— Он закрутился вокруг тебя, обвился, а потом сгинул, — добавил Вася.
— Он тебя трахнул, а потом ты его съел, — подвел итог Эрик. — Лучше так, чем наоборот. Особенно если этот дрищ был бабой. С большииими сиськами!
Я не стал отвечать.
Через десять минут мы оказались внутри периметра, и к моему удивлению нас отправили прямиком в казарму.
— У вас два часа, чтобы привести себя в порядок и восстановить боеспособность, — сообщил Нгуен.
И то хлеб.
Через территорию части на этот раз мы проследовали неспешным шагом, в транспортной зоне увидели прибытие сразу двух грузовиков-платформ, на которых покоилось нечто большое и раскоряченное под брезентом. У штабного корпуса Шредингер расстался с нами, пообещав, что через полтора часа явится и «разберется с предателями».
Мы обогнули казарму первой роты, и тут у меня под ногой хрустнуло.
— Ой, это что? — воскликнул Вася, разглядывая белесого червяка размером с мизинец, на которого едва не наступил.
Таких существ на земле было предостаточно, они дергались и корчились, извергая полупрозрачную слизь.
— Песчаные черви, — лицо Ричардсона исказилось. — Грызут кожу, и это очень больно. Аккуратнее.
Очередной червяк свалился с притолоки, когда комотделения открыл дверь казармы. Дневальный обнаружился стоящим на табуретке, он пританцовывал, постукивал ботинком о ботинок.
Белесые извивающиеся твари кишели всюду — на стенах, на полу, даже на лампочке.
— Вот это здравствуй жопа, Новый год, — сказал Вася, и я был с ним полностью согласен.
* * *
Добраться до спален мы просто не смогли, пришлось еще и дневального эвакуировать, и остальных кто застрял внутри.
Потом явились врачи из санчасти, все трое, и лысый, и огромный седой, и морщинистый с прозрачным взглядом, напомнивший мне когда-то эсэсовских «исследователей» из концлагеря. Он принялся раздавать приказы, и вскоре мы все оказались в респираторах, получили штуки вроде огнетушителей, только извергали они не пену, а синеватый дым, и попавшие в него черви мгновенно высыхали и скукоживались.
Так началась великая битва за казарму.
Явившиеся из пустыни твари умирали тысячами, но не сдавались, они перли и перли из всех щелей. Казалось, что их поток никогда не закончится, что их рождает сама планета, ополчившаяся против нас.
Мы не успели очистить и первого этажа, когда я узнал, что значит «грызут кожу». Болью дернуло левый локоть, да так, что я едва не выпустил огнетушитель, а когда закатал рукав, то обнаружил кровоточащую бороздку и довольного червя, который больше не был белесым.
Он радостно переливался красным, толстый и жирный от моей крови.
— Руками не трогай, — велел Ричардсон, и выгнал меня на улицу, где был развернут санитарно-командный пункт.
Оба солнца уже зашли, и установили мощные фонари, под которыми суетились доктора.
— Куда цапнули? — спросил седой, когда подошла моя очередь.
Я молча предъявил руку.
Червяка он извлек пинцетом, а бороздку залил прозрачным гелем со слабым запахом спирта. Гель зашипел, а локоть вновь дернуло, ничуть не слабее, чем в первый раз, и я на несколько секунд лишился возможности соображать.
— Пять минут посиди. Если все успокоится, то давай обратно за дело, — сказал доктор. — Следующий!
Часам к трем ночи стало ясно, что мы берем верх, мы уже не столько убивали червей, сколько выгребали их трупы. Постельное белье пришлось вытряхнуть, а затем загрузить на пикап, чтобы он отвез на дезинфекцию, а самим промыть всю казарму от крыши до фундамента.
Закончилось все к рассвету, буквально за час для подъема, и к этому времени даже Шредингер утратил злобную энергию, ранее казавшуюся неистощимой.
— Хочется спать, но стоит ли? — философски спросил Вася, усаживаясь на койку, застеленную свежим бельем.
— Может дадут после завтрака? — пробормотал Нагахира. — Мы же целую ночь бегали. Все как вялые кальмары.
— Держи карман шире, — отозвался Эрик.
И как в воду глядел.
