Читать интересную книгу Трасса смерти - Боб Джадд

На палубе сухогруза стояла какая-то молодая женщина. Она смотрела в моем направлении, видя, вероятно, как ее судно отражается в огромных стеклянных блоках современного отеля. Потом она открыла дверь и исчезла за ней.

— Как менеджер команды могу сказать, что водитель был неклассный. Он слишком старался и слишком спешил. А что ты имел в виду под своим «это хорошо»?

— Я хочу сказать, что мы сейчас получаем интересные результаты в связи с нашей компьютерной аэродинамической трубой. И еще потребуется несколько недель, пока мы получим новую конфигурацию диффузора, так как чертовски много времени уходит на углеродистую сталь. Но новые пластины оперения переднего крыла уже почти готовы. Они помогут тебе держаться на трассе подальше от ограждения.

Творцы аэродинамики любят изображать из себя вольных духов, витающих в высших сферах неисследованной области физики. Они парят (до тех пор пока вы не развеете их грезы, предложив пообедать за ваш счет).

В принципе, все очень просто: можно либо поднять крылья, чтобы лучше держаться на поворотах, или же опустить их, чтоб повысить скорость на прямой. Короче говоря, можно поднять крыло, чтобы улучшить устойчивость, или опустить его, чтобы повысить скорость. Вся штука в том, чтобы поднимать и опускать крыло в одно и то же время. «Феррари» отыскала в 1991 году пробел в ограничениях на передние крылья, и с тех пор инженеры аэродинамики выдают все новые виды оперения передних крыльев, чтоб увеличить силу давления на перед машины.

— Мы и так еле ползем на прямой, — заявил я. — Я не нуждаюсь в большем торможении, мне нужно больше мощи.

Алистер проявил терпение, словно объяснял премудрости жизни недоверчивому ребенку.

— Мы дадим тебе больше скорости. Сейчас мы проверяем, как влияет форма переднего крыла на обтекаемость, добиваясь, чтобы она отводила поток воздуха от передних колес и от днища машины. В то же время мы ускоряем прогонку воздуха под крылом, чтобы снизить его тормозящий эффект. И мы большей частью уже избавились от завихрений, возникающих от передних колес. Разве это не великолепно? Ты меня слушаешь, Форрест?

— Частично.

— Дело в том, что все, что мы сейчас получаем на экране компьютера, пока только результаты расчетов, не проверенные на практике, но они обнадеживают. Мы можем проверить самые различные варианты векторных промежутков в трехмерном пространстве. Какое-то время у нас были неприятности со сложными кривыми на восходящем участке. Мы вот-вот закончим изготовление новых передних крыльев и сегодня вечером установим их на макет, дтобы у тебя было время проверить их завтра утром и посмотреть, что это такое. Какая там обстановка со всем этим дерьмом по поводу Сьюзен?

— Сьюзен держится молодцом.

— Да, она и в самом деле отлично выглядит. По всем каналам. Только вот в ней не просматривается тот шарм маленькой милой леди, которую я привык видеть.

— Да, это так.

— Она всерьез намеревается довести дело до суда? Все-таки сотня миллионов фунтов — мы могли бы заняться настоящей аэродинамикой.

— Пока не трать их.

— Ты сегодня полон юмора, Форрест. Всю ночь буду обкатывать крыло, так что раньше чем к утру до тебя не доберусь. Пока.

— Возьми самолет.

— Что ты сказал?

— Шутка.

— Правильно. Держи хвост пистолетом, пока меня нет.

— Попробую. Не слишком ли ты петушишься для своих лет и стажа? Неужели это крыло такое хорошее?

— Да, и мне только что звонили из «Эмрон».

— Когда я с ними встречался на Беркли-сквер, они сказали мне, что собираются купить часть твоей компании.

— Они хотят скупить всю. Я посоветовал им трахать самих себя. Получат огромное удовольствие. — Последовала пауза. — Между тобой и Сьюзен есть что-нибудь?

— Около восьми этажей шикарного отеля. Ты развлекаешься сам с собой более двух раз в день, Алистер?

— Что за чушь ты несешь?

— А что такого, поскольку мы говорим об интимных вещах. Сьюзен сейчас в трауре. И тебе наверняка трудно оценить это без программных обеспечений, но разные люди реагируют по-разному. Думаю, Сьюзен обозлена, крайне обозлена смертью Фила, и притянуть газету в суд — это для нее возможность как-то спустить пар.

— У тебя есть какие-нибудь свежие мысли по поводу гибели Фила?

— Если бы. Только и думаю об этом, но ничего нового не приходит.

— Я только что подумал вот о чем. Я сказал бы и раньше, но просто забыл об этом. Хочу сказать, что это случилось тогда, да и прежде было не редкость. А может, это и не имеет значения.

