Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай не знал, что на это сказать. Пройдясь по кузнице, он взялся было за молот, хотел поднять и бросил. Улыбнулся Забелину.
— Что, не можешь? — спросил тот.
— Да кто его знает. Возьмешься — вроде есть сила, а вот тут, — Николай показал на живот, — пустота какая-то, не могу — и все…
— Долго что-то, — качнул головой Забелин. — После аппендицита, глядишь, месяц, другой — и уже пашет.
— Так-то я вожусь маленько. Тянуть, передвигать — это идет, а перед собой боюсь поднимать. Как вроде сейчас же лопнет там что-то.
— Это от фантазии еще, — уверенно сказал Забелин. — Самовнушение. Вот попробуешь разок, и пойдет. Только все равно к железкам лезть рано.
Николай вдруг вспомнил про щи, которые надо сварить к обеду, и поспешил домой, хотя с кузнецом мог бы проговорить целый день. Затягивало.
Часа через два, отведав свежих самодельных щей, они с Витькой вышли во двор. На погребке оставалась картошка в мешках, и они решили ссыпать ее в погреб. Возились долго. Из каждого мешка отбавляли ведра по три, остальное даже Витька мог подтащить к желобу, прибитому к творилу погреба.
— А теперь отдохнем, — сказал Николай, когда закончили.
— Ну-у, я к Шурику схожу.
Николай сынишку уговаривать не стал, а сам пошел в дом. Не торопясь отмыл руки, заглянул в районную газету. Заметка про самогонщиков понравилась ему, и он перечитал почти что все статьи, в которых цифр было поменьше и закавыченных абзацев. Писали, что в колхозе «Весна» взяли хороший урожай, а так все засуху склоняли. «Было бы на что свалить», — подумал Николай.
Отвлек его Витька.
— Пап, мамка приехала! — доложил.
— Да? Где? — Николай поднялся с топчана.
— С дядькой на ферму уехала.
— Да как же я не слыхал… А нам она ничего не сказала?
— «Ну, молодцы», сказала!
— То-то же…
Николай обулся и вышел из дома с сынишкой, потащившим его сразу к воротам. Три мешка с мукой и один с отрубями лежали прямо на земле возле палисадника.
— Мамка сказала, только лошадь отгонит.
— Ну, пусть гоняет… А давай попробуем их на тележке перевезти.
— Давай! — обрадовался Витька, тут же, наверное, сообразив, что каждый порожний рейс — его; так они и весь кизяк в августе перевезли под сарай.
Верхний мешок с отрубями они переправили запросто, столкнув его в тележку, а потом свалив перед дверью мазанки. Остальные мешки лежали на земле…
— Ну, попытка — не пытка, — собрался с духом Николай. — Ты маленько придержи, ладно?
Подняв оглобли тележки так, чтобы задний борт почти коснулся земли, Николай передал их Витьке.
— Пап, легко, пап! — отрапортовал тот.
— Держи, держи…
Оторвав мешок от земли за горловину, Николай стал приваливать его к наклоненному днищу кузовка, но тут мешок перевесил, надавив на задний борт, оглобли вырвались из Витькиных ручонок, а сам он отскочил в сторону. Мешок сполз, оглобли, описав в воздухе дугу, ударились о землю.
— Промазали, — сказал Николай, придержав тележку свободной рукой.
— Пап, они ка-ак дернут!
— Дернут, да… А давай-ка… Подержи оглобли, чтобы кузов стал ровно. Вот. Сейчас…
Николай расставил ноги, наклонившись, захватил горловину и угол мешка, а поднимать решил не потихоньку, а разом, чтоб вроде как одни руки сработали.
— Держишь, Витек? Держи, — сказал он сынишке. — И-эх!
Мешок оказался в тележке, оглобли опять вырвались из Витькиных ладошек, но Николай успел придержать кузов.
— Ура, пап, нагрузили!
Только поправив мешок, Николай сообразил, что произошло. У Забелина молот побоялся поднять, а тут… Эх, и закипела же у них работа!
— Все, Витек, будем на тракторе кататься! — не один раз повторил Николай, пока перевозили муку в мазанку с мучным, еще отцовой постройки, ларем.
Потом, оставив сынишку катать по двору пустую тележку, Николай пошел в дом и с удовольствием вытянулся на топчане. «Переломили, — подумал бессвязно. — Будет толк». И как-то легко, по-воробьиному, заснул.
— Ты че? — как показалось, тут же проговорила над ним Катерина.
Николай открыл глаза, увидел ее и улыбнулся.
— Че блаженничаешь-то?
— Отдыхаю, — сказал Николай.
Катерина все еще смотрела подозрительно.
— Витька говорит, на тракторе ты его собрался катать.
— Ну, — Николай опять заулыбался. — Сейчас пойду на наряд.
— Да? Никуда не пойдешь, — запретила вдруг жена. — На трактор! Сиди давай.
— Это почему? — удивился Николай.
