Однажды вечером он не без удовольствия обдумывал сложившуюся ситуацию, сидя в своих апартаментах на первом этаже дворца. Когда-то здесь жили дофины, а потом комнаты занял регент. Очень скоро он пойдет к королю и предложит ему подписать кое-какие бумаги. Но пока время еще не пришло. У него была легкая депрессия. В этой половине дворца было очень тихо, и герцог вспоминал прошлое. Он думал о своей дочери, герцогине Беррийской, которая не так давно умерла. Герцог страстно любил свою дочь, и ее смерть переполнила его сердце печалью. Тут в дверях появился паж и сообщил, что к герцогу пришла герцогиня де Фалари.
Герцогиня была одной из любовниц герцога Орлеанского и жила вместе с ним во дворце. После оргии в парке жизнь во дворце стала степенной и уравновешенной.
Герцог попросил, чтобы ее провели к нему. Герцогиня отличалась живостью характера, и в таком состоянии духа Филипп нуждался в обществе человека веселого и легкого нрава.
– Подойдите ко мне, дорогая, – попросил герцог. – Посидите со мной. Я тут хандрю немного и надеюсь, что вы меня взбодрите.
– Хандрите? – воскликнула герцогиня. – Но почему? Что может огорчать вас, месье герцог… ведь говорят, что вы – второй человек в государстве после короля?
– Бросьте, – ответил герцог Орлеанский. – Подобное сравнение доставило бы мне большое удовольствие пару лет назад. Увы, возможно, я старею… сегодня я мыслями выше земных дел.
Герцогиня посмотрела на него с тревогой в глазах, и Филипп продолжил:
– Верите ли вы в жизнь после смерти? Даму сильно удивил такой вопрос, ведь этот человек брал с собой в церковь томики Рабле и читал во время мессы!
– Вам нездоровится, – забеспокоилась она.
– Я задал вопрос.
– Верю ли я в жизнь после смерти? – задумчиво переспросила герцогиня. – Да, верю.
– Но вы ведете неправедную жизнь?
– Я раскаюсь перед смертью, – пояснила она. – Так живет весь мир. Я не могу раскаяться сейчас, потому что тогда придется изменить всю свою жизнь. Мрачная перспектива, вы не находите?
Герцог не ответил.
– Вы не находите? – повторила герцогиня.
Герцог медленно сполз по стулу, раскинув руки.
Герцогиня испугалась. Она склонилась над ним и все поняла. Она выбежала из залы, призывая на помощь, но, когда помощь пришла, было уже поздно. Герцог Орлеанский умер.
Людовик заливался слезами. Его веселый дядя Филипп… умер! Жизнь слишком жестока. Его вырвали из рук мадам де Вантадур, у него забрали дядюшку Виллеруа, а теперь умер дядя Филипп.
Оставался только один человек, к которому он мог обратиться: Флери. Теперь самым любимым человеком Людовика стал Флери, и тот всегда был готов успокоить и дать совет.
Епископ Фрежюсский решил занять пост премьер-министра Франции, но его проницательность подсказывала ему, что его время еще не пришло. Он подождет, пока возникнет возможность подчинить своей воле короля, и тогда его поддержка обеспечит епископу достижение своей цели. Если он начнет действовать сейчас, то сразу же появится слишком много противников. Епископ догадывался, что герцог де Бурбон сразу же начнет лезть из кожи вон, чтобы занять освободившееся после смерти герцога Орлеанского место. Он знал герцога де Бурбона, и решил, что тот не особо страшный соперник.
Пусть Бурбон займет столь желанное для него место, пусть попридержит его… пока не придет время ему, Флери, епископу Фрежюсскому, взять власть и править за спиной монарха.
Бурбон не терял времени зря и быстро продвигался к своей цели, подталкиваемый своей неутомимой и честолюбивой любовницей. Двадцатилетнего де Шатре, принявшего ныне титул герцога Орлеанского, больше интересовала теология. По утверждению Бурбона, он абсолютно не подходил для должности премьер-министра, и поэтому герцог де Бурбон, будучи принцем королевской крови, состоявший, как он назойливо всем напоминал, в родстве с великим Генрихом IV, собирался занять этот пост самолично.
Но примет ли его король?
Скорбевший о потере любимого дяди Филиппа король, по подсказке Флери, дал требуемый ответ.
Самой важной придворной дамой теперь стала мадам де Пре. Она радостно отдалась делу управления Францией, но прекрасно понимала, что ее нынешнее положение напрямую зависело от любовника, и приняла решение не позволять ему жениться на даме, столь же сильно желающей власти, как и она сама. Таким образом, первостепенной задачей мадам де Пре было найти герцогу де Бурбону подходящую жену: самую скромную и невыразительную женщину в мире.
Мадам де Пре рассказала герцогу о своих планах. Тот был настолько очарован своей любовницей, что готов был соглашаться со всеми ее предложениями.
– Женитесь ли вы на даме, если я попрошу вас об этом? – спросила мадам де Пре герцога.
– Если вы прикажете – то да, – ответил он.
– Тогда готовьтесь к свадьбе.
– Умоляю, скажите мне хотя бы ее имя.
– Мария Лещинская, дочь Станислава.
– Что? Дочь изгнанного короля Польши? – удивился Бурбон.
– Именно. Да и отчего бы вам не жениться на дочери короля? А раз он в изгнании, то согласится отдать руку своей дочери любому. Она невзрачна, но ведь я вам все компенсирую.
– Вашей красоты хватит, чтобы дать счастье любому мужчине, – ухмыльнулся Бурбон.
– Домашняя, скромная, незаметная… она будет рада выйти замуж за Бурбона, герцога королевских кровей. Это как раз та девушка, которую я и искала вам в жены. Она никогда не помешает нам. Разве не этого мы оба хотим?
– Именно этого.
– Предоставьте все мне, – сказала мадам де Пре. – Я позабочусь, чтобы ваш брак состоялся.
Пока длился скандал, окончившийся отставкой герцога де Ла Тремуй, Бурбон совсем позабыл о своей женитьбе на дочери короля Польши. Герцог де Ла Тремуй был лидером небольшой группы молодых людей, среди которых были герцог д'Эпернон, сын графини Тулузской, молодой герцог де Жевре и еще мальчишка, которому было всего лишь пятнадцать, но он уже занимал пост государственного секретаря. Этот последний, Морен, был намного сообразительнее всех остальных, но, поскольку был не столь благородных кровей, среди них не выделялся.
Флери, ревностно следя, чтобы Людовика не начали интересовать женщины, сам подружил короля с этими молодыми людьми и поначалу не отдавал себе отчета в том, что их апатия, любовь к неге, пристрастие к вышиванию и обсуждению сплетен, сопровождающиеся поеданием огромного количества сладостей, таят в себе опасность.
Королевский двор пришел в ужас. Что же, Людовик станет новым Генрихом III, и им так же будут править миньоны? Людовику исполнилось четырнадцать, он стал сильным и здоровым парнем и, несмотря на сезонные приступы лихорадки, которыми он время от времени страдал, уже был способен иметь детей. О чем думали герцог де Бурбон и Флери, когда подвергали короля подобной опасности?