посмотрим теперь, какой дан ему Спасителем ответ. В другом случае, т. е. если бы вопрос был обращен не к такому важному лицу, — это обстоятельство могло бы не заслуживать особенного внимания, но тут Сам Начальник веры и Совершитель спасения дает свой отзыв на вопрос, действительно важный по своему общему содержанию. Что же отвечал Спаситель? "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим" (ст.37): это, говорит, есть первая и наибольшая заповедь. Но вслед затем Он присоединяет к ней другую — подобную: : возлюби ближнего твоего, как самого себя (39), и в заключение прибавил, что в сих двух заповедях состоит весь закон и пророки, — то есть сущность всего учения закона и пророков.
Таким образом, Спаситель указал не только первую и большую заповедь закона, но и общее существенное содержание его заповедей, обнимающее собой все остальные без исключения. Все это, по смыслу Его слов, заключается в любви, которая, сосредотачиваясь в любви к Богу, проявляется потом любовью к ближним. Из этого видим, что Спаситель ставит дух и существо закона выше его внешних предписаний, и как Провозвестник благодати Нового Завета, который пишется на скрижалях сердца, указывает для человека высоту нравственного совершенства в его внутренней жизни — в чувстве сердца и вообще в проявлениях духовной жизни. Впрочем, Он не упускает здесь из вида положительных требований закона, и слов Его нельзя назвать каким-либо уклонением от прямого ответа на предложенный вопрос: обе указанные заповеди приведены Им из того же древнего закона, и еще прежде высказаны у Моисея в разных местах (Втор. 6:5;[1138] Лев. 19:18[1139]). Тут показывается, что и ветхий закон не составляет существенной противоположности с Новым Заветом и в коренных положениях своих имеет одну и ту же окончательную для человека цель — утвердить в его душе внутреннее общение с Богом и обратить это для него в предмет первой потребности.
Но где же прямой ответ на вопрос законника, когда Спаситель говорит сначала об одной заповеди, но тут же указывает на две, и в заключение ту и другую из них вместе устанавливает основанием закона и пророков? Которую из них нужно считать главной, и одну ли ее нужно признавать такой? Будем точнее держаться собственных же слов Спасителя. Когда Он приводит заповедь о любви к Богу и говорит, что это есть первая и наибольшая заповедь в законе, то значит, так и нужно понимать ее. На нее даже и нельзя смотреть иначе, судя по самому содержанию этой заповеди и по самой форме ее изложения. Человеку вменяется в обязанность — любить Господа Бога своего всем сердцем своим, всей мыслью. Можно объяснять различным образом эти выражения, так, например, под "сердцем" можно понимать душевную способность чувствований, или, как другие понимают, стремлений, под "душой" способность живых ощущений, или же вообще духовную силу жизни и деятельности, под "мыслью" умственную силу человека. Но во всяком случае выходит то общее замечание, что любовь к Богу должна царствовать над всем, что есть в душе человека, занимать его собой ежечасно и ежеминутно — остается ли тут место для другой какой-либо сторонней любви? После этого можно разве только удивляться тому, каким образом законник, спрашивавший Иисуса, и другие не сознавали всего значения этой обязанности. Единственное на это объяснение мы находим в том вышеуказанном обстоятельстве, что они слишком отдалялись от внутреннего духа служения Богу и всю нравственную деятельность свою сосредотачивали на делах внешности, а потому здесь только и видели для себя правило жизни.
Но почему Спаситель приводит потом другую заповедь закона, считая Свой ответ как бы неоконченным? Он говорит, что вторая заповедь подобна первой — y иудеев были очень извращены и сужены понятия о любви к ближним, которую они ограничивали приязнью к единоплеменникам, и то более внешней, чем внутренней — теперь Христос внушает законнику должное понятие о том, как важна священная обязанность любви к ближним и какого требует к себе внимания. Заповедь о любви к ближним подобна первой — потому что, как и первая, сосредотачивает внимание человека не во внешних, условных отношениях приличия или каких бы то ни было житейских форм, которые часто бывают сухи и холодны, без содержания, а во внутреннем чувстве благорасположенности. Требует от человека таких же чувств бескорыстия и самоотвержения, как первая, наконец, нераздельно с ней соединена при самом исполнении. Только истинная любовь к ближним в человеке может подать твердое и несомненное свидетельство о том, что он любит Бога, потому что здесь человек имеет самое живое и близкое к нему поприще для развития и выражения собственной любви к Богу. "Не любящий брата своего, которого видит, — говорит апостол Иоанн, — как может любить Бога, Которого не видит?" (1 Иоан. 4:20).