— Себе дороже…
«Так-так-так, — думал он, сидя потом на лавочке, возле того места, где произошла проба сил. — Себе дороже…» И что-то никак не мог разгадать. Что случилось-то? Не понравилось, как повела себя Катерина? Нормально повела, если рассудить… А может, она от поездки на мельницу подобрела? Но лучше бы уберегся Николай от такой догадки… Совесть — да, но потом же сама все переиначит, опять скажет: «Не мямли там, семье жрать нечего…»
«Дене-ек», — думал Николай.
Одно достижение он отмечал особо: проверил, годен ли вкалывать. Все остальное же…
Глава 12
«СЫТЫЙ ГОЛОДНОГО НЕ РАЗУМЕЕТ»
Работы у Николая все не было, но он уже не переживал это так болезненно, как раньше. Удивлялся сдержанности жены, которая порой казалась безразличием. Думал. Дела по хозяйству, после того, как завезли солому и припрятали штук сорок сенных тюков в сарае, протекали нехлопотно. Он задавал корм ставшей на зиму скотине, топил голландку, возился с Витькой: разучивали телевизионную «Абевегедейку».
Приезжала как-то теща с Василием, посочувствовала вроде и тут же упрекнула за то, что не берег здоровье вовремя, но слова ее ничуть не задели Николая, да и Катерина этот разговор не поддержала.
Советов он по-прежнему слышал немало. Пашка Микешин прямо настаивал садиться за письмо в газету, другие советовали надоедать «и тем и этим начальникам».
— А то съезди к Юрию Петровичу, — загорелся Пашка, имея в виду их бывшего директора, работавшего теперь председателем райисполкома. — Многие обращались к нему, помогал. Вот кто помог Карасеву в звеньевых укрепиться?
— Тут закон надо точно знать, — рассудил без особого энтузиазма Николай. — Он же не глупый, за каждого заступаться.
— Да какой еще закон! — удивился Пашка. — У человека справка, все, а его мордуют!
— Ну, ответят из совхоза, что нет подходящей работы, и что? Кто я такой, чтобы… если разобраться?
— Ну, не знаю!
— А чего знать? Слышал я, как Потапов вопросы решает…
Николай, действительно, слышал одно дело. Как-то раз он из райбольницы сразу пошел на остановку. В будке, в тенечке, сидели старик со старухой и сбивчиво рассказывали какому-то мужчине в капроновой шляпе о своем горе. Николай прислушался. Оказалось, у стариков кончилась пшеница, и старуха как колхозная пенсионерка попросила, чтобы ей выдали новую, прошлого года. Председатель объяснил, что раз она полтора года до полного стажа не доработала, то хлеба ей нету. Стали дознаваться. Из газеты ответили, что вообще-то положено, только надо заплатить вдвойне по сравнению с колхозниками или как там правление решит. Пошли в правление и опять обрыбились, даже вроде накричал на них председатель. Теперь они — к Потапову. Тот вник, сказал, что да, правы вы, а не председатель. Даже поинтересовался, почему дед не просит, но тот давно колхозником не состоял, а пенсию заработал в Райсельхозтехнике. И тут случай: председатель их колхоза в управление приехал. Потапов вызвал его и при деде, при бабке сказал, что надо, мол, изменить отношение. А тот при бабке, при деде сказал: нет, не заставите!
«Сытый голодного не разумеет», — все повторяла бабка. Дед, выговорившись, молчал. «Я не понимаю, — обратился тогда Николай к мужчине в капроновой шляпе, — почему не дает-то?» Оказалось, деда угораздило когда-то хозяину-председателю совет дать, после чего пришлось идти в Сельхозтехнику и паять там радиаторы. Рассчитавшись с колхозом, дед не раз председателя на смех подымал, ну, тот и не забыл. Николай не поверил было. «Да я тебе говорю!» — горячо воскликнул мужчина в капроновой шляпе. «Сытый голодного не разумеет», — все вздыхала бабка.
Но случай этот ни в чем не разубедил Пашку Микешина.
— Не знаю, что там за люди и какие они советы начальству дают, а тебе прямой резон обратиться.
— Да отступись ты от него, — сказала тогда Катерина. — Пусть ждет, когда ему должность на полотенце поднесут. Про себя я ему сказала: не встряну, хоть ты год будешь сидеть, только на мозги не капай. Проживем.
— Ну, если у вас договоренность, тогда я пошел, — отступился и Пашка. — Но нельзя же таким вятютелем быть, маленький, что ли?
А Николай уже не раз успел заявить Подтелкову, что согласен на любую работу, но заполучить ярлык душегуба с подсказки Бабенышева управляющему не хотелось.
- Том 1. Голый год. Повести. Рассказы - Борис Пильняк - Советская классическая проза
- Том 1. Голый год - Борис Пильняк - Советская классическая проза
- Залив Терпения (Повести) - Борис Бондаренко - Советская классическая проза
- После ночи — утро - Михаил Фёдорович Колягин - Советская классическая проза
- Морской Чорт - Владимир Курочкин - Советская классическая проза