что?
— Когда идут в лес, нюхают цветы, смотрят на небо, дышат воздухом, скачут на лошади.
— Скачут? На лошади?
— Такие высокие животные. Им садятся на спину, и животное везёт тебя.
Машэ застыла с расширенными глазами — наверное, пыталась представить. Потом приставала ко мне, кто такие эти лошади, какие бывают и как это – скакать? Она даже перестала бояться панели, и мне удалось показать ей и диких лошадей, и скачки, и охоты. Девчонка смотрела и, казалось, не верила увиденному, такое сомнение было написано на лице. А я потихоньку смеялась над её реакцией.
Когда Всёля скомандовала: «На выход!», то Машэ, которую, видимо, любопытство распирало больше, чем меня нетерпение, побежала первой.
Конечно, команду ей передала я, но я всё ещё одевалась, когда она уже топталась в чем была — в штанах, длинной рубашке и косынке — у двери. Косынка стала нашим повседневным атрибутом. Ею Машэ стыдливо прикрывала свои отрастающие волосы — я уговорила её дать себе свободу хотя бы в этом, убедительно пообещав сбрить всё снова по первому же требованию.
Дверь наружу всегда открывалась из зала приёма, чтобы прямо от порога начать принимать меры, если помощь требовалась неотложно. И вот эта дверь опять открыта, но не для того, чтобы выпустить меня за кем-то очень важным для Всёли, а просто так.
Это было очень необычно – не спешить, не рассматривать в мыслях движущихся картинок («Роликов, Всёля, роликов, я знаю!»), не вспоминать подобные случаи из своего опыта или вычитанного в книгах.
И я волновалась, когда увидела, что там, снаружи.
Приёмный зал наполнился щебетом птиц, шумом ветра и чуть позже — запахами. Горячими смолистыми запахами летнего леса, ещё не перегретого полуденным солнцем, но уже такого по-утреннему ароматного: и хвоя, и сухой лист, и земля, и травы, и ягоды...
Я с волнением сделал шаг наружу и вспомнила о девочке Машэ, выросшей в краю пустынь и степей. Обернулась.
Дитя замерло на пороге и во все глаза смотрело вокруг: на деревья, тонущие в вышине синего неба, на зеленеющие траву и кусты в густой и не очень тени крон, на мою Куклу — лошадку с отцовской конюшни. Чтобы не взвизгнуть от восторга, я прикусила руку — Кукла не любила громких звуков и могла шарахнуться. Лови её потом по лесу...
Я осторожно подошла к старой знакомой, едва не плача от радости. Как Всёля смогла это сделать?!
— Стечение обстоятельств – это моё любимое дело, Ольга. Иди гуляй. Я позову, когда придёт пора.
Лошадка была в упряжи, под седлом. Я засунула руку под потник — горячая, но не мокрая. Хорошо. Потрепала её по бархатному носу и едва не взвизгнула от восторга.
— У, Кукляша! Помнишь меня? — спросила весело и обернулась к Машэ. — Это лошадь. Видела таких?
Она кивнула, потом помахала отрицательно головой. Лошадь её не привлекла.
Зато лес... Девчонка была испугана, но и очарована. Долго стояла неподвижно, впитывая впечатления окружающего мира, потом сделала несколько осторожных шагов, прикоснулась к коре ближайшего дерева. Наклонилась к траве. Сорвала цветок. Долго рассматривала его. Сделала ещё несколько робких шагов.
Я мялась возле лошадки – мне хотелось вскочить в седло.
— Всёля, — позвала я. — Девчонка останется тут, двери не закрывай, хорошо?
— Само собой, — пробурчала моя «подруга».
— Машэ, — позвала я ласково, и когда девчонка с вопросом во взгляде обернулась ко мне, сказала: — погуляй тут недалеко. Хорошо? Дверь будет открыта, ты всегда сможешь укрыться, если будет надо.
— Будет надо? — тревога отразилась на её лице.
— Нет. Тут никого не бывает. Просто говорю на всякий случай, — успокоила её я, стараясь унять детское желание дать лошади шенкелей. Улыбка предвкушения растягивала мои губы, а руки нетерпеливо перебирали повод.
Машэ осторожно кивнула — такая смешная и немного нелепая в своей балахонистой одежде и косынке — и проводила взглядом мой прыжок в седло.
А я пустила Куклу шагом, чувствуя, как она послушна и будто тоже рада, а потом легкой рысью — в лесу не тесно, но и дороги здесь нет, а лошадку лучше поберечь.
Тело помнило всё — и как пружинить в седле, и как держать руки, и как сжимать бедрами бока лошади.
Душа пела от радости. Блаженство! Я чувствовала движение мощных мышц животного, солнце мелькало в ветвях, глаза щурились навстречу ветру. Ах, как же прекрасно!
Сколько я так скакала, не знаю. Но солнце уже прошло зенит и стало клониться к закату, когда я очнулась от голода и усталости и стала искать путь обратно. За время прогулки меня посетило тихое ощущение счастья, волна благодарности от Всёли и уверенность, что вопрос со счастьем Машэ тоже решился.
Я кликнула Всёлю, чтобы определить куда возвращаться.
— Ты далеко?
— Да. Ольга, двигайся назад. Пора, — расслышала я слабый отголосок зова Всёли.
— Уже! — прекрасное настроение наполнило меня любовью к миру, сделало все проблемы незначительными и решаемыми. — Мчусь!
И я поскакала на её голос. Довольно быстро выбралась прямо к открытой двери моей Всёли.
— А где Машэ? — спросила и спрыгнула с лошади.
— Ольга, надо её найти. Ситуация угрожающая.
Ледяной ком собрался в желудке, солнце будто померкло, а птичий гомон показался каким-то зловещим.
— Что случилось?
— Сюда идёт Игорь.
Вселенная! Игорь?
И моё сердце заколотилось, забилось о рёбра. Игорь?! Как он мог тут оказаться? Почему? А где Машэ?
Я бросила повод и, задрав юбку, побежала в лес — меня гнал ужас.
— Машэ! — кричала я. — Машэ! Где ты?
В ответ — ни звука. Только птицы щебечут, лес шумит да пот ползёт по моему виску.
— Где она, Всёля?!
— Где-то, где садится солнце, — услышала я тихое, на ходу разворачиваясь в нужную сторону. — Она счастлива, Ольга. Но нам надо уходить.
— Сама знаю, — шикнула я и снова принялась кричать.
Машэ, конечно, девчонка ловкая, вон что ногами и рукам выделывала в своём мире, но вот лес она видит впервые и далеко уйти не могла.
Или могла?
— Машэ! — я делала короткие остановки, переходя от полянки к полянке, и всё звала и звала её. — Машэ!
Она нашлась под сосной, на солнышке. Без косынки, со знакомым выражением лица — я с таким только что на лошади скакала.
— Запомнить! — скомандовала, быстро обвела полянку взглядом