стараться помнить все, ты все забудешь… Но если выбрать момент, он всегда будет твоим, его ты всегда будешь помнить… Мне будет приятно думать, что ты живешь с одним мгновением обо мне и оно всегда будет жить где-то в твоем сознании.
Все, чего она хотела, — лишь один момент.
Я собирался сказать ей, что запомню больше, чем мгновение, но она закрыла мои губы кончиком пальца.
— Ничего не говори, — попросила она.
Я смолк.
И заснул с необъяснимой грустью, смешанной со странной радостью.
На следующее утро мадам Хаят была тише, чем обычно. Мы позавтракали, почти не разговаривая. На ней было не то короткое платье, которое она носила дома, а юбка до колен.
— Ты давно забросил учебу и работу, — сказала она после завтрака, — теперь тебе пора вернуться к своей жизни… Иди отдохни, и я тоже немного отдохну.
Она прогоняла меня. Я почувствовал, как начинаю краснеть. Я никогда не был так унижен. Не говоря ни слова, я направился к двери.
— Возьми, — услышал я ее голос.
Обернулся. Она протягивала ключи от машины.
— В любом случае я ею не пользуюсь, можешь взять ее на некоторое время.
Я хотел было категорически отказаться, но эти ключи показались мне знаком того, что мы можем продолжать наши отношения, а я не мог позволить себе разорвать их полностью. Я взял ключи. Только открыв дверь, она сказала:
— Собираешься уйти, не поцеловав меня?
Я повернулся и холодно поцеловал ее в щеку.
Когда я сел в машину, в моей голове звенели слова Ницше: «Даже в самой сладкой женщине есть еще горькое». И эта горечь выжигала меня изнутри.
V
Утром меня разбудил какой-то шум, но я чувствовал себя таким уставшим, что снова заснул. Когда же я спустился на кухню, чтобы выпить чаю, вокруг стола собралась возбужденная толпа.
— Что случилось? — спросил я Вышибалу.
— Приходила полиция с обыском и забрала двоих парней с нижнего этажа, — сказал он.
— За что?
— Они поделились публикацией в соцсети.
— Это преступление?
Услышав мой вопрос, молодой человек, которого все называли Поэтом, встал и сердито процедил сквозь зубы:
— Шутить о правительстве теперь преступление. Больше не до шуток.
— Ты серьезно? — спросил я.
— Они — серьезно, — сказал он.
У нас было ощущение, что мы стоим на ладони великана, который может сжать кулак и раздавить нас, когда захочет. Мы вдруг поняли, что любого из нас можно обвинить в том, что мы делали всегда и продолжаем делать, что нас могут забрать утром за шутку, за одно слово. Все были напуганы необъятностью возникшей угрозы. Мы молча разбрелись кто куда, я направился к парковке, где оставил машину.
Это происшествие разбередило мои тревоги. Эмоции, столь же сильные, сколь незнакомые, наслоились друг на друга и при малейшем толчке захлестывали меня, не вмещались во мне и пытались разорвать меня на части, как стая диких животных. Но больнее всего были вопросы о мадам Хаят.
Почему она прогнала меня? Что я сделал не так? Устала от меня? Встречается с кем-то еще?
Этот последний вопрос особенно меня напряг, никакие другие эмоции или мысли не могли перебить его болезненность. Я одержимо, до спазмов, до паралича хотел знать, где она, как будто если бы кто-то сказал мне: «Она сейчас там и там», это напряжение отступило бы, я бы смог разместить ее в своем воображаемом пространстве и расслабиться. Когда я не мог определить ее местоположение в пространстве, она ускользала, исчезала в таинственном облаке, время от времени появлялась оттуда обнаженной, смеялась, а затем снова сливалась с туманом. Эта неизвестность была воспаленным чревом безумного воображения, рождающим бесплодные сомнения.
Не иметь возможности достучаться до нее по своему желанию означало испытывать безмерное отчаяние ревности, иногда прикрытое маской тревожной заботы: я боялся, что с ней что-нибудь случится, что она умрет, более того — что ее убьют в одном из ее дерзких загулов. Вскормленные неизвестностью, пропитанные мраком, изувеченные плоды моего воображения росли и душили меня. Бывали и такие моменты опустошенности и изнеможения, что пропадали все эмоции. В такие минуты я чувствовал безмятежную усталость. Я не знал, как со всем этим справляться. Меня никогда этому не учили. Со временем я привыкну к этим кризисам, как к хронической болезни: страдание никуда не денется, но я смогу отдалять приливы этой боли. До того последнего рокового момента я всегда мог найти ее после того, как терял, и этого хватало, чтобы успокоить мое смятение.
Я сел в машину. Это была хорошая маленькая машина. Мне нравилось ее иметь, хоть она и не принадлежала мне. Мой отец со странным упрямством всегда отказывался купить мне автомобиль. «Мужчина покупает машину, когда начинает обеспечивать себя», — говорил он, но я полагаю, что его преследовал навязчивый страх автомобильной аварии, одной из тех, в которых гибнут дети богачей, и даже вмешательство моей матери не заставило его изменить мнение. Когда я был богат, я никогда не ездил в школу на машине, теперь, когда я стал беден, я ездил за рулем. Несмотря на холодную погоду, я открыл окно и положил руку на дверцу.
В тот день лекцию вел Каан-бей. У него был зычный, глубокий бас, неожиданный для человека его роста. Сначала он задал вопрос:
— Почему новшества большинства писателей сводились к изменению формы? Почему им больше нравилось менять форму, а не содержание?
Просканировав класс взглядом, он, как всегда, сам ответил на свой вопрос:
— Потому что суть не меняется.
Проходя между рядами, он продолжал тревожным голосом, как будто что-то его огорчало:
— Суть литературы в человеке… В чувствах людей. Семенем, из которого возникают все эмоции, является воля к обладанию. Когда вы хотите обладать человеком, его душой — это любовь. Когда вы хотите обладать человеческим телом — похоть. Когда вы хотите обладать силой, которая будет пугать людей и заставлять их подчиняться вашим приказам, — это жажда власти. Когда вы хотите обладать деньгами — это жадность. Когда вы хотите обладать бессмертием, правом жить после смерти — это вера. На самом деле литература питается и рассказывает об этих пяти главных жилах, которые исходят из одного источника — желания обладать. Вот что есть суть.
Он остановился и посмотрел на класс.
— Как вы измените эту суть? Вот в чем вопрос.
Внезапно сквозь его седую бороду пробилась улыбка.
— Я жду от вас ответа на этот вопрос в этом семестре… Или же приходите с контртезисом и опровергающими примерами. Подумайте об этом. Для меня опровержение моего тезиса более ценно,