Читать интересную книгу Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

Ляхов сразу понял, о чем спрашивает Розенцвейг. Но это уже не просто личный трофей, тут дела другого плана.

— Оружия много валялось. Ослы мертвые с вьюками… Я, вы знаете, тогда контужен был и вообще несколько обалдевши. Сабля именно своей необычностью в глаза бросилась.

Вадиму показалось, что майор разочарован. Явно ждал другого ответа.

— А кстати, Вадим Петрович, оружие у вас есть? — спросил майор.

— Разумеется. — Ляхов машинально коснулся рукой того места, где должна была находиться кобура с наганом. Но там было пусто.

— Опрометчиво без пистолета на улицу выходить. Теперь — тем более. Не откажите — примите в подарок…

Розенцвейг извлек из ящика стола фиолетово–синий массивный пистолет непривычных очертаний.

— Возьмите. Марка «дезерт адлер». Производство ИВВ (Израиль Ваффен Верке), калибр 11,43, магазин на 16 патронов, конструкция очень надежная. И вот еще…

Ляхов посмотрел на желтоватую ребристую рукоятку пистолета (не иначе как слоновая кость). На ней — серебряная пластинка с интересной гравировкой. Он долго всматривался, пока его осенило, в чем дело. Русские буквы, стилизованные под еврейский квадратный шрифт, причем расположенные справа налево. Но читается, если сообразил, свободно.

«Нашему другу».

— Шутники вы здесь, — скривил губы Ляхов. — Но за подарок спасибо.

Он отщелкнул магазин, доверху набитый толстыми золотистыми патронами, привычно проверил, не остался ли один в патроннике, только потом прикинул, как пистолет лежит в руке и насколько удобно ходит спуск.

— Еще раз спасибо. Люблю хорошее оружие.

— Мы догадываемся. Надеюсь, если придется пользоваться, вы распорядитесь им правильно. Кроме того, в определенных ситуациях дарственная табличка может служить… — Розенцвейг задумался в поисках слова. — Ах да, пайцзой, так это называлось во времена татаро–монгольского ига. Увидите нашего человека, покажите ему. Многие проблемы тут же будут сняты.

— Какому — вашему?

— Ну, любому официальному представителю Израиля в России, от посла до советника по торговле, офицеру званием выше капитана.

— Даже так?

— Именно так.

Ляхову стало несколько даже и не по себе.

Почувствовалось в словах, манере поведения израильского контрразведчика нечто совсем чуждое при всей его европейскости и безупречном русском языке, нечто намекающее на принадлежность к другой цивилизации, пусть и дружественной, но непривычной.

— Возьмите и это, — майор протянул ему аккуратную, несмотря на размер, кобуру отлично выделанной бледно–шоколадной кожи. В продолговатом кармане, пришитом не так, как обычно, а на переднем ее торце, лежала запасная обойма.

Вадим прицепил кобуру к ремню, вложил пистолет на место.

— Выпить ничего не хотите?

— Да вроде нет. Мне вообще–то идти надо. Я ж на службе. Если других команд не поступит, нужно возвращаться в часть. И больные у меня в лазарете, и вообще.

— Никуда вам теперь не нужно возвращаться. Скоро должен подъехать ваш сослуживец, он объяснит, что следует.

И неожиданно отвлекся от темы.

— Интересный все же русский язык. «Да вроде нет». На другом так не скажешь. И с русского на другой дословно не переведешь. В этом мы с вами похожи. Наверное, две самые парадоксальные нации на земле. Но — по–разному.

Однако лингвистические и этнографические изыскания Розенцвейга Вадима сейчас не интересовали.

— Что за сослуживец?

— Увидите. Мой коллега и партнер. Договорились, что сначала я с вами познакомлюсь, а он какие–то свои дела сделает и присоединится. Так что вполне можно по рюмочке выпить и слегка расслабиться.

Ляхову пришлось согласиться.

За разбавленным зельтерской водой виски разговор коснулся более насущной для Вадима темы.

— Вообще, на мой взгляд, какое–то время вам имело бы смысл задержаться в Израиле. У нас великолепно отработана методика защиты ценных для нас людей. И уж здесь–то вас, сменившего имя и внешность, искать будут в последнюю очередь.

— Да о чем вы? Какой из меня еврей? И страна уж больно маленькая. Может, я лучше вон на флот переведусь? На Тихоокеанский. Саблю повешу на ковер в каюте крейсера или авианосца. Небось там не достанут, — Вадим вроде как шутил, но сама по себе мысль о том, что злобные фанатики действительно будут годами искать его по всему миру, чтобы убить, предварительно подвергнув мучительным пыткам, запала ему в душу и оптимизма не прибавляла.

