Магический холод успел куснуть жертву, но не прокусить, и темные чары погасли прежде, чем пришла отрезвляющая боль. Калеб даже не поморщился. Как все нормальные светлые чародеи, в отличие от Вайрона, он использовал защиту.
Схватка закончилась ничьей: он меня пленил, а я обожгла ему плечо.
— Ты знаешь сказку о мальчике и волке, маленькая Энни? — хрипловатым голосом тихо спросил Калеб, не сводя взгляда с моих губ. На его груди и ключицах дрожали капли влаги, с растаявших волос капала вода. Прозрачно-льдистые глаза потемнели. Возможно, это было простой игрой тени и света.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — процедила я, хотя догадывалась, к чему клонился разговор.
— Мальчик так жаждал внимания взрослых, что соврал о нападении волка, а потом его съели.
— Волка?
— Мальчика.
— Какой грустный конец нравоучительной истории.
— Никогда больше так не поступай! Не глупи, как тот мальчик.
Он дышал злостью и был совершенно не восприимчив к витающему в воздухе успокаивающему запаху валерьянового корня. Никакого толка от разбитого флакона. Видимо, у настойки закончился срок годности.
— Отпусти, — потребовала я, страшно задетая его словами.
Калеб разжал горячие пальцы, но не отошел. Мы стояли так близко, что я практически касалась обнаженного мужского торса грудью, прикрытой лишь тонкой материей. Кому-то следовало отступить. В этот раз шаг назад первым сделал он.
— По-моему, ты ошибаешься на мой счет, — быстро проговорила я, не понимая, как шутка могла перерасти в серьезную потасовку, какая пружинка распрямилась внутри Калеба, что его, фигурально выражаясь, подбросило. — Ты действительно думаешь, что кто-то сможет меня съесть? Ты сам вытащил ведьму из шкафа.
— Я считал, что помогал тебе прийти в чувство и перестать изображать жертву, но ты застряла в том шкафу на девять лет, Эннари. Вылези и попытайся повзрослеть.
Скользящим движением он убрал с лица спутанные мокрые волосы и в гробовом молчании вышел из моих покоев. Через разломанный дверной проем я наблюдала, как он скрылся в комнате, подчеркнуто тихо прикрыв дверь. Я своей шарахнула бы, но была лишена такой привилегии: мою-то дверь он выбил, когда бросился спасать ведьму, которой вообще спасения не требовалось. Говорю, никакого чувства юмора!
Через час запас юмора закончился и у меня. За окном постепенно серело небо, комната медленно куталась в седые предрассветные сумерки. Должно быть, где-то далеко к горизонту подступало солнце, готовое осветить финальный день лета. Я не спала ни минуты, а входная дверь по-прежнему держалась на честном слове. Проклятиями, мертвенными зовами и доведением мужиков до бешенства я владела лучше, чем бытовой магией. Увы и ах… Плюнув на выбитый замок, я заколдовала дверной проем и, упав на кровать, заснула лицом в подушку.
Грохот был душераздирающий, зубодробильный, адский! Казалось, кто-то огромный и безжалостный крушил каменные стены. Я резко села на кровати, не понимая, где нахожусь, почему над головой не побеленный потолок, а фиолетовая тряпка. Диковатым взглядом обвела комнату, не сразу признавая обстановку. Не без труда удалось собрать мысли и припомнить, что накануне я вернулась в Истван, поселилась в гостевой башне, и знакомого потолка из общежитской каморки или даже лепнины из шикарного загородного дома семьи Реграм здесь просто не было. Зато грохота имелось сколько душенька захочет. Хоть рассовывай его по бутылкам, как отловленных призраков, и продавай за пару медных монет на рыночной площади, чтобы любой желающий имел возможность этим ужасающим шумом извести ненавистных соседей.
На улице страшно бабахнуло. Я слетела с кровати с такой проворностью, словно в матраце распрямилась пружина и острым концом ужалила меня в нежный филей. Едва не снеся с подоконника злосчастную шкатулку с булавками и даже готовая эти булавки применить по прямому назначению, я высунулась в открытое окно гостиной. Калеб не соврал: в учебной башне полным холодом шел ремонт.
