Читать интересную книгу Красный флаг: история коммунизма - Дэвид Пристланд

Однако сила влияния трех упомянутых направлений была неодинаковой после 1848 года. Коммунизм все еще оставался заветной мечтой утопического романтизма, однако его влияние резко снизилось. Марксизм стремительно превращался в философскую революционно-научную доктрину. Невозможность идеального объединения этих двух аспектов (революции и развития науки) обусловила противоречие внутри марксизма, которое продолжало существовать на протяжении всей истории доктрины. Маркс и Энгельс прилагали героические усилия, чтобы это противоречие осталось незамеченным, однако, как ни парадоксально, у этого недостатка были свои достоинства. Он, разумеется, нарушал логичность и последовательность доктрины, однако в то же время он придавал ей гибкость, которая позволяла в зависимости от ситуации склоняться то к радикализму, то к модернизму. Возможность такого балансирования обеспечила устойчивость марксизма в условиях частых насильственных переворотов и политических изменений, потрясавших Западную Европу на протяжении XIX века.

IV

Норбер Трюкен, бедный рабочий, отправился в 1848 году в Париж в поисках работы. Он ее нашел: за два франка в день он должен был проворачивать точильный круг. Хорошо знакомый с социалистическими идеями, он относился к ним неоднозначно. В его автобиографии написано, что он чувствовал себя «антикоммунистом», потому что «мне казалось, что коммунистическое общество подразумевает железную дисциплину, при которой индивидуальная воля стирается в прах». Это ощущение перекликалось с его «желанием странствовать по миру». Однако в коммунизме он видел также и преимущество: «если бы произведенные товары были общими, нам не нужно было бы добираться на работу за несколько лье, мы не были бы обречены на голод, дети не должны были бы в таком возрасте добывать себе хлеб»{72}. Когда в феврале 1848 года началась революция, Трюкен вышел на баррикады. Вспоминая радостную атмосферу тех дней, когда буржуа и рабочие свергли Орлеанскую монархическую династию, он писал о тягостном внутреннем напряжении: «Только по внешнему виду буржуа можно было сказать, что в них было что-то фальшивое: их выдавали несдержанные манеры и жесты, Плохо замаскированное отвращение по отношению к их братьям по оружию»{73}. На самом деле Трюкен видел в этом начало конца союза буржуазии и рабочих, который существовал на протяжении всей революционной истории Франции. К июню союз окончательно распался.

В действительности знаки распада проявились гораздо раньше, после революции 1830 года. В результате революции во Франции установился режим, поддерживающий принцип свободной конкуренции в экономике[41]. Правительство Луи Филиппа I Орлеанского не признавало требований ремесленников и рабочих, ущемленных в правах развивающейся экономикой капитализма. С ростом городов расширялись рынки, новые технологии обусловливали возникновение крупного промышленного производства, мелкие ремесленники разорялись и оставались не у дел. Ремесленные гильдии (там, где они еще сохранились) терпели крах из-за потока дешевых товаров, которые производились на фабриках, принадлежавших капиталистам, где использовался малоквалифицированный труд — труд «пролетариев» Маркса. В результате вспыхнул мятеж. Лионское восстание рабочих шелкоткацких предприятий (1831) может по праву считаться первым рабочим восстанием современности{74}. Разумеется, рабочие протестовали и ранее (например, санкюлоты в 1793-1794 годах), однако в качестве ущемленных в правах потребителей, а не производителей. Теперь, как показал лозунг мятежников «Жить работая или умереть сражаясь» (Vivre en travaillant ou mourir en combattant!), под народным восстанием в основном понималась борьба рабочих против собственников. В отличие от революций 1789 и 1830 годов, когда бедняки, середняки-ремесленники и относительно богатые собственники объединялись в борьбе против аристократического уклада, эти восстания поднимались рабочими, занятыми ручным трудом, против либерального правительства. Некоторые называли себя пролетариями, хотя и не являлись, согласно Марксу, представителями нового индустриального рабочего класса и даже могли иметь свое собственное дело. Современникам восстаний было понятно, что в обществе происходит что-то новое. Именно в 1831 году Анри Леру ввел термин «социализм». С этого времени «социальный вопрос» становится главной темой любых обсуждений.

