Читать интересную книгу Эффект пророчицы - Альберт Исаев

Что удивительно: у ребёнка не было даже намёка на плач, что, по правде говоря, было бы сейчас очень некстати – девочка просто стояла рядом и постоянно отворачивала взгляд, очевидно, побаиваясь грязного, окровавленного лица незнакомки. Так или иначе, Аню надо было отвести домой – скорее всего, в прошлом это сделала мама, но теперь это обязана была сделать она сама. Опустившись рядом с ней на одно колено, Анна спросила юную себя:

– Где ты живёшь?

– Тут, не… недалеко… – негромко ответила восьмилетняя она. В этом звонком детском голоске Анна невольно узнала свой собственный.

– Знаешь дорогу? Я тебя доведу.

– Да я… с-сама могу дойти – еле слышно заблеяла девочка.

– Одну я тебя не отпущу, – настаивала Анна, понимая, что угроза жизни ещё не спала – Есть кто-нибудь из родных дома? Ну или просто в городе?

– Дядя есть, – ответила ей она сама, – Только я не знаю, где его искать.

– Понятно, – для Анны такой ответ был вполне ожидаем. Оглядевшись по сторонам, она аккуратно повернула к себе за подбородок Анино лицо – Не бойся меня, хорошо?

Слова незнакомки прозвучали неубедительно – маленькая ощутимо её боялась.

– Послушай, – сказала тогда Анна, – Я не желаю тебе зла: иначе стала бы я тебя спасать?

– З-зачем вам… идти?

Безрезультатно – постоянно кося взгляд, малышка избегала встречи взглядом. Тогда гостья из будущего пустила в ход свой последний, самый глупый и даже абсурдный довод:

– Можно, я у тебя умоюсь?

Как ни странно, именно просьба подействовала на неё лучше всего – маленькая Анна немного успокоилась и впервые повернула свои ярко-синие глазёнки к незнакомой девушке. Видя это, Анна взрослая доверительно протянула ей свою грязную, запылённую, но хотя бы не окровавленную правую руку и восьмилетняя она медленно, нерешительно протянула в ответ свою маленькую ладошку. Ладони медленно соприкоснулись. Держать за руку саму себя из прошлого показалось для Анны ещё более странным и необычным, чем взгляд со стороны – каждое её прикосновение к этой девочке сразу же отзывалось всплывавшими в голове воспоминаниями из детства. Аккуратно обняв пальцами эту детскую ладошку, встав с колена, она с Аней спустилась по лестнице и, осторожно прислушиваясь, приоткрыла дверь подъезда. Выстрелов не последовало. Оглядевшись ещё с целью убедиться, что нападавшие действительно скрылись, обе Анны наконец вышли на улицу.

В Белгороде образца 16 июля 2001 года по-прежнему было солнечно, но теперь ясную, безветренную погоду сменил холодный ветер и мрачные серые тучи, набежавшие с востока. Теперь пройти незамеченной для гостьи из будущего просто не представлялось возможным: завидев в толпе девушку с перемазанном в грязи и крови лицом, разбитым носом и следами слёз на бледных как смерть щеках, люди сразу оборачивались, испуганно глядя ей вслед. Но даже на этом беды, постигшие Анну, не закончились: всё-таки столкновение с той машиной не прошло бесследно – начала болеть нога. С каждым шагом левое колено её всё сильнее ныло и опухало. Анна начала прихрамывать: идти быстрее она уже не могла, так что младшая Аня вполне могла вырваться и убежать, но девочка словно понимала, что сейчас незнакомке действительно больно, и никуда не торопилась. Сейчас Анна полностью зависела от той, кем была шестнадцать лет назад – за годы, проведённые в Москве, Анина гостья совсем забыла дорогу к бывшему дому.

Неизвестно, сколько они так шли – от усталости и изнеможения Анна уже совершенно потеряла счёт времени, а рука с часами держала Аню и ей не хотелось случайно её спугнуть. Наконец они пришли к девятиэтажному дому на пересечении улиц Октябрьской и Нагорной. «Какая ирония – две улицы как станции метро» – промелькнуло в голове у москвички. Приглядевшись, Анна увидела, что здание под номером 25 не сплошное, а составлено из нескольких впритык подогнанных друг к другу блоков-подъездов. Войдя в один из них, Аня повела себя из будущего по лестнице, но уже на третьей ступеньке Анна остановилась: боль в ноге стала невыносимой – дальше подниматься она уже не могла.

– Вам… вам больно? – невинно поинтересовалась Аня.

– Да, – поморщившись, ответила ей она сама.

– Может, тогда на лифте?

– Пожалуй.

