Интересно, что вообще-то огромная, вековая тайна не казалась ни мрачной, ни жуткой. Что путь кольца отмечен кровью, не думали ни Игнатий Николаевич, ни его сыновья. Вряд ли думал Александр Игнатьевич, что Володя прочитает нечто похожее на эту латинскую надпись. Не сумев достигнуть сам, завещал тайну любимому внуку. Чего ожидали они, предки? Не сумев сами достигнуть небывалого могущества, видели близ смертного одра — вот сын, вот внук поворачивает на пальце сияющее, светлое кольцо… И что тогда? Да, правда, что тогда? Что захотел бы взять дед, засветись на его пальце кольцо Соломона? Кольцо, делающее его всемогущим? Что?!
Возвращение порушенного, погубленного? Чтобы вся история XX века пошла иначе? Чтобы не грянул выстрел в Сараево, чтобы никогда не было битвы на Марне, Большой Берты[22], иприта, огнеметов, Брусиловского прорыва?
Чтобы Вильгельм II вступил бы в общество вегетарианцев, чтобы Троцкий занялся бы общественно-полезным трудом, Николай II стал бы реально оценивать окружающее, Клара Цеткин вышла замуж и родила троих детей?
Но тогда, если вернуться, получалась удивительная вещь: или владелец кольца должен был остаться единственным на Земле, знающим, от чего спаслось человечество. Или должен был бы сам все забыть… пусть даже оставаясь с кольцом на пальце.
Или все-таки не так? Не возвращение? Космические силы извлекают, выдергивают откуда-то приседающего от ужаса главу Реввоенсовета — Гришку — кухонного мужика, с остекленевшими глазами. Ему можно задавать любые вопросы, делать с ним все, что только захочется душеньке. Пригласить и тех, кто приехал за Курбатовыми в ночь на 26 июля 1929 года. И тех, кто посылал приехавших.
Спины драпающих красножопых. Сволочь, охватываемая гудящим пламенем, которое ты наслал, ты… Целые полки НКВД, обрушенные в шахты, друг на друга, и все с объяснением, с комментариями — за что. Целые здания со всей набившей их красножопой мразью, жиреющей на крови собственного народа. Целые управления, проваливающиеся под землю, к черту (ох! не поминать бы, право…).
Володя с трудом разжал руки — пальцы судорожно впились в ладони, до синяков. Вольно смеяться над евреями с их судорожной жаждой мести, а оказавшись в том же положении…
Соблазн велик, и не только для деда. Вот только сама помощь — от кого? Выходит, что оттуда же, из преисподней. Оттуда, где дом коммунистов. Так что теперь, во имя мести идти туда же, где они?
Каковы бы ни были грехи предков (все мы как-то не совсем безгрешны…), Володя не мог допустить, что они находятся там же, где и их мучители. Все тот же легендарный Гришка…
Василий вошел явно поспешно, запыхавшись, зрачки его были расширены.
— Васька, пойдем спать на второй этаж? Там у деда громадная кровать, на пятерых… Здесь как-то нехорошо, Вася… да и что нам, право, ходить и собственного дома бояться?
— Да, пожалуй что, ты прав…
И насколько прав, почувствовал Володя, когда надо было выключить в кабинете свет, пройти темным коридором наверх.
Собственный дом, семейное гнездо, стал им жуток… дожили!
В спальне деда Шуры и впрямь стояла огромная двуспальная кровать, как выразился Вася, «ностальгическая». На ней было вполне уютно, разместиться мог целый взвод, а главное, подальше от кольца.
Последней мыслью Володи было как раз — что делать с проклятым кольцом?
А утром кольца не было на столе в дедовском кабинете. Окно так и было открыто, и если кольцо сперли, никто не мешал поживиться и книгами, и всем, что в ящиках стола. Но больше не пропало ничего, и ни на столе, ни на стеллажах как будто ничего не изменилось.
Выводов могло быть только два: действовали люди, прекрасно знающие, что нужно брать. Тогда кольцо попадает в руки тем, кто согласится выполнить условие. Или кольцо вернулось туда, откуда пришло. Ловушка не захлопнулась.
Разговоров было на весь день, разговоры были и потом, и уж о чем, о чем, а о кольце и Василий, и Володя расскажут и детям, и внукам. Но с этого утра кольцо превратилось в легенду, в историю.
ГЛАВА 2
Суд Моисея
Исполнить условие договора Миней согласился сразу. Что называется, принял душой и считал цену еще пустяшной. Что его ложа погибла, он уже знал и был уверен — это и есть настоящая игра. Вернее — проявления игры. Впрочем, жалкий инженеришка был бы последним лицом, на которое упало бы подозрение Великого Теневика. Вот руку Сола Рабина во взрыве очень, очень подозревал последний из Астральных Братьев.
Хотя в чем-то, как ни странно, гибель ложи была Минею Израилевичу на руку — не с кем сделалось делиться. А что дело завертелось всерьез, следовало одно — надо быстрее добираться до кольца. Стоит надеть его на палец, и господин Сол Рабин еще ответит за свои делишки… Не будет ни красоты, ни его поздних внуков там, куда его засунет длинная рука Минея!
Как ни странно, вопрос был за техническим исполнением. И не потому, что был Миней Израилевич добр или верил в обязательность каких-то правил или в спасение души… От рассуждений на эти темы он всю жизнь только презрительно кривил губы.
Но ведь будут какие-то конвульсии, дергания, плач… А вот этого Миней терпеть не мог. Впрочем, выход отыскался. Давая заказ, Миней Израилевич просто попросил напоить тем, что дал в пузырьке…
Самым неприятным было раздеть это гадкое, грязное, сопливое, стократ обмоченное существо. Миней Израилевич содрогался от омерзения. Плыл отвратительный запах, местами пеленки приставали к золотушному тельцу. Приходилось их отрывать, и Миней боялся все же разбудить. Но нет, средство не зря было патентованное.
Конечно же, решиться было трудно. Миней Израилевич прикрыл создание простынкой — попросту куском чистой тряпочки. Прикинул, в какую сторону потечет, положил туда кольцо. Примерился, прицелился… Зашлось сердце, и остановился. Нет, все же было трудно, даже если действовать технично. Какое-то время Миней Израилевич стоял с бокалом коньяку, чувствуя блаженное тепло, наслаждаясь ломтиком лимона. Дело надо было кончать! Миней быстро подошел, схватил кинжал, ударил… звук был, как если разделывали мясо. Потом, правда, было какое-то бульканье, сипенье, и Миней Израилевич, несмотря на коньяк, сразу вышел. Сел удобно, раскурил трубку с капитанским «экстра». Сердце упокаивалось… тем более, из другой комнаты больше ничего не доносилось.
И Миней Израилевич вошел в комнату, не глядя на простынку, извлек из теплой лужицы кольцо. Отошел, протер, брезгливо морщась… Дотер, надел на палец… И снова захлебнулся, сердце снова бешено ударило. «Превознесу тебя выше всех владык земных»… Вот оно, кольцо Соломона, мягко сияет на пальце… Выше всех владык… Выше Сталина… Берии… Гитлера… Кружилась голова от собственной власти, от грандиозности гешефта[23]. Он теперь — Царь Иудейский! И Владыка Мира! Царь Вселенной! Повелитель стихий, как древний царь Соломон! Ну, для начала — пусть тут, на столе, прямо рядом с кровавым полотном, ляжет золото! Слиток в десять килограммов! Хочу золота! Миней Израилевич судорожно крутил кольцо. Золото не возникало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});