— О чем ты, Алистер?

— Он надел наушники. Поскольку мы все сидим на одном канале — это без разницы. Но знаешь, наушники лежали на стенке ангара, и я просто схватил какие под руку попались, а Фил схватил другие, и только потом я обнаружил, что на моих наушниках было написано его имя.

— А, эти маленькие ярлыки на липучке. Ты кому-нибудь говорил об этом?

— Нет. Я об этом не думал. Ты считаешь, тут что-то есть?

— Ну, если б ты был таким параноиком, как я, то тебе в голову пришла бы мысль, что тот, кто подстроил этот несчастный случай с Филом, может, охотился вовсе не за Филом.

— Ты только что утверждал, что я слишком хорохорюсь.

Я не мог заснуть. Послеобеденные квалификационные заезды прошли не очень удачно. С машиной вроде все в порядке. Просто она недостаточно быстра. Мы с Расселом перепробовали все и бились о бордюры дорожки, нажимая на акселератор на микросекунду раньше. Но компьютерные распечатки вынесли беспристрастный приговор. На прямой мы шли медленнее на 15 миль в час, чем машины команд «Вильямс» и «Мак-Ларен». Убирали крылья, выигрывали пару миль в час на прямых и ковыляли, как пингвины, на поворотах. Никакой активной подвески! Никакой автоматической трансмиссии! Никакого заумного двигателя, созданного творчеством тысяч инженеров, связанных воедино крупным моторостроителем. Мы гоняем допотопные машины в век гипертехнологии. Рассел пришел девятнадцатым, а я — двадцать первым. Где-то ниже допустимого.

Рассел заявил, что «мак-ларенов» он доставал на поворотах, но на прямых те просто исчезали из виду. Он хорошо водил машину, не боялся никакого риска и, будь у него достойная машина, после гонки мог бы подняться на пьедестал. Но он был рад и тому шансу, что в двадцать три года он уже был гонщиком «Формулы-1». Он был на подъеме, и, если мы не сумеем обеспечить ему приличную скорость, команда «Джойс» станет для него просто камнем на ногах. Он был самолюбив и еще не опытен, но проблем с ним не было.

Я и в самом деле так выразился: «не было проблем». Это у меня была проблема — мой пост менеджера команды. Оказалось, что я не в той форме, которая требовалась. У меня просто не хватало времени на привычные ежедневные трехчасовые тренировки. И я стал везде сокращаться, все упрощать. Ведь у меня было очень много дел, так что этот симпатичный курчавый мальчишка-блондин с острой нижней челюстью, который слегка припрыгивал при ходьбе и водил машины, как бог, «не создавал проблем». Я стал понимать, почему менеджеры команд ходят с видом, будто их хватили пыльным мешком из-за угла. Потому что о чем бы ни подумал — все «проблема».

Одна из проблем, например, была связана с газетчиками, которые толпились в ангарах, шныряли вокруг, делали снимки. Просили интервью. Команда носила куртки с надписью «Сногсшибательная Секси». Я сказал Сьюзен, что это по-детски и что это — плохой вкус. Она мне ответила:

— Когда это ты стал таким занудой?

— Еще с тех пор, как двадцать третий журналист попросил интервью о наших «отношениях», — ответил я.

— Ладно, придумай что-нибудь. Что-нибудь такое, чтоб я могла опровергнуть. Это долго не протянется.

Что еще мне причиняло беспокойство, это мерзкое, как вонь от лужи мочи под ковром, подозрение, что я забрался в постель Фила Джойса и захватил его команду. Что я воспользовался его смертью. Сьюзен, похоже, это не волновало. Но кто знает, что ей придет на ум завтра. Или на следующий день.

Эта вонь будет меня преследовать все время, пока я буду связан с командой «Джойс». А это значит, до конца сезона, потому что не было уже другой команды, куда бы я мог податься. Все мои деньги, полученные от «Шанталь», были вложены в «Джойс». И даже если я сменю команду, этим дело не кончится. Не кончится, пока не возникнет объяснение гибели Фила. И пока занимается рекламой Эверс.

А сон все не приходил.

Было еще не поздно, немногим более полуночи. А потому я натянул синие джинсы, надел шлепанцы и майку и направился в вестибюль, чтобы взять какую-нибудь книгу и отвлечься от своего подвешенного состояния и смутного чувства вины перед Сьюзен. Хотя винить себя было не в чем. Когда я вошел в холл, закрыв за собой дверь в свою комнату, Рассел спускался в холл в шортах, неся ведерко со льдом.

Улыбнулся, заметив меня.

— Форрест, старик! Ты куда-то крадешься в такую за полночь? Хочешь прогуляться в шалман, подцепить своих поклонниц? Дать им себя обнюхать? — Прямо за ним виднелась открытая дверь его комнаты.