Поразительно, и в то же время жутковато: всё это время Аня была абсолютно спокойна. Анна никак не могла понять, что с ребёнком: её собственное лицо совершенно не выражало эмоций. Возможно, девочка ещё не поняла, что только что осталась сиротой, но как бы то ни было, такого у детей Анна никогда в жизни не видела. Поднявшись на четвёртый этаж, Аня достала из кармана своей курточки связку ключей и самостоятельно открыла дверь. Анну из будущего поначалу насторожило, что она в свои восемь лет вот так спокойно открыла дверь незнакомой особе, но потом смекнула, что сейчас этот факт ей даже на руку, и без разговоров вошла внутрь.

Квартира, в которой Анна провела свои первые восемь лет жизни, была обставлена по меркам современности бедно: тусклый клетчатый пол, синие и зелёные клетки которого то и дело съезжали относительно друг друга, старые обои кремового оттенка с потускневшим от времени тонким узорчатым рисунком, небольшая полочка для обуви, стоявшая здесь, судя по кольцам пыли вокруг резных ножек, уже очень давно, встроенный в стену шкаф и антресоли, на которых издавна водилось всякое барахло, составляли узкую прихожую. Напротив шкафа висело высокое зеркало в красивой, покрытой тёмным лаком резной оправе. Пока маленькая Анна неуклюже пыталась снять свои кроссовки, её гостья медленно подошла к нему.

Анна и так знала, что выглядит не очень, и всё равно, увидев в отражении собственное лицо, ужаснулась: пыльное, грязное, со следами запёкшейся крови возле ноздрей, вдоль щёк тянулись две дорожки от слёз – всё это напоминало картинку из неплохого фильма ужасов. В волосах, ещё недавно идеально гладких и чистых, спутались комки пыли. На левом виске рос здоровенный синячина. Одежда тоже была не в лучшем состоянии: после столкновения с «Москвичом» на куртке появились затёртости, а у самого края плаща – два мелких надрыва.

– Ванная там – пискнула восьмилетняя Анна и показала пальцем на деревянную дверь слева от входной.

– Спасибо – тихо прошептала её гостья и сняв свои сапоги, скрывшись за дверью, сразу закрылась на задвижку.

Ванная была обставлена не менее аскетично: оцинкованная ванна занимала большую часть и без того малого пространства. Матовая коричневая плитка на полу холодила ноги, с потолка грустно свисал на одних проводах одинокий патрон с ярко горящей лампочкой. На недавно белёном потолке уже виднелись следы от сырости. Справа от входа прямо из стены выпирали покрытый мыльными разводами кран и керамическая раковина.

Дрожащими пальцами Анна вытащила из мыльницы белое детское мыло и принялась умываться – её уже тошнило от всего, что произошло. Оказаться на её месте не пожелаешь никому: подумать только – одним шагом перечеркнула собственное прошлое! Вина в смерти собственных родителей непосильным грузом рухнула на хрупкие девичьи плечи. Перед серо-голубыми глазами вновь и вновь мелькали лица её отца и матери. Анна снова и снова видела умирающего папу, показывающего пальцем в проём между домами. Она добилась своего, увидела его – но какой ценой! А ведь отправляясь сюда, не могла даже представить, что цена будет столь велика. Что за ужас?

Тут Анна подумала о той восьмилетней себе, что сейчас с совершенно остекленевшим взглядом уставилась на закрытую дверь ванной. Бедная девочка – что теперь с нею будет?!Мамы, которая воспитывала взрослую Анну, больше нет – ребёнку в прямом смысле некуда податься. Существовал лишь один человек, который мог её приютить – это дядя Савелий, но гостья из будущего боялась даже думать, как скажет ему, что его младшего брата и невестки больше нет в живых. Пройди всё гладко, она бы успела смыться из этого времени, а теперь… «Что теперь со мной будет? Нарушила все обязательства, которые дала! За это ведь следует какое-то наказание – убитая чувством вины, Анна была готова на всё, даже на смерть: «И ведь ему даже нельзя сказать, кто я такая – он же меня убьёт на месте! Ох, сколько всего я изменила… Мама же… Стоп!»

И тут в голове промелькнула мысль, казалось бы, абсолютно невозможная: она до сих пор её помнит! Анна до сих пор продолжала вспоминать, как мама провожала её к дяде Савве – буквально вчера! Но как? Это… это же невозможно! Теперь, после всего произошедшего, мама должна была исчезнуть из её жизни – «эффект бабочки» должен был стереть ей память, заменив старые воспоминания о ней новыми, изменёнными! И маму, и всё, что произошло до этого дня, она должна была уже забыть, так что сейчас Анна не могла даже прознать, что её воспитывала родная мама. И тем не менее, она это знала. Так почему этого не произошло? На долю секунды в голове девушки мелькнула мысль – а что, если то, что она ничего не забыла, значит, что мама всё ещё жива? Правда, идея была настолько бредовой, что Анна хотела было снова разреветься, но глаза уже выплакали все имевшиеся слёзы. Тяжёлые всхлипы гостьи из будущего выдавали подступавшее к горлу отчаяние. «Почему я всё это помню? За что мне это?» – клянила она себя, уставившись в серый от стекавшей с лица грязи слив раковины.