Читать интересную книгу "Смешенье (1-2) - Нил Стивенсон"

конхоида де Слюза, квадратрисса Гиппия, эпитрохоида, трактрисса, овалы Кассини. Сперва Джек дивился, как геометры выдумали столько кривых, потом понял, что кривые бесконечны; чудо, что поэты, или писатели, или кто там сочиняет новые названия, успевали вслед за геометрами обзывать все завитушки в докторовой книге. Теперь до него дошло, что геометры и словоплёты – лишь чахлые побеги южно-азиатского оружейного древа. Во всей Индии не было ни одного прямого лезвия. У некоторых рукоять продолжалась клинком; они попадали в категорию сабель. У других смертоносная часть была насажена на длинную рукоять; их Джек классифицировал как копья или топоры, в зависимости от того, нужно было ими тыкать или рубить (по крайней мере, судя по виду). Те, что с тетивой, видимо, следовало называть луками. Однако все сабли были кривые: некоторые изгибались в одну сторону, затем, передумав, сворачивали в другую; некоторые вились, как змеи; некоторые имели рубящую кромку разной формы и то сужались, то расширялись; некоторые раздваивались или заканчивались крюками, клювами, шипами, лопастями, жалами и даже спиралями. Попадались лезвия в форме подков, перьев, козьих рогов, заливов, фаллосов, рыболовных крючков, бровей, гребней, знаков Зодиака, полумесяцев, ольховых листьев, персидских туфель, весёлок для теста, пеликаньих клювов, собачьих лап и коринфских колонн. И это не считая поистине чудны́х приспособлений из двух-трёх таких клинков, нагретых на огне и скованных вместе кузнечным молотом. Ударное оружие на длинной рукояти (топоры, секиры, молоты, алебарды и военизированные сельскохозяйственные орудия: боевые серпы, ратные цепы, бранные мотыги и тактические тёсла) отличалось не меньшим разнообразием. Джека почему-то особенно смущали луки: не добрые старые полумесяцы из английского тиса, а какие-то исполинские паучьи лапы: чёрные, блестящие, жилистые, изгибающиеся в обе стороны, иногда длиннее с одного конца, чем с другого, – не поймёшь, где верх, где низ, что тут рукоять и какой стороной это надо разворачивать к противнику. И для каждого из видов оружия существовало отдельное шеститысячелетнее боевое искусство со своими ритуалами, терминологией, упражнениями и секретами, постичь которые можно лишь за целую жизнь самоотверженного ученичества.

– Я думал, ты скажешь, что всё это убожество в сравнении с оружием неприятеля, – проговорил Джек.

– Ты стал такой желчный, что в последние несколько часов я избегал затрагивать тему неприятеля, да и все остальные тоже, – ответил Сурендранат.

Баньян ехал в паланкине, Джек – на лошади. Возможно, этим и объяснялась желчность, ибо один возлежал под пологом, а другого защищал от солнца только тюрбан.

– Воистину это царство самого Гордия, – сказал Джек.

– Кто такой Гордий?

– Один малый, у которого был узел такой сложный, что его удалось распутать, только разрубив пополам. У франков эта история вошла в пословицу. Мы собираемся сделать то же самое. Чем позволить им скрестить с маратхами ятаганы, китары, кханды, ханджары, джамдары и так далее, мы разрубим гордиев узел.

– Может, для вас эта история очень важна, но мне она ничего не говорит, – заметил Сурендранат. – Я предпочёл бы получить какой-никакой план сражения до встречи с врагом, которая, вероятно, произойдёт сегодня же ночью.

Сурендранат всего лишь высказал вслух то, что мучило самого Джека. Они так долго добывали фосфор и так долго после этого отходили, что не успели подумать, как будут его использовать. Потому призвали Врежа, Патрика, мсье Арланка и мистера Фута. Все они ехали верхом. Ван Крюйк накануне вечером оттяпал себе кончики пальцев и ещё не вполне оправился от шока и опия. Его тоже несли в паланкине.

– Край, по которому мы едем, – начал баньян, – не блещет живописными красотами, поражающими ум и воображение, но это самая опасная и беспокойная часть Индии.

Они выехали из Сурата, стоящего в устье реки Тапти, и с тех пор двигались на север по караванному тракту вдоль побережья в нескольких милях от моря. Время от времени он пересекал очередную реку, которая, как и Тапти, вилась на запад к Камбейскому заливу, лежащему от них по левую руку. Все знали, что самая большая из них зовётся Нармада и сегодня они до неё доберутся, но вокруг не было ни одного пригорка, чтобы посмотреть, далеко ли ещё до реки. Прибрежная равнина напомнила Джеку нильскую дельту: такая же влажная, так же изобилующая селениями и предстающая путнику чередованием болот, полей и рощ деревьев, которые растят (или по крайней мере не вырубают) за то, что они дают плоды, масло или волокно. «Дальше на север мы увидим более диковинные края, – пообещал Сурендранат, – но тогда мы будем вне опасности».

– Если представить Индостан как огромный алмаз, – продолжал он, – то Нармада, куда мы сегодня выйдем, будет трещинкой в самом его центре. Индия спокон веков делилась на множество княжеств. Названия их менялись, как и границы, за единственным исключением – Нармада всегда оставалась естественным рубежом севера и юга. К северу от неё захватчики сменяют друг друга, власть над городами и крепостями переходит от одной династии к другой. На юге всё иначе. Вам его отсюда не видно, но весь Индостан с запада на восток пересекает горный хребет Сатпура. Нармада берёт исток на его северных склонах и на протяжении многих дней пути бежит в глубоком ущелье. Западная оконечность хребта зовётся Раджпиплскими холмами, и, если бы не дымка на горизонте, вы бы увидели их справа. В дне пути отсюда Раджпиплские холмы отступают от Нармады, и она, не стеснённая более отвесными берегами, петляет и вьётся по равнине, пока не впадает в залив, образуя широкое устье наподобие того, что мы оставили позади.

Моголы не многим отличаются от других воинственных народов, владевших севером в прошлые тысячелетия; оружие и тактика, несокрушимые в пустынях и на равнинах, не помогли им пробиться через горы Сатпура. Но в отличие от тех, кто довольствуется завоёванным, моголы жаждали превратить весь Индостан в часть Дар аль-Ислама, поэтому двинулись на юг единственно возможным путём – тем, по которому мы сейчас едем. Прибрежные города, такие, как Бхаруч на Нармаде и Сурат на Тапти, они легко захватили и с трудом удержали. Однако к югу от Сурата внутреннюю часть Индостана отделяют от моря высокие Балагхатские горы, куда непокорные индусы – маратхи – всегда могут отступить, если не хотят сойтись с моголами в открытом бою на равнине. Подобным образом и Сатпура, и даже Раджпиплские холмы остаются оплотом маратхов. Время от времени моголы теснят их из холмов, потому что маратхи – как нож у горла могольской коммерции. Как вы знаете, вся торговля с Западом осуществляется через Даман, Сурат и Бхаруч, а предводители маратхов отлично знают, что могут отрезать связь этих портов с