А всадники остались где-то позади. Необходимость на всем скаку повернуть обратно застала их врасплох, и теперь бык далеко опередил их. Даже самые ближние не могли поспеть вовремя.
Все остальные наездники уже спешились. А кто же пеший осмелится преградить дорогу мчащемуся во весь опор разъяренному быку!
Мужчины растерялись; их громкие крики смешались с отчаянными воплями охваченных ужасом женщин. Будут жертвы... может быть, не одна. Никто не мог быть уверен, что его не настигнет смерть.
Повозки, полные перепуганных насмерть женщин, выстроились рядами по обе стороны скамей и тянулись дальше по лугу, образуя нечто вроде полукольца. Вот бык уже в этом полукругу, повозки не дают ему свернуть ни вправо, ни влево и он бешено мчится прямо к скамьям, словно решил прорваться сквозь них. Женщины вскочили и, обезумев от страха, кажется, готовы были прыгнуть прямо на рога чудовища. Ужасная минута !
И в эту минуту перед повозками появился человек, пеший, с лассо в руках. Едва выступив из толпы, он взметнул над головой лассо. Мгновение – и петля обхватила рога разъяренного животного.
Не теряя ни секунды, человек мчится к невысокому дереву, растущему посреди полукруга, и быстро обматывает вокруг ствола свободный конец лассо. Помедли он еще миг, и было бы поздно.
Едва он успел завязать узел, как сильный рывок возвестил, что бык оказался на привязи. Лишь только он отбежал на всю длину лассо, петля которого туго обхватила рога, какая-то непонятная сила внезапно остановила озадаченное животное, отбросила назад, и бык тяжело повалился к ногам зрителей.
– Браво! Viva! – раздались крики, едва лишь сотни замерших в ужасе людей пришли в себя настолько, что к ним вернулся голос. – Viva! Viva Карлосу, охотнику на бизонов!
Не кто иной, как он второй раз сегодня доказал всем свою ловкость и отвагу.
Однако бык еще не побежден, он лишь ограничен определенным расстоянием – длиною лассо, – и, поднявшись на ноги, он с яростным ревом кидается прямо на людей. К счастью, лассо не настолько длинно, чтобы он мог ворваться в ряды зрителей справа или слева, и снова он падает, оседает на передние ноги. Толпа в страхе бросается врассыпную: как знать, а вдруг петля все-таки соскользнет? Но вот подоспели всадники. Новые лассо обвились вокруг шеи быка, опутали ноги, и наконец его безжалостно опрокинули на землю, и он уже не может шевельнуться.
Вот теперь он окончательно покорен и больше уж не побежит. А так как для этой игры приготовили всего двух животных, на сегодня погоня за быком окончена.
Пока шли приготовления к другой большой игре сегодняшнего праздника, некоторые всадники демонстрировали менее высокое искусство верховой езды. Это было нечто вроде интермедии, и каждый показывал что вздумается. Например, набрасывал лассо на ногу человека, бегущего во всю прыть, затягивал петлю на лодыжке и, разумеется, опрокидывал его. Делали это очень многие, и всадники и пешие, – как видно, для этого не требовалось особого мастерства; во всяком случае, так полагали самые искусные – те, что считали ниже своего достоинства участвовать в этой забаве.
Затем всадники показали номер со шляпой. Тут хитрость заключается в том, чтобы, пустив коня галопом, бросить свою шляпу наземь, а потом на всем скаку, перегнувшись с седла, поднять ее. Почти все справились с этим одинаково успешно, и лишь самые молодые считали это знаком особой ловкости. Чуть не двадцать юнцов кружили на конях перед зрителями, сбрасывали свои сомбреро на землю и вновь на всем скаку подхватывали их.
Но поднять предмет поменьше уже не так легко – например, монету, лежащую на земле; тут не зазорно попытать счастья самому искусному наезднику.
Вперед выступил комендант Вискарра и потребовал тишины. Он положил на землю испанский доллар и провозгласил:
– Доллар достанется тому, кто поднимет его с первого раза! Ставлю пять золотых, что сержанту Гомесу это по плечу!
Несколько минут все молчали. Пять золотых – это большие деньги. Только богач может рисковать такими деньгами.
И, однако, вызов не остался без ответа. Вперед выступил молодой скотовод.
– Полковник Вискарра, – заговорил он, – я не стану спорить, что сержанту Гомесу это по плечу, но держу пари: тут есть и другой человек – он сделает это не хуже Гомеса. Не угодно ли вам удвоить ставку ?
– Назовите этого человека!
– Карлос, охотник на бизонов.
– Хорошо, я принимаю ваше пари. Кто еще хочет попытать счастья? – продолжал Вискарра, обращаясь к толпе. – На место поднятого доллара я всякий раз буду класть новый. Но только помните – поднимать с одного раза!
Некоторые пытались – и потерпели неудачу. Кое-кто дотронулся до монеты и даже сдвинул ее с места, но никому не удалось поднять ее.
Наконец на луг выехал кавалерист на крупной гнедой лошади – все узнали сержанта Гомеса. Это он первый нагнал быка, но не сумел свалить его. Сразу было видно, что он до сих пор не примирился с неудачей, – его и без того хмурое изжелта-бледное лицо совсем помрачнело. Он был рослый, крепкий и, бесспорно, хороший наездник, но уж слишком грубо, несоразмерно сложен; ему не хватало гибкости и подвижности.
Дело требовало кое-каких приготовлений. Сержант проверил седельные подпруги, снял саблю и портупею и тронул коня.
Через несколько минут лошадь, умело направляемая всадником, оказалась подле монеты, блестевшей на солнце. Гомес нагнулся и попытался схватить монету. Ему удалось было поднять ее с земли, но он недостаточно крепко зажал ее в руке, и монета выскользнула из его пальцев, прежде чем он успел выпрямиться.
Толпа разразилась криком – тут были и восторг и негодование. Большинство относилось к Гомесу благосклонно, потому что за него стоял Вискарра. Не то чтобы полковника Вискарру очень любили, нет, но его боялись и поэтому старались не перечить ему.
Теперь выехал вперед Карлос на своем вороном коне. Все взоры обратились на него. Его красота могла бы вызвать всеобщее восхищение, если бы не его слишком светлая кожа. Это заставляло относиться к нему с недоверием: ведь он был человеком другого народа!
Однако женские сердца не разделяли этого предубеждения, и не одна пара темных девичьих глаз вспыхивала восхищением при виде светловолосого американца, ибо Карлос, охотник на бизонов, был родом американец.
Но нет, не только женщины смотрели на него благосклонно, не только они шептали слова одобрения. Среди низведенных почти до уровня животных индейцев из племени тагносов. которые жили, согнувшись в три погибели и не поднимая глаз, были люди, мечтавшие о давно прошедших днях; они знали, что когда-то их отцы были свободны; на тайных сборищах в горной пещере или в мрачной глубине лесной чащи они все еще возжигали священный огонь богу Кецалькоатлю[10], все еще говорили о Монтесуме, о свободе.