Через год после восстания в Лионе его примеру попытались последовать парижские рабочие. Эти события с большим драматизмом описал Виктор Гюго в романе «Отверженные». Социалистические движения и идеология распространялись во Франции в 1830-е и 1840-е, однако рабочий протест получил более драматичное выражение в Британии, где главные позиции начинала занимать современная форма индустрии. Движение чартистов объединило мелких ремесленников и индустриальных рабочих в борьбе за избирательное право. События, происходившие в 1840-е годы во Франции и Британии, убедили как правых, так и левых, что вероятность революции была велика. Разумеется, эти события подкрепляли оптимизм Маркса и Энгельса. Как писал Маркс об одной из встреч с парижскими рабочими в 1843 году, «когда ремесленники-коммунисты объединяются в союзы, образование и пропаганда становятся их главными задачами. Но из их союза возникает новая цель — новое общество… Братство человечества — больше не просто фраза, а реальный факт. Благородство человека излучают на нас натруженные тела»{75}.

И все же, как видно из наблюдений, исповедание Марксом веры в коллективизм и революционные силы рабочих основывалось в основном на учете опыта ремесленников, а не промышленного пролетариата, который должен быть стать создателем коммунизма. Ремесленники часто проявляли радикализм, хотя и не как предвестники индустриального будущего, а как защитники старого уклада от капитализма. Кроме того, в их рядах не хватало людей, согласованности и организованности. Производство в Европе все еще во многом зависело от ремесленников, в Англии же, где пролетариат был наиболее многочисленным, настоящих Революционеров имелось немного. Даже при этих условиях, хотя «Коммунистический манифест», опубликованный в 1848 году, был едва ли замечен за пределами узкого круга коммунистов, Идеи, высказанные в нем, оказались на удивление пророческими.

Распространение революционного движения в Европе укрепило веру Маркса в неизбежную гибель капитализма от рук рабочих.

Революционные события начались в Швейцарии в 1847 году[42], а в начале следующего года охватили Сицилию, Неаполь, Париж, Мюнхен, Вену, Будапешт, Венецию, Краков, Милан и Берлин. В авангарде революции находились многочисленные либеральные силы, требующие свободы слова и избирательного права. В некоторых случаях (например, в Австрийской империи) они выступали за национальную независимость. Становилось ясно, что старые режимы ослабли, монархии рушились или были вынуждены гарантировать либеральные свободы. Новые правительства осуществляли умеренные либеральные реформы, которые приводили к ликвидации автократии и эксплуатации, свойственных старым режимам, особенно в Германии и Австро-Венгрии.

Маркс возлагал большие надежды на эти восстания. Он видел в них прелюдию к пролетарской революции. Маркс с семьей и Энгельс уехали из Парижа в Кельн, где основали радикальную Neue Rheinische Zeitung (Новую Рейнскую газету) и выступили политическими активистами. Отношение Маркса к революции зависело от ситуации в каждой конкретной стране. Он был уверен, что во Франции революция осуществится по образцу 1789 года: буржуазная революция неизбежно перейдет в радикальную стадию, а затем выльется в классовую борьбу между рабочими и буржуазией. Германия, считал Маркс, была не готова к такому сценарию: буржуазная революция тут еще не осуществилась. Тем не менее к концу 1848 года он утверждал, что именно в Германии из-за неравномерного социального развития сложились наиболее благоприятные условия для коммунистической революции. Хотя немецкими княжествами управляла старая феодальная аристократия, буржуазная революция должна была победить при поддержке «развитого пролетариата». Поэтому Маркс призывал соратников-коммунистов поддержать буржуазию в борьбе за либеральные политические реформы, однако впоследствии продолжить борьбу за пролетарскую революцию, которая последует сразу после того, как пролетарии, воспользовавшись своим «политическим превосходством», возьмут под свой контроль и увеличат производство{76}. Этот призыв представлял собой первую попытку изложения теории «перманентной революции», хотя и в зачаточной форме, которая заключалась в следующем: даже в отсталом государстве пролетариат должен поддержать буржуазную революцию, а затем незамедлительно подготовить и осуществить вторую, пролетарскую. Эту теорию впоследствии развивал Лев Троцкий[43], к ней же прибегали для оправдания большевистской революции в России.