Читать интересную книгу Дело возбуждено... (сборник) - Октем Эминов

Тот факт, что старик дежурный в гостинице оказался вашим родичем и по вашей просьбе постоянно подслушивал наши разговоры, выяснился позже и ничего уже не менял. Нам нужны были точные доказательства. Они нашлись бы, может быть, но не так скоро, если бы вы опять не поспешили на помощь: вы послали письмо Таррыхову, заклиная его молчать…

Таррыхов-то все и рассказал: и то, как вы зазвали Бекджана во двор, и то, как подпаивали его водкой, и то, как зачем-то увели его в сад. Таррыхова вы напоили заранее — вы знали по опыту работы с ним его слабоволие и то, что под хмельком он на все согласен. Вы убили Бекджана, а потом позвали Лопбыкулы и с его помощью закопали тело в огороде. Таррыхов согласился молчать, так как вы могли шантажировать его, зная многочисленные случаи его мелких покраж со склада и из магазина. А потом вы помогли ему перебраться в Ашхабад… Но память у него оказалась хорошая — Лопбыкулы даже точно указал нам место захоронения Бекджана.

Пока Хаиткулы говорил, Най-мираб сидел, обхватив голову руками, и мерно раскачивался. Не сказал он ни слова и тогда, когда следователь умолк. Вошел милиционер и жестом приказал мирабу идти из кабинета. Старик, еще сильнее сутулясь, шаркая ногами, пошел к двери.

* * *

Полчаса спустя Хаиткулы мчался на мотоцикле в Сурху. Он думал о том, что не раз еще ему предстоит ехать этой степной дорогой — уже не по делам следствия, а в гости к Веллек-аге и тете Хаджат. Ехать вместе с Марал.

Чарджоу, 1969–1971 гг. Перевод с туркменского С. Плеханова

БУДЬ НАЧЕКУ, БЕКНАЗАР!

Повесть

Дверь, единственная, конечно, здесь дверь — с окошечком, забранным решеткой, скрипнула и распахнулась.

Сержант, которому, судя по внешнему виду, совсем немного осталось до пенсии, появился на пороге камеры и негромко позвал:

— Худдыков, выходи. Вызывают на допрос.

Высокий, мрачного облика обитатель камеры встал так быстро, будто ждал этого приглашения. Старый милиционер пропустил его вперед и пошел за ним твердым армейским шагом, хотя и слегка вразвалку. «Налево… Прямо… Налево», — подсказывал он арестанту почти механически, невесело думая о нем: «Смотри ты, как сник! Вчера наклонял голову в переходах, чтобы не задеть за косяк, а сегодня ему и пригибаться не надо. Потерял свободу и сломался. Говорят, не так давно был еще человеком, а потом зазнался. Перестал узнавать друзей — пока лбом не упрется в знакомого, не поздоровается… В автобусах не ездил, такси только подавай! Говорят, лотерейные билеты с выигрышами скупал. Ну герой! Каким ты вчера был и каким стал сегодня! Посмотрел бы на себя…»

Если бы Худдыков мог угадать мысли своего стража, он удивился бы: они были немного похожи на то, о чем думал он сам: «Всего достиг. Любое желание исполнялось, все счастливы были, если могли угодить… Всем был нужен, все любили. А что вышло?.. Кто я теперь? Человек, находящийся под следствием, — вот кто. Интересно, а кто будет допрашивать? Много ли они знают обо мне? В чем признаваться? От чего отпираться? Если признаюсь, какая будет в том выгода? А если не признаваться?.. А дома сынишка, наверное, дергает мать за подол: „Где мой папка?“ Все же, где я ошибку допустил? До последнего дня не думал, что подведет кто-нибудь…»

Он услышал легкие шаги и чуть не споткнулся, увидев Гырмызу — одну из своих продавщиц. «Как она здесь очутилась? Вызвали?.. Не продала ли?»

Не успел он обдумать свой вопрос, как сержант велел остановиться, распахнул одну из дверей:

— Войди.

«Что случилось с Гырмызой? Почему не поздоровалась?» С этой мыслью он вошел в кабинет, сел на стул и понял, что в этом кабинете для него сейчас сосредоточена вся вселенная, а сидящий напротив капитан — хозяин его судьбы.

Он узнал и кабинет, и его хозяина. Да, да, здесь ему приходилось бывать! По другому, правда, поводу. Повернулось колесо фортуны… Бывало, отрывали его от службы и приглашали сюда: окажется продавец нечист на руку — Багы Худдыковича зовут, и надо чесать затылок, думать, как изобрести несчастному «положительную характеристику» и сбагрить потом «на поруки» коллективу… Удастся выгородить шельму, выговариваешь ему потом: «Спас тебя от решетки! Не знаешь, каких это мне стоило затрат, моральных и материальных!..» Попадались неблагодарные, но большинство долго не забывали об этом.

