С этими словами толстяк повернулся к своим рабам, которые под его грозным взглядом разом подхватили мешки, и небольшая процессия снова двинулась в путь.
Спустя четверть часа плутаний по полутемным каменным лабиринтам они вышли на круглую залитую светом костров и факелов площадь. Здесь царило лихорадочное оживление: из узких переулков группы рабов сносили к навесам у дальних домов похожие на тюки толстяка мешки, как пояснил им их провожатый, с провизией. Почерневшие от дыма молодцы в прожженных кожаных передниках подносили стрелы. Скандалили, требуя чего-то — не то секиры, не то права выхода из города купцы. Метались по всей площади чумазые мальчишки, вероятно, на побегушках. Откуда-то доносилось пьяное пение, брань и ржание лошадей.
У распахнутых ворот двора старейшин Грим легко спрыгнул с коня и, бросив поводья Скагги и не обращая ни малейшего внимания на протесты приведшего их толстяка, зашагал внутрь, Бранр поспешил за ним следом.
Невнятно выругавшись, Горе-скальд с трудом спешился, Скагги последовал его примеру и, подобрав поводья уже четырех лошадей, в растерянности оглянулся по сторонам. Ему не терпелось узнать, что Грим объявит старейшинам, да и посмотреть, как Бранр вновь будет умиротворять раскаленных гневом собеседников — ну почему бы Гриму хоть однажды не сдержать норов?
Налетел резкий ветер с моря, порыв его прорезал брешь в чадящем дыму факелов, и Скагги к облегчению своему увидел возле ворот коновязь. Не более нескольких минут ушло у него на то, чтобы привязать лошадей. Глам Хромая Секира, оправдывая свое прозвище хромотой, как мог величественно входил на двор старейшин.
Главная зала была заполнена людьми, и здесь то же самое: споры, приказы, возбужденный разговор. Скагги поискал взглядом Грима или Бранра, но не нашел ни того, ни другого. По левую руку от него вдруг отдернулся полог, скрывавший нишу, где уединились, очевидно, для беседы двое херсиров городской дружины. Оба говоривших в воцарившемся в зале молчании прошли к высоким дверям, ведущим в комнату совета. Скагги даже рот открыл от изумления, столь непохожими друг на друга были эти двое: высокая молодая женщина в мужском платье и напыщенный безбородый коротышка.
— Варша, — в полголоса и с непонятной злобой проговорил Глам.
— Кто-кто? — переспросил Скагги, не отрывавший глаз от женщины.
— Головорез, подчинивший себе людей с болот к югу отсюда.
Тут Скагги вспомнил, как кто-то в придорожном кабаке под Треднахом обмолвился, что охромел Глам в набеге на Рьявенкрикские болота.
— Вор известный, а теперь, значит, решил, что выгоднее заключить союз с Рьявенкриком, чем ждать, когда франки утопят его банду в болоте.
— А это? Кто эта женщина?
— Карри Рану из рода Асгаута. — В голосе старика впервые за весь день прозвучало что-то похожее на удовлетворение.
Женщина рядом с Варшой была выше его ростом, с хищными резкими чертами обветренного лица, в ее жилах текла благородная кровь одного из самых знатных свейских родов. Немало было таких, кто называл ее сумасшедшей волчицей, но едва ли кто осудил бы Карри, когда она привела дружину и флотилию своих драккаров на помощь осажденному Гаутланду. Задолго до того, как впервые стали говорить о растущей силе франков, она деньгами забрала свою часть отцова наследства — а было его немало, богатые земли по краю Маркирского леса — и обратила ее в быстрые драккары, не менее быстроходные длинные корабли и вскоре собравшуюся вокруг нее дружину. Узкие кожаные штаны и шерстяная рубаха, сейчас уже поношенные и запятнанные кровью и грязью, не скрывали того, что под одеждой тело женщины, но волосы Карри коротко обрезала и избегала всего, что могло выдать ее пол. Произведи Рана Мудрый на свет сына, а не одних только девчонок, и тогда он не мог бы пожелать более храброго отпрыска. Но поскольку Карри отказалась от своего рода и прав, данных ей по рождению, родня сочла себя оскорбленной: Асгауты неоднократно кричали, что-де отрекаются от нее, хотя после приема, оказанного ей в Дании, втайне гордились ею.
Дружинники, завидя Карри и ее собеседника, подтянулись, прервав в знак почтения разговоры. Варша принял эту дань уважения с нескрываемым удовлетворением. Карри же осталась безучастной. Но ее быстрое движение через комнату внезапно прекратилось, когда она заметила Скагги и Глама. Варша лишь лениво окинул их взглядом, но женщина-воин внимательно всмотрелась в обоих.
— Приветствую тебя, Хромая Секира. Рада встрече. Что это за юнец с тобой? — Вопрос, не был враждебным, но прозвучал на удивление резко.
— Скагги из рода Хьялти, воспитанник Тровина, госпожа…
— Зови меня херсир.
Под ее изучающим взглядом у Скагги даже похолодело нутро, чем-то он напомнил ему взгляд, каким окинул его при встрече Бранр: холодный, пристальный, говорящий о том, что херсир оценивает, стоит ли воин той пищи, какую получает, и какой из него толк в драке.
Варша ухмыльнулся, не спуская глаз с Глама:
— Однако и от морочества бывает толк, что скажешь, гаутрек? Кто как не мои скальды позволили твоим кораблям подойти к острову?
К немалому удивлению Скагги, Глам насупленно молчал, Карри же, резко обернувшись, бросила на своего временного союзника недобрый взгляд.
— Пошли. Гламу стоит принять участие в совете, — грубо бросила она, теряя интерес к Скагги.
Мгновение спустя Скагги остался в унылом одиночестве.
Его кислое настроение не проходило, как не отступали и «я», мучительные мысли, даже когда он рухнул от усталости на соломенный тюфяк под навесом у ворот двора старейшин. В соломе, казалось, было полно камней и клопов. Он безостановочно ворочался, лишь изредка забываясь в зловещих снах. Когда в полночь гонец совета начал расталкивать спящих воинов, Скагги обнаружил, что его рот сводит горечью, и, хмуро огрызнувшись на разбудившего его мальчишку, отправился разыскивать Грима или Бранра.
Бранра он нашел без труда, посланник Круга распределял доставленные из кладовых оружие и доспехи, отправляя один за другим на стены небольшие отряды городских дружинников. Глам, по его словам, выехал с Карри из рода Асгаута к ее людям, охраняющим боевые корабли Рьявенкрика и драккары самой Карри, а к утру должен вернуться на двор совета.
— Вот что, — встрепенулся неожиданно Бранр, — глаз у тебя, ты говорил, зоркий. Отправишься сейчас на стену, Грим тоже сейчас где-то там.
Скагги постоял с минуту, размышляя, оскорбиться ему или нет, но Бранр уже совершенно забыл о нем, углубившись в спор с кривым ключарем, утверждавшим, что без одобрения Большого Ежегодного совета не смеет открыть клеть, где хранятся драгоценные вендельские клинки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});