По смыслу апостольского замечания выходит, что если любовь человека не обнаруживается надлежащим образом в отношении к его собратьям, то значит, она и вовсе не существует у него в действительности и не имеет для себя соответственного вещественного выражения. В отношении к христианину замечание апостола тем более имеет применения, что христианская любовь к ближним существует ради Бога, и держится на единстве общей веры и благодати искупления. Христианин, любя общего Отца всех, любит потому и каждого, рожденного от Него (1 Иоан. 5:1[1140]); также точно любит он и всех людей, как предмет божественной любви.
Это в особенности и соединяет обе заповеди тесным союзом, не нарушая господствующего значения одной из них и в то же время в обеих вместе сосредотачивая успех человеческого усовершенствования.
Заповедь закона говорит, что человек должен любить ближнего, как самого себя. A как обыкновенно выражается у нас любовь к самим себе? Не одним только словом или случайным возбуждением внутреннего чувства, — но всегда вместе и делом: мы находимся постоянно в движении и деятельности, заботясь о своем благосостоянии. Значит, и в отношении к ближним своим человек должен быть исполнен такой же деятельной благожелательности и готовности служить их пользе.
Когда потом снова собрались фарисеи, Спаситель со Своей стороны предложил им вопрос, который должен был обличить несостоятельность их понятий о личном достоинстве Мессии. Иисус Христос, давая им частые и очень убедительные уверения в том, что Он есть истинный Мессия, в то же время неоднократно свидетельствовал о Себе, как о Сыне Божьем; но это последнее обстоятельство, вместо того, чтобы усилить в них веру в посланного Богом Спасителя, обращалось у них только в укор для Него. Поэтому Он теперь относится к ним с общим вопросом: "что вы думаете о Христе, — чей Он сын?" Отвечают Ему: "Давидов" (Мф.22:42). Ответ был верный и согласный с Писанием, но не полный, потому что не говорил ничего о божественном достоинстве Мессии, которое они в действительности и опускали из внимания. Теперь Спаситель указывает им на свидетельство самого Давида о Мессии и спрашивает: как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: "сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих." (Псал. 109:1). Без сомнения, фарисеи были очень хорошо убеждены, что приведенное место Псалмопевца относится к Мессии, и что имя Господа, которое здесь Ему присваивается, указывает на Его божественное величие, потому что ни слова не могли ответить на предложенный вопрос, и следовательно, самим молчанием своим признали, что Иисус Христос, являясь в качестве Мессии, имеет право присвоить Себе величие и божественную власть. Как бы то ни было, — для нас, при объяснении указанного псалма, настоящий случай имеет очень большую важность, потому что Сам Спаситель ясным образом определяет значение слов Псалмопевца.
Библиографический указатель слов, бесед и поучений на 15-ю Неделю по Троице
Филарета, митроп. Московского, т. IV.
Платона, митроп. Киевского. "Избран. Слова."
Григория, арх. Казанского и Свияжского. Соч., том I, стр. 292.
Евсевия, арх. Могилевского. Проповеди на воскресные и праздничные дни. Часть I, стр. 372.
Филарета, арх. Черниговского. Слова и беседы. Часть IV, стр. 109.
Сергия, арх. Владимирского. Годичный круг слов, стр. 89.
Иакова, еписк. Нижегородского. Слова и речи. Часть ΠΙ.
Виссариона, еписк. Костромского. Поучения, говорен. в Костроме, стр. 161.
Гавриила, еписк. Имеретинского. Слова и речи. Изд. 1893.