Капитан молча перекладывал папки, шелестел бумагами. Чувствовалось, что он дает допрашиваемому возможность успокоиться, собраться с мыслями, а может быть, и признаться сразу во всем.

Капитану Хаиткулы Мовлямбердыеву не исполнилось еще тридцати (хотя уже пробилась седая прядь в волосах), но он хорошо был известен как мастер оперативно-розыскной работы. По поручению следователя ему разрешалось выполнять отдельные следственные действия, например вести допросы.

Багы Худдыков с надеждой смотрел на телефон. «Где ж они, друзья-приятели, что не раз клялись: волос не упадет с твоей головы? Почему не звонят сюда, этому капитану?»

Но аппарат безмолвствовал. Капитан же начал задавать вопросы: фамилия, имя, отчество, место и год рождения… Место работы и должность.

Когда спросили о должности, Худдыков почувствовал, как комок подкатил к его горлу, и через силу выдавил:

— Заведующим был… нескольких точек… А теперь я — никто. Такая у меня должность, так и запишите.

…Произошло это вчера. Он сидел в своем кабинете, обедал, даже хлебнул кое-чего, когда нагрянули несколько человек в штатском и опечатали магазин я склады. Сверили наличие товаров с документами — оказался излишек водки, двадцать пять ящиков. После этой проверки он и очутился здесь. Если его когда-нибудь спросят, какая ночь была самой длинной в его жизни, сразу скажет: только эта, только эта кошмарная ночь! О чем он только не передумал в эти ночные часы, всю свою жизнь перебрал: что в ней было, в чем сам был виноват, в чем другие были виноваты перед ним. Правда, все мысли почему-то упирались в один и тот же вопрос: верны ли будут ему его многоопытные друзья?

— Вчера вечером и сегодня сюда звонили ваши знакомые, не все называли себя… Интересовались вашей судьбой.

Капитан сказал это так бесстрастно, что Худдыков понял: никакие звонки на него не подействуют.

— Теперь к делу. — Хаиткулы перевернул страницу протокола допроса. — Двадцать пять ящиков — это пятьсот бутылок водки, так ведь? Если перевести на деньги…

Худдыков выпалил:

— Тысяча восемьсот десять рублей ноль-ноль копеек! Не тратьте чернил…

— Если прибавить к ним стоимость реализованной водки, сколько будет всего?

— Какой такой реализованной?

Хаиткулы извлек из ящика стола папиросу, прикурил от зажигалки и только потом достал из папки лист бумаги и начал читать:

— «Из привезенной партии я продала два ящика, а деньги отдала Багы Худдыковичу Худдыкову…»

— Клевета!

Капитан встал из-за стола, открыл дверь и пригласил кого-то. В кабинет вошла Гырмыза. Она остановилась напротив бывшего завмага и прямо посмотрела ему в глаза. Он сразу понял, что отпираться — значит, навредить себе.

— Расскажу все…

Худдыков признался в том, что присвоил двадцать семь ящиков водки, которые привез экспедитор горпищеторга Кузыбаев, обещавший ему за «реализацию» водки двести рублей. Успели продать только два ящика. На допросе Худдыков утверждал, что Кузыбаев раньше подобных сделок ему не предлагал, с друзьями Кузыбаева он также дел не имел.

В камеру Худдыков шел еле шевеля ногами, а сердце его болело от сознания того, как просто его провели: «Глупая девчонка, не знаешь жизни… К тебе с добром, а ты…» Он помнит тот разговор в отделе кадров. Девушку перевели к ним из другого магазина, не сработалась она там с директором, а перед тем у нее произошел конфликт еще в одном месте.

— Если они там нечисты на руку, как я могла не замечать этого! — с жаром твердила она.

— Видно, у тебя неуживчивый характер, — убеждала ее начальник отдела кадров. — Тебе опять тяжело придется. Что, если переведем на другую работу?

Девушка оказалась упрямой:

— Нет, буду работать только по своей специальности.

Багы Худдыкович вмешался:

— Направьте девушку ко мне старшим продавцом…

Начальник отдела кадров замахала на него руками:

— Ты вообще с ней не сработаешься, Багыджан. — Она многозначительно улыбнулась.

Худдыкову девушка понравилась именно тем, что не сразу соглашалась с другими. Он тоже улыбнулся.

— Будьте спокойны, все будет в порядке.

Как ошибся ты, Худдыков! Стычка произошла сразу же, в первую смену, когда, уверенный в том, что Гырмыза должна быть благодарна ему, Худдыков вызвал ее и велел продать два ящика водки:

— Деньги отдашь мне. Каждый день продавай по два ящика.