Уставшая от пыльной монотонной работой в лаборатории, а потом утомительной примерки платьев, я наконец-то вернулась в заранее ненавистную комнату со слишком низким потолком. Ужин — незнакомые вареные злаки и стакан молока — стоял на небольшом прикроватном столике. Наученная Мари, дверь в небольшую уборную я действительно обнаружила за настенным ковром.
Оригинально. И странно, почему я такого не помню. Причуды стертой памяти или там, где я жила, обстановка обустраивалась по-другому?
Так или иначе, я наконец-то вымыла волосы небольшим куском твёрдого мыла с тонким запахом тёртой травы. Надо бы найти гребень или щётку… я с неожиданной для себя нежностью погладила невысокую стопку платьев, лежащую на кровати. Это первые вещи, которые принадлежат мне, именно мне. Которые вообще у меня есть.
Следующие несколько дней прошли примерно в том же режиме. Не особо удобоваримый, но, наверное, и впрямь полезный завтрак в общей столовой, где все, за исключением неунывающей Мари и непрошибаемого Ориса смотрели на меня, как на сошедшего с небес бога смерти, как бы его там не звали на самом деле. Потом спуск в подвал и приборка в лабораторных помещениях — как оказалось, к лаборатории относились целых четыре комнаты, каждая в не менее печальном состоянии, чем самая первая, правда, уже без зеркал и головоломок. Обед с болтающей о пустяках Мари, каждый день приносящей мне кусочки чего-нибудь вкусного и непременно мясного из неведомых мне глубин замка Альтастен.
От Мари я узнала, что муж леди Далилы, лорд Мортимер, погиб шесть лет назад, аккурат в тот день, когда жених леди Кристины неожиданно разорвал давнюю помолвку и отбыл восвояси. Сочетание этих двух, несомненно трагических, хотя и в разной степени, событий вызвало сильнейший нервный приступ у молодой особы, которая была любимицей отца и, судя по всему, питала искреннюю привязанность к ветреному жениху. Теперь Кристину Альтастен видели в замке редко, за его пределами — практически никогда, а еще меньше знали о том, что происходит — или не происходит в ее жизни, но поговаривали — и не без оснований, как добавила я про себя, — что именно переживания сердечные повлекли за собой телесные болезни.
Надо же было так случиться, что мы столкнулись с ней лоб в лоб, да я еще и умудрилась разозлить ее питомцев… Зверей леди Кристина завела примерно год назад, очень к ним привязалась — немудрено, если живёшь практически отшельницей.
— Ты думаешь, тебя случайно сюда отправили? — тем временем говорила Мари. — Орис — хитрющий тип. Не знаю, кто тебя купил, но не в его интересах лишать наследника столь ценного подарка. Тебя просто спрятали, чтобы Кристина перебесилась и не прибила под горячую руку. Говорят, она совсем помешалась на своих зверушках, а они, между прочим, давеча половину кур передушили, Ана чуть в супе не утопилась. Хищные твари. Может, они подумали, что ты тоже курица? Большая и синяя.
Между делом, она слегка поглаживает меня по спине, то и дело тормошит крыло. Такая непосредственность на грани провокационной интимности нервировала, но у Мари, похоже, это был единственный способ взаимодействия. Я чуть не подавилась сегодня хлебом, когда увидела, как она обнимает за руку жутко хмурого и грозного Ориса, но, похоже, он тоже не мог ничего с ней поделать.
Та же Мари поведала мне, что сейчас всеми делами в замке заведуют леди Далила и брат лорда Мортимера, лорд Мэгран, в то время как прямой наследник Кристем пропадает в каких-то вылазках, грезит статусом королевского мага, скупает какие-то древние, никому не нужные книжки и всячески игнорирует фамильные нужды и свои обязанности.
— Мэгран, который храпит? — уточнила я.
— Он самый, — Мари рассмеялась. — На самом деле, у меня новость. Ориса не будет в замке до вечера, отбыл по какому-то поручению леди. Предлагаю прогуляться, а то ты совсем бледная, почти зелёная. Неудивительно, если уже три дня бродишь по подземельям, как призрак.