— Эй вы там, на третьем этаже учебной башни! — добавив голосу мощности с помощью нехитрого заклятия, проорала я. — Вы ее рушите, что ли? Тогда свалите, я сама ее разрушу! Быстро и очень тихо!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В башне наступила гробовая тишина, да и вообще окрестности замка светлых чародеев подозрительно притихли. Абсолютно все, даже ветер.
— Темная хозяйка, не гневайся! — высунулся из башенного окна, пока еще похожего на сквозную дыру, бородатый мастер-каменщик (или кем он там был). — Солнце уже высоко, работать пора.
Солнце встало, но, справедливо говоря, приличные люди ещё лежали в кроватях и досматривали благопристойные сны, окружив себя пологом бесшумности. И только кое-кто — на себя пальцем не показывают — проигнорировал, как оказалось, дельный совет…
Втянувшись обратно в комнату, я закутала окна заклятием бесшумности и затемнила стекла от солнца. Теперь и грохот стих, и свет утерял пронзительную яркость. Спи — не хочу! Вот я и не хотела — по обыкновению колдовство с утра пораньше и на гудящую голову напрочь отбило сон. Оставалось подавить зевоту, привести себя в порядок и отправиться в соседний городок за ведьмовским котелком. Приворот сам себя не сварит, чародей сам собой в правильную кузину не влюбится, а готовить зелье было решительно не в чем. Обычная кастрюля приворотную смесь не выдержит и прохудится ещё до закипания, а брать магический котел у теток не возникало желания.
Когда Эбби по-дедовски пафосно прислала записку, я практически собралась и напоследок, глядя в зеркало с длинной ручкой, красила губы алым цветом. В воздухе блеснула вспышка, занялся огонек, и из пламени выплелось послание, написанное на половинке листа дорогой бархатистой бумаги с личным вензелем Эбигейл Истван.
«Почему бы нам не позавтракать вместе?» — задавалась очень странным вопросом кузина.
— Потому что у меня закончились порошки от изжоги и несварения, — честно ответила я в пустоту и одним касанием спалила приглашение. От листочка даже пепла не осталось.
«У меня планы в городе», — отправила огненное послание, но подумала и добавила следующую записку: «Но спасибо за приглашение».
Быстренько пристегнув к поясу кожаный кошелек, я дернула на выход. Отчего-то казалось, что новая дружелюбная Эбби, словно призрак, выйдет из зеркала в гардеробной, подхватит меня за руку и утащит к себе в логово завтракать пирожными.
Сняв с дверей защитное заклятие, я вышла из комнаты. Мигом стало слышно, как за пределами башни колотили, ругались и что-то ломали. Наверное, прорубали еще один выход.
Пару минут пришлось потратить на чары. Дверь затянула непрозрачная, липкая паутина, такая красивая, что увидеть ее настоящий паук, зашелся бы в аплодисментах. Конечно, если бы пауки были разумны и умели хлопать. Зато теперь любой Вайрон, не понимающий намеков, что посторонним в покои вход воспрещен, будет вынужден или бороться с ловушкой, или ждать моего возвращения, изображая плененную муху. Стряхнув с рук остатки магии, я развернулась и обнаружила Калеба, с непроницаемым видом наблюдавшего за превращением обычной двери в паучье логово.
— Это не для красоты, — пояснила я. — Ты вчера разломал дверь, пришлось опечатать. Здорово получилось?
Он бросил последний убийственный взгляд на заколдованную дверь, видимо, тем самым выразив все, что думает по поводу художественной ценности паутины, и молчком начал спускаться по лестнице. Я зашагала следом. Каблуки стучали в такт грохоту, доносящемуся из учебной башни.
— Как спалось? — спросила у вихрастого мужского затылка.
Калеб так резко развернулся, что от неожиданности я шатнулась туда-сюда и схватилась за перила, стараясь не свалиться ему на грудь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Святые демоны? Ты чего по утрам такой внезапный?!
Нас разделило расстояние в пару ступенек, стирающее разницу в росте. От жениха пахло мыльной пеной для бритья и по-мужски холодным благовонием, ужасно ему подходящим. Если присмотреться, а я с интересом присматривалась, от виска до подбородка и ниже, под жесткий воротничок крахмальной белой рубашки, убегал белесый след от вчерашнего заклятья.