В комнате стояла кровать-полуторка с деревянными спинками и пружинным матрацем, накрытая новеньким покрывалом салатной расцветки. Покрывало отлично гармонировало с фисташковыми стенами, бледно-зелеными шторами на окнах и зелено-бежевым ковром на стене. У другой стены стоял трехстворчатый шкаф с зеркалом во всю дверку. Шурочка подошла к дверке и впервые за последние десять дней отразила себя в полный рост. Синяя футболка из тончайшего трикотажа с вырезом-лодочкой — итальянская, от сестры Любаши — красиво облегала небольшую крепкую грудь. Шурочка повела плечами — свободная от лифчика грудь чуть колыхнулась, соски, отзываясь на прикосновение материи, затвердели и обрисовались маленькими бугорками. Голубые джинсы — марка «Тверь», не хуже индийских, отстояла за ними в Томском ЦУМе два часа в очереди — начинались чуть ниже тонкой талии и ладно облегали круглые бедра. Разлохмаченные кудряшки — надо причесаться — обрамляли высокий лоб, выбивались, убранные за уши, каштановыми прядями на совсем не толстые щеки и вместе с аккуратным, слегка вздернутым носом составляли очень симпатичный портрет. Даже веснушки его не портили. А глаза, — надо же, без очков какие большие. И цвет у них — Шурочка приблизилась к зеркалу, вглядываясь повнимательнее, — не карий, как она всегда думала, а какой-то чайный, что ли.
Вот так, в полный рост, с новой прической и без очков, Шурочка видела себя впервые. Она даже замерла от встречи с незнакомкой в зеркале.
— Хороша краля-то! — Рядом с незнакомкой отразился Вася. Коренастый, выше Шурочки на полголовы, с волосами мышиного цвета, зачесанными на лоб ровной челкой. С горбатым носом, круглыми, глубоко и близко к переносице посаженными глазами, крупными желтоватыми зубами, обнажившимися в довольной улыбке. Что общего у него с той красавицей в зеркале?
Вася притянул девушку к себе, развернул и впился ей в рот поцелуем. «Ну да, — вяло подумала Шурочка, — что уж теперь, у нас уже все было, и я должна выйти за него замуж».
Она осталась у Лизаветы, и та, не спрашивая, постелила им с Василием одну постель. И Шурочка опять лежала колодой, терпела тяжесть его тела и боль в промежности, кусала губы и старалась не кричать, чтобы не напугать детей.
Но разве об этом напишешь маме? Шурочка еще раз оглядела заклеенный конверт и убрала его в кармашек своей сумки. Успеет еще послать.
Глава 8
— Слушай, Шура, ты что-то совсем пропала у этой Васиной сестрицы. Чего не заходишь к нам? Вчера знаешь какую дискотеку возле клуба устроили! Пыль столбом, доски ходуном, чуть на щепочки не разнесли их танцплощадку! И сегодня опять будет. А положи мне мяса получше, вон тот кусочек кинь! И сметанки погуще! — Ира Зинченко внимательно наблюдала, как Шурочка орудует поварешкой. Студентам сегодня дали выходной, и они обедали в столовой. На первое сегодня был рассольник Мясо к нему — те обрезки, что Шурочка настрогала с отварных мослов, — лежало в отдельной тарелке. Сметана — густая, аж ложка стоит — в алюминиевом ковшике.
— На, бери аккуратнее. — Шурочка протянула Ире тарелку, почти до краев наполненную супом. Посредине рыжей от томата рассольниковой глади плавал островок сметаны. Из него торчал кусочек мяса. Ира утащила тарелку на стол и вернулась еще за двумя — для Леночки и Эльки. Девчонки вот-вот должны были подойти.
— Ну, так придешь сегодня на дискотеку-то?