— Но… — растерялась я. — Как так? Я не хочу ни с кем ссориться и нарываться на очередное наказание. Вдруг я опять столкнусь с той же леди Кристиной или…
— На улице она вообще не бывает. Ни-ког-да, — Мари схватила меня за руку. — Сегодня такой хороший, хотя и морозный день. Скорее бы закончились месяцы холода, хочу в тепло, под лучики Соловера.
Ее лицо снова стало слегка отсутствующим. К этим перепадам настроения новой знакомой я уже привыкла. В конце концов, не мне говорить о чужих странностях. И не мне требовать ответов. В отличие от меня, у Мари с памятью, вероятно, всё в порядке. И кто знает, что она вспоминает.
Возможно, надо было остаться, но противостоять Мари, ее яркой жизнерадостной силе, у меня не было никакой возможности. Может быть, подкупало даже то, как запросто, совершенно искренне она ко мне прикасалась, и в этом гораздо больше, нежели в словах, выражалось ее искреннее, хотя и не понятное мне принятие загадочной человекоптицы.
— У меня и обуви для прогулок еще нет.
— Я тебе одолжу, не в первый раз, — Мари погладила край крыла, задев шершавую кожу, обтягивающую узкую кость. Это было приятно. И неприятно одновременно, словно ненужное напоминание о нашей неотделимой общности. Меня и крыла.
Голубоватое перо выпало и, кружась, опустилось на пол.
— Можно, я возьму себе? — спросила Мари и, не дождавшись ответа, схватила. — Такое красивое.
— Бери… — в этом растерянном состоянии она и вывела меня очередными лабиринтами на какой-то дворик, где вкусно пахло дымом и чистым, свежим морозом. Небо хмуро и сонно щурилось. Я подняла голову к небу, высокому, бескрайнему, бездонному, чувствуя головокружительную правильность его присутствия над собой.
И все же чего-то как будто отчётливо не хватало. Странное чувство, на осознание которого не было ни времени, ни желания. Здесь, снаружи, я ещё не была.
Прямо передо мной обнаружился голый пролесок, уходящий вправо, слева — довольно обширная огороженная площадка с каким-то деревянными конструкциями, напоминающими куски забора из отдельных горизонтально расположенных досок. Спустя минуту до меня дошло, что, вероятно, это барьеры для лошадей — отрабатывать прыжки или что-то в этом роде.
— Тут редко кто гуляет, — улыбнулась Мари. — Правда, вон там конюшни, но господа сейчас на обеде, да и вообще они верховную езду не жалуют, без Кристема гривастые простаивают, а сынок в отъезде, тишина и благодать.
— Почему нигде нет снега? — вдруг спросила я, наконец, осознав, что именно не так.
Девушка удивлённо покосилась на меня.
— Снег в Корине бывает только в горах, на границе.
— Прости, — мне стало как-то неудобно. — Я ничего не помню. Ничего о себе и многое — просто… о жизни.
— Бывает, — небрежно кивнула Мари. — Ну, наслаждайся воздухом. Где-то полчаса у тебя есть. А меня ждут, — она хмыкнула. — На службе.
…я даже не успела воспротивиться.
* * *
Минут через двадцать от холодного, кусающего горло воздуха разболелась голова. Очевидно, с непривычки. Нужно было возвращаться и не гневить небо, столь благосклонное ко мне сегодня — так или иначе, небольшая прогулка словно вдохнула в меня новые силы. Я успела обойти пролесок, стараясь не упускать из виду дворик, через который мы с Мари пришли — не хватало только заблудиться. Снова посмотрела на тренировочную площадку.
Интересно, умела ли я кататься верхом? Раньше? Если моё предположение о благородном происхождении — правда, то умела наверняка.
Меня будто потянуло к конюшне — длинному, низкому деревянному сооружению с черепичной, терракотового оттенка крышей. Кляня себя за неуместное любопытство, я приблизилась к зданию. Запах — прелой травы и чего-то сладкого с нотками гнили — ударил в нос. Где-то в глубине тихо всхрапывали лошади. Редкие квадратные окошки располагались выше моей головы, под ногами валялись охапки сена.
Я прошла вдоль стены, помедлила на углу, но все же выглянула.
На небольшом сухом пеньке перед конюшенными воротами, упираясь локтями в колени и уперев русую лохматую голову в ладони, сидел Родерик.