– Пеменхат, владелец трактира, что на дороге в Нарбик.
– Пеменхат… Да-а.
Читрадрива припомнил, что в трёх лаутах от Торренкуля на Нарбикской дороге действительно стоит трактир. Значит, это и есть его хозяин? Похоже. И одеждой, и манерами он в самом деле напоминал трактирщика. Одним не был похож: этим самым тесаком и способом его ношения.
– А прятать большой нож за спину ты у кого научился? У собратьев-трактирщиков? – спросил он немного язвительно и пояснил:
– Никакие солдаты так мечи не носят, почтенный. Люди вашего сословия имеют дурную привычку совать совершенно бесполезные в серьёзном деле игрушечные кинжальчики за пазуху. А так оружие прячут лишь вольные гохем, наёмники, которые называют себя мастерами. Ты с ними знался… – он ещё раз мысленно напрягся и докончил вкрадчиво:
– …мастер Пеменхат?
Краешек рта гостя непроизвольно дёрнулся; тем не менее он напустил на себя важный вид и твёрдо ответил:
– Я не мастер, я почтенный Пеменхат, трактирщик, владелец заведения на Нарбикской дороге. И прошу не причислять меня ко всяким голодранцам.
У Читрадривы не было ни малейшего желания копаться в неясных образах, роившихся в голове трактирщика, а потому, широким жестом указав на скамью у противоположной стены, он произнёс:
– Ладно, считай, что я неудачно пошутил. Садись и рассказывай.
Пеменхат сел на скамью, поправил повязку на лбу, поплотнее запахнул полы кафтана и после весьма продолжительной паузы осторожно начал:
– Видишь ли, речь в самом деле идёт о весьма необычном человеке… Не обо мне, нет, хотя, как ты заметил, и у меня есть некоторые странности… для трактирщика. – Он покосился на нож и вдруг потребовал с неожиданной решимостью:
– Поэтому, прежде всего, поклянись всеми своими богами, что не предпримешь ничего во вред тому человеку!
Читрадрива непонимающе пожал плечами.
– Если ты настолько не доверяешь мне, зачем было приходить? – сказал и, оттопырив нижнюю губу, принялся с философским видом рассматривать кончики своих сапогов.
– Да просто тот человек попросил. Что же оставалось делать!
– Значит, он мне доверяет, а ты нет? – сказал Читрадрива, хитро прищурившись.
– Он-то может и доверять, и не доверять, но что мне до того? Я не могу нарушать законов гостеприимства и вредить постояльцу. В конце концов, это плохо отразится на моей репутации, тогда пострадает дело! Поэтому ещё раз прошу… не от имени моего гостя, но от себя лично прошу… Поклянись!
«Кто вас, колдунов проклятых, знает…» – вот что так и осталось невысказанным.
Читрадрива не прочёл эту мысль, он просто догадался, о чём думает Пеменхат и улыбнулся такой наивности. Если даже не принимать в расчёт простейшего желания перестраховаться, ситуация была довольно нелепа. «Разве не для того приносят клятву, чтобы тут же нарушить её?» – гласила известная поговорка. Но является ли Пеменхат круглым дураком, доверяясь слову чуть ли не первого встречного, то ли он не в меру честен и благороден, то ли вовсе потерял голову от осознания того, что находится в самом логове ненавистных гандзаков, только в любом случае, он совершает явную глупость.
– Что ж, изволь, – сказал наконец Читрадрива. – У анхем нет никаких своих особых богов. Когда мы кочевали, то принимали всех божков той местности, через которую пролегал наш путь. Наши боги – ваши боги. Поэтому клянусь всеми твоими и моими, вашими и нашими богами, что не причиню твоему гостю никакого вреда… разумеется, пока он будет оставаться твоим гостем. Как ты понимаешь, я не могу гарантировать ему ровным счётом ничего, когда он покинет окрестности Торренкуля. Не так ли?
Пеменхат некоторое время раздумывал над словами Читрадривы, затем вдруг без всякого перехода сообщил:
– Это Карсидар.
– Ну и что? – не понял Читрадрива.
Гандзаки жили довольно обособленно от прочих людей. Те, которые по примеру кочевников-предков продолжали заниматься скотоводством, основывали небольшие хуторки, куда чужаки-гохем почти не допускались. А те, кто оседал в городах, городках и местечках, селились компактно, в отдельных кварталах-гандзериях, и держались обособленно. Гандзакам дозволялось заниматься некоторыми ремёслами, торговлей, врачеванием; среди них было немало купцов, лавочников, лекарей, фокусников, ведунов и прорицателей, а женщины из низов промышляли гаданием. Пользуясь услугами гандзаков, коренные жители, тем не менее, относились к ним недоброжелательно, а подчас и враждебно. Гандзаки, в свою очередь, не набивались в друзья чужакам, рассматривая их, прежде всего, как клиентов, пациентов, партнёров по различным торговым операциям да как источник возможной наживы – что, в сущности, почти одно и то же.
Поэтому неудивительно, что Читрадрива не имел ни малейшего представления о том, кто такой Карсидар и чем он знаменит.
– Как? Неужели ты ничего не слышал о мастере Карсидаре?! – не сдержав изумления, воскликнул Пеменхат и добавил с затаённой надеждой:
– Ничего-ничего?
Пожалуй, старика вполне устроило бы такое положение дел. В каждой морщинке его круглого лица теперь затаилось сожаление по поводу собственной неосторожности. В самом деле, издалека начал, клятву взял – а в итоге лишь сосредоточил внимание колдуна-гандзака на личности Карсидара. Нехорошо получилось…
Читрадрива не собирался щадить незваного гостя. Напротив, он поспешил использовать промах Пеменхата и по-прежнему мягко, но уже со слегка показной настойчивостью спросил:
– Так кто же такой Карсидар? Судя по твоим словам, он как раз принадлежит к вольным людям, к мастерам. Тогда понятно, почему ты таскаешь мясницкий нож в спинных ножнах… И сдаётся мне, почтенный Пеменхат, ты всё же имеешь некоторое отношение к вольным людям. Не в том смысле, что принимаешь их у себя. У тебя самого замашки мастера.
Некоторое время Пеменхат угрюмо молчал, наконец сказал:
– Да что уж я… Что я… Я стар и никому не нужен, за моей головой не станут охотиться. А вот молодёжь…
– Короче, во сколько оценена его голова? – прямо спросил Читрадрива.
– Она много стоит. У тебя нет столько золота, гандзак. И не знаю, найдётся ли столько золота у самого богатого из ваших мерзких ростовщиков.
– Значит, этот человек достоин если не уважения, то, во всяком случае, самого пристального внимания, – заметил Читрадрива. – И не только со стороны ищеек дворян-гохем, но, пожалуй, также и с моей стороны.
Пеменхат бросил на него исподлобья угрюмый взгляд.
– Не обращай внимания. – Читрадрива усмехнулся и сказал на анхито:
– Гохем вэс анхем ло'хит'рарколь бо-игэйах ло'шлохем.
– Что-что? – переспросил Пеменхат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});