— Вам виднее. Думаю, мы все это обсудим. В любом случае на нашу неограниченную помощь можете рассчитывать.

Затем коснулись и гораздо более общих вопросов. Майор сообщил, что еврейские аналитики (не только израильские, а вообще) давно задумываются о судьбах мира, о грядущем изменении расклада сил и исторического процесса. В частности, они предполагают, что в недалеком будущем возможен, пожалуй, даже неизбежен конфликт между Россией и ее западными союзниками. Поскольку даже восьмидесятилетний мир и тесные «дружеские» отношения не отменяют геополитики.

Англия втайне все равно мечтает вытеснить Россию с Ближнего Востока и проливов, Германия не забывает о Прибалтике и русской части Польши, Америка и Япония недовольны русской морской активностью на Тихом океане. И это — невзирая на то, что все представители «европейской цивилизации» как бы находятся в одной лодке.

И чем дольше длится противоестественный мир, тем опаснее будет срыв. Достаточно двух причин — или серьезного межцивилизационного конфликта, или, наоборот, приведения к покорности всех врагов на границах Периметра.

— Куда ни кинь, везде клин?

— Примерно так. У нас богатый исторический опыт, и мы нутром чувствуем грядущие катаклизмы.

— А я–то тут при чем? — искренне удивился Ляхов.

— Мы очень не любим катаклизмов, которые, как правило, не сулят нам ничего хорошего. Ну и подстилаем соломку, где можем. В данном случае (события–то произойдут явно не завтра) желаем иметь в России достаточное количество друзей, которые смогут обеспечить защиту наших интересов при любом развитии событий.

Мы сознательно связываем судьбу своего государства (хотя вслух об этом стараемся не говорить) именно с Россией, а не с Германией и не с англосаксами. И в случае чего желаем иметь гарантии, что Россия нас не предаст и не бросит ради временных, ложно понятых требований момента.

— Да я–то тут при чем, скромный военврач?

— Ну, теперь уже не такой и скромный. Перспективы у вас хорошие. А кем вы станете через год, пять, десять лет, кто знает?

— «Пятую колонну» вербуете?

— Да что за глупости? «Пятая колонна» — это стратегический резерв в тылу врага на случай войны, а уж мы–то с вами воевать никогда не будем. Скорее уж не «пятая колонна», а запасной парашют. Звучит пока невероятно, но кто знает будущее, вдруг нам в один далеко не прекрасный момент придется осуществить так называемую обратную амбаркацию. Понимаете, о чем я?

— Боитесь, что арабы, турки, персы и прочие смогут рано или поздно опрокинуть вас в море?

— В обозримой перспективе — не боюсь. При условии, что вектор истории останется неизменным. А если нет? Кто мог в начале 1913 года вообразить грядущую мировую войну, в 1930–м — возникновение Тихоатлантического союза, в 1935–м — возрождение еврейского государства? Однако это случилось.

Ляхов не считал себя компетентным в вопросах истории, тем более — геополитики. Розенцвейгу с Тархановым бы поговорить.

А майор продолжал:

— Мы вам, как я сказал, гарантируем всю возможную помощь и защиту от общих врагов, поддержку со стороны уже имеющихся друзей, а взамен, когда (и если) придет время, рассчитываем на аналогичную лояльность.

— На мою личную благодарность и дружеские чувства вы, безусловно, можете рассчитывать. Говорить же о чем–то ином… Простите, но я не пророк. Не тревожьтесь о дне грядущем, грядущий день сам позаботится о себе, каждому дню достанет своей заботы. Так, кажется, в Библии сказано?

— Не в Библии, а в Новом Завете, который мы не признаем и не читаем. Разве что по делам службы.

К счастью, чересчур уж утомительный для Вадима разговор прервало появление ранее помянутого персонажа. Им оказался абсолютно стандартного вида подполковник в оливковой повседневной форме с погонами административно–финансовой службы и ленточками нескольких малозначительных медалей над клапаном левого кармана.

«Даже орденочка ни единого не выслужил», — автоматически подумал Ляхов и только секундой позже сообразил, что данный человек отнюдь не соответствует своим знакам различия и отличия.

Подполковник назвался Чекменевым Игорем Викторовичем, сообщил, что он по своей должности ни о чем более не тщится, как о том, чтобы обеспечить вверенных его попечению офицеров максимальными удобствами как в материальном, так и в духовном плане.