— Не знаю. Приболела я чего-то. Шурочка, действительно, чувствовала себя больной. Вчера, в субботу, они с Лизаветой полдня солили огурцы, потом убирали за поросенком. Огурцы солить было весело и вкусно. Ли-завета уложила на дно эмалированного ведра, примерно на четверть, пряные травы, чеснок, затем, почти до края, — пупырчатые, предварительно замоченные в колодезной воде огурчики, засыпала их стаканом сахара, двумя стаканами крупной серой соли и поставила в подпол. Шурочка подавала ей ведра вниз, в подпол, — тяжелые! А Лизавета спокойно принимала их сверху и составляла в полумраке, пахнувшем теперь не только картошкой, но и букетом из смородины, хрена, зонтиков укропа и чеснока. Травы издавали такой аромат! Не надышишься! Поросенок тоже издавал аромат — вздохнуть просто никакой возможности. Он был вовсе не розовым, как представлялось Шурочке, а пятнистым, черно-белым. Лизавета чистила за поросенком в сарае, а Шурочка помогала свинячьи отходы в яму относить. Яма была вырыта в конце огородов, идти к ней было метров триста. Чтобы не затягивать с ароматными ходками, Шурочка просила Лизавету класть в ведра побольше, и та наваливала отходы свинячьей жизнедеятельности, перемешанные с опилками, почти до краев. Потом они носили из колодца воду для бани, потом мылись. В бане Шурочке все время хотелось прикрыться — постоянно чувствовала на себе Лизаветин оценивающий взгляд. Потом заглянула в гости жена Васиного брата Ирина, и теперь глазела Шурочка, с удивлением отмечая морщинки на Иринином лице, устало опущенные утолки губ. Гостья казалась старшей сестрой красавицы с Доски почета и никак не выглядела на свои двадцать два. Все тридцать! И руки — шершавые, с вздувшимися венами.
«От дойки это, — заметила Ирина Шурочкин взгляд. — Каждый день ведь без выходных на ферму бегаю. У меня пятнадцать коров».
А потом вдруг у Шурочки началось кровотечение, хотя для месячных было не время, всего две недели прошло с последних. Думала, сегодня отлежится, да Вася пришел поздно вечером и сообщил, что Анна Михайловна на работу выйти не может и просит Шурочку ее подменить. Так что пришлось идти работать в свой выходной.
Ох, что-то она устала! И невестой быть устала, и вообще. И Вася вчера психанул, что им нельзя, ну, это… и ушел. Хотя ей облегчение — не будет пока приставать со своей постелью…
— Шурка, Шурка, привет! Ты почему третий день не появляешься? Приходи сегодня, танцы будут! Знаешь, какого мы вчера дали жару! — Теперь уже Элька и Лена брали второе для себя и для Иры. На второе был неизменный гуляш — в деревне они жили седьмой день, и каждый день поварихи готовили гуляш. Только гарнир меняли. Сегодня сварили рис.
— Не знаю, девчонки, что-то некогда мне. И устаю.
Да ладно тебе, некогда! Приходи! И Васятку веди, посмотрим, как танцует. А то что-то скучная ты какая-то. — Девчонки подхватили свои тарелки со вторым, стаканы с компотом и убежали к столу.
«Может, правда прийти?»
— Ну, Тосенька, выйдешь уже за меня замуж? А то будешь ломаться, — передумаю! — Кто-то из шоферов, сдавая грязные тарелки, опять заигрывал с Тосей-посудомойкой, умственно отсталой девицей лет тридцати пяти.
— Уйди, уйди, — краснела Тося, отворачивалась и отмахивалась от очередного «жениха» красной, распаренной в горячей воде ладонью. Тося была старательной, исполнительной и стеснительной. Ножи ей не доверяли — порежется еще, поэтому стряпать она не помогала. Но посуду мыла чисто и мусор выносила без напоминаний. Хотя какой там мусор-то, если только отходы пищевые, да и те по очереди расхватывали и поварихи, и Людмила — каждая откармливала дома по кабанчику. Теперь, наверное, и Шурочке надо будет в очередь записываться. Вася ведь тоже хочет… кабанчика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});