жёстким.
Я рухнул на тротуарные плитки, скрежеща по их гладкой поверхности пуговицами своей джинсовой куртки. Бейсболка, мелкие детали гардероба слетали с меня как осенние листья с куста. Со стороны я, наверное, был похож на тряпочного зайца, выброшенного на произвол судьбы из окна быстро идущего автомобиля. Мне ещё повезло, что я был не на асфальте. Иначе я истёрся бы на половину, как на шинковке.
Всё моё нелепое падение виделось мне, как в замедленной съёмке. Раньше я о таком только читал. Когда же я приземлился, действия продолжились стремительно и беспощадно, не оставляя времени на размышления. Не успело моё туловище прийти в себя, улёгшись на обочине в нелепой позе, как настигнувшие меня преследователи принялись дубасить его, по чём попало, причём исключительно ногами. Моё сознание стремительно угасло, и я уже не слышал, как Дрозд орал всем, чтобы прекращали.
…Он приотстал немного, не желая особо напрягаться после возлияний. Знал, что эти хорьки не упустят добычи. А когда Штырь помчался вслед пацану на велике, понял — не уйдёт. Однако ситуация быстро вышла из-под контроля. Подвыпившая компания, разгорячённая погоней, едва не убила Шкета. Убила бы, но Дрозд вернул всех к реальности, врезав кому-то в челюсть, так как матерки не подействовали. Через минуту вокруг уже была тишина. Только тихо скулил, держась за отбитую челюсть, Факер.
— Повеселились, уроды, — рычал Дрозд, обводя всех гневным взглядом, — что теперь с этим мясом делать? Вот это вы собираетесь Бесу предъявить?!
Все подавленно молчали, стараясь не глядеть на слабо хрипящего парня, которого только что едва не убили, особо этого не желая. Факер продолжал скулить, и Дрозд вновь завёлся.
— Заглохни, баклан, а то и тебе так же наваляем! Пока вы здесь дружно дрочите, кто-нибудь уже наверняка вызвал ментов. Если хотите, чтобы всё было тип-топ, берите этого и швыряйте Бесу за забор.
Все в ужасе уставились на Дрозда.
— Там же псина эта громадная, — просипел Билл, — она ж его порвёт к чертям.
— Как-то быстро вы гуманистами все стали! А когда ты об него мослы свои отбивал, Билл, небось, не думал, что он завернуться может? Делайте, как я сказал, он всё равно не жилец. Зато мусора приедут, а допрашивать некого. Нет тела — нет дела.
Толпа и есть толпа. Не пришлось их долго уговаривать. Понукаемые Дроздом, они дружно, вернее сообща, ухватили паренька, кто за что смог, дотащили и ухнули его через забор. Страшный рык огласил округу, и через несколько секунд мощный удар сотряс забор. Но злодеи уже вовсю улепётывали, не думая ожидать развязки. Уже на лестнице, ведущей наверх к центру города, Джокер, догнав Дрозда, зло шепнул ему:
— Я всегда знал, что ты урод, но не думал, что настолько.
— Не горячись, парня угробили вы, я лишь спас ваши задницы. У меня, если ты помнишь, были связаны с ним совсем другие планы, — и добавил, помолчав: — А будете вякать, вам же не поздоровится.
14/Эпизод
Он никого не любил в своей жизни, даже хозяина. Его он терпел, потому что он единственный, кто давал ему еду и не боялся при этом. От всех остальных исходил этот удушливый запах первобытного ужаса. Он ненавидел его и всех, кто этот запах источал. Ещё в помёте своей матери он ощутил, что намного сильнее своих братьев и сестёр. Бесцеремонно отбирал у них еду и, когда один из них попытался ему противостоять, едва не удавил его прямо на соломенной подстилке, где они все дружно отдыхали. Сука, бывшая им матерью, быстро навела порядок в семействе, но он навсегда запомнил, как пахнет страх. Его собственный страх если и был, то настолько быстро перерастал в ярость и слепую ненависть ко всему, что его вызывало, что он не успевал его ощутить.
Вот и сейчас какие-то трусливые гады затеяли свою возню у него за забором, но пока они не собирались нарушить периметр, который он помечал каждые несколько часов и справедливо полагал своей законной территорией, ему было плевать на них. Но вот улёгшаяся было свара разгорелась вновь, и, похоже, теперь они направлялись прямиком в его владения. Так и есть, один из этих пугливых людей перелетел через забор и остался лежать, приникнув к земле. В несколько прыжков пёс оказался возле него, но человек не боялся, зато от забора шарахнуло таким амбре страха и ужаса, что он немедля бросился грудью на доски, рыча от досады на их крепость. Затем пёс вернулся к лежащему телу. У него не было сомнений в том, что перед ним был живой человек, но непривычным было то, что он не боялся. При таком его поведении псу он был совершенно не интересен, и Жук вернулся в будку. Однако скоро был вынужден покинуть её и вновь подойти к человеку.
Скуля и пачкая землю кровью, парень полз в поисках убежища, собачья будка, большая и просторная, была как нельзя кстати у него на пути. Его спасло то, что он был в бреду и ничего не соображал.
Жук в крайнем изумлении смотрел на это непонятное существо, пульсирующее болью и не имеющее страха. Если бы не этот запах, пробивающийся сквозь резкие ароматы крови и боли, он бы не признал в нём человека. Но запах свидетельствовал, что он был тут совсем недавно вместе с хозяином. Для верности Жук обнюхал всё вокруг — да, так и есть, на калитке ещё не выветрился его запах.
Это, конечно, мало что значило, и, если бы этот человек позволил себе быть менее несчастным и более испуганным, Жук разобрался бы с ним тут же. Но, беспомощный, он умудрился вызвать в нём некое подобие сострадания. Пёс зарычал было, когда этот несчастный полез к нему в будку, но тот не обратил на это никакого внимания и, отпихнув его в сторону, пролез внутрь и свернулся клубком в дальнем её углу. Жук порычал ещё для порядка, а потом влез следом и устроился возле порога, высунув голову наружу.
15/Бес
Беспальчий Евгений Соломонович лёг спать ближе к рассвету. Виной тому была вовсе не бессонница. Надо было срочно приводить в порядок свои дела на точке. Когда все его батраки разбежались, на него напала лёгкая апатия и ощущение безразличия. Однако он отдавал себе отчёт, что всё это ложные ощущения, навеянные перенапряжением последних суток.
Ему вдруг вспомнилось, как он пробивался в этой жизни. Это был тяжёлый путь, полный боли и лишений. Родился он