Нас выдернули из казармы сразу после завтрака, не успели мы переварить творожную запеканку с изюмом, щедро политую сгущенкой. Очень хорошо, что этим утром не дали макарон ни в каком виде, они напомнили бы нам песчаных червей и аппетита точно не вызвали бы.
— Бронежилеты не надо, и шлемы тоже, — сказал явившийся за нами Шредингер. — Автоматы только.
Мы с Васей переглянулись, изумление отразилось на многих лицах.
Куда мы годимся в таком виде?
Подозрения мои усилились, когда на стрельбище нас встретил лично командир батальона. За последние дни он немного схуднул, потерял спокойную упитанность, но рожа его осталась столь же свирепо красной.
Рядом с ним топтались двое мужчин средних лет, которые явно неловко чувствовали себя в камуфляже — один азиатской внешности, другой типичный латинос, оба без оружия. Вместо калашей они имели две сумки для ноутов и большой ящик, выкрашенный в армейско-зеленый.
У ограды полигона возились пацаны под руководством Аслана, устанавливали «кинопроектор».
— Итак, бойцы, сейчас мы будем кое-что тестировать, собачья кровь, — заявил Збржчак. — Серов, тащи свой хрен сюда. И ты, Торвальдссон, тоже. Для начала вас двоих хватит.
От незнакомых мужиков пахло дезодорантом и одеколоном, от комбата воняло пряными корешками, которые он жевал, чтобы забить перегар.
— Встаньте сюда, — попросил азиат, а латинос откинул крышку ящика.
Извлек он оттуда два черных обруча, усаженных множеством тонких усиков сантиметров в пятнадцать каждый, и бусины на их кончиках радужно засверкали, отражая свет солнца и полыхание силового поля. Я нахмурился, пытаясь сообразить, что это за штуковины такие, и при чем тут вообще мы.
— Голову, пожалуйста, — сказал азиат. — Мы их просто наденем на вас.
Обруч слегка надавил на виски, но оказался невероятно легким, почти невесомым. Ингвар потянулся, чтобы поправить свой, но латинос остановил его:
— Не трогайте, пожалуйста. Сейчас протестируем.
Збржчак таращился на нас с нехорошей ухмылкой, он-то наверняка понимал, что происходит.
Азиат вытащил из сумки ноутбук, раскрыл его и защелкал клавишами, поглядывая на нас с Ингваром. Латинос отошел чуть в сторону и выжидательно уставился на коллегу, комбат вроде бы затаил дыхание.
Мне показалось, что в глаз попала соринка, и я моргнул.
— Чувствуешь что-нибудь, Серов? — поинтересовался Збржчак. — Торвальдссон?
— Никак нет, — ответил я, и те же слова повторил норвежец.
— Работает нормально, — азиат хмурился так, словно все шло совсем не по плану. — Сейчас выкручу на максимум.
Я вновь моргнул, пытаясь сфокусировать зрение, поскольку глаза отчего-то заслезились. Поднял руку, чтобы убрать слезинки со щеки, и понял, что там сухо, что со зрением все в порядке, это вокруг меня дрожит еле заметное марево, окутывает коконом.
— Ох, херота какая занятная! — рявкнул Збржчак. — Поиметь меня восемь раз!
Я глянул на Ингвара — бусинки на обруче мерцали, и с них будто свисала накидка из пластика, бесцветная, очень прозрачная, но вся в складках, и вот их-то как раз можно было заметить, если напрячь глаза. С той стороны, где стояли наши, донеслись изумленные восклицания, я вроде бы даже различил голос Эрика.
— Это мобильный экран, — сообщил комбат. — Он закрывает вас от воздействия полигона. Эффекты кубов вам более не страшны. И на максимум включать не обязательно.
— Теоретически, — влез азиат. — На практике еще не знаем.
— Но сейчас попробуем, — не дал сбить себя с мысли Збржчак. — В этой байде можно безопасно зайти куда угодно, даже в Воронку заглянуть… ну да, док, теоретически, я в курсе. И всякие механические твари вас видеть не должны… А вот подломаем стенку и проверим.
Я вспомнил, что случилось, когда мы «подломали стенку» в последний раз, как бешено среагировала система безопасности, а безголовцы и столбоходы загоняли нас как волки оленя. А потом из памяти всплыли детали нашего возвращения в часть — после того, как мы разобрались с Цзянем и его дружками-каннибалами.