страдал от депрессий в последние дни. Он подумал о том, что Дженнифер, совсем одна, читала здесь свою русскую книгу, молилась своей русской Мадонне и смотрела в окно – на эти унылые пейзажи. И вместе с тем она влюбилась в своего американского героя с “Серебряной звездой”.
Виктория сказала, что их роман начался в конце апреля, на седьмой день рождения Лилы. Прошло лишь две недели после того, как Дженнифер впервые приехала к Трэвису в его Большой дом. Никаких приглашений на день рождения не было, поэтому Дженнифер беспокоилась, что праздник Лилы просто пройдет незамеченным. И она позаботилась о том, чтобы школьная вечеринка была чуть замысловатее, чем обычно. Она принесла в библиотеку капкейки, украсила все в литературном стиле: бумажная скатерть, тарелки и чашки были с изображением героинь из любимой серии книг Лилы. Дети просто потрясающе проводили время, размазывали торт по лицу. Да и сама Лила с бумажной короной на голове выглядела счастливой – раскрасневшаяся, она улыбалась.
У нее была закадычная подруга по имени Гвен. Эстер Келли, мама Гвен, решила, что девочки должны поддерживать хорошие дружеские отношения, так как видела, что Лиле это необходимо, ведь ее мать умерла, а отец потерялся в своем мире горя и ярости. Эстер помогла с организацией праздника. А еще там была директор, миссис Этуотер. Она заглянула ненадолго.
Когда в библиотеку зашел Трэвис Блэйк, женщины в потрясении замерли на месте. Через пару секунд миссис Этуотер повернулась к Дженнифер с лучезарной улыбкой. Этим она как бы говорила: “Это все – твоя затея”. И не поспоришь ведь.
После встречи с Дженнифер Трэвис привел себя в порядок. Постриг бороду, оставив небольшую щетину. Погладил джинсы. Надел пиджак и чистую рубашку. Он даже приглушил ярость, что сияла в его глазах. Или, может, она просто исчезла сама. В любом случае он пришел в школьную библиотеку, мало-мальски улыбаясь и держа подмышкой несколько подарков.
Лила увидела его со своего места во главе стола. Она громко, изумленно охнула, и ее губы растянулись в букву “О”. Дженнифер и Эстер стояли рядом друг с другом и смотрели на все это, а девочка вскочила на ноги и помчалась через всю комнату, словно маленький вихрь. Она кинулась к отцу, обхватила его ноги и порывисто закричала: “Папочка!” В ее голосе слышались благодарность и восторг.
Дженнифер с привычным ей спокойствием стояла и смотрела. Вытянувшись в струнку, неподвижная, а глаза уже на мокром месте. Ей пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не всхлипнуть. Эстер Келли так вообще отвернулась, торопливо вытирая щеку ладонью. Но затем она схватила Дженнифер за локоть и торжествующе на нее посмотрела – с уважением за то, что она сделала.
Но, как позже уверяла Дженнифер, это было свидетельство настоящей любви отца к своему ребенку. Он одолел зверя, который не давал ему спокойно жить, оставил в стороне свою ярость и даже мужскую гордость, чтобы отказаться от личной тьмы ради просьб дерзкой школьной библиотекарши.
Праздник закончился под конец уроков. Лила шла к выходу, держа отца за руку, и беспрерывно болтала. Раньше никто и не видел, чтобы она болтала, как обычная семилетняя девочка, которая отпраздновала свой день рождения и теперь готова обсуждать его вечность.
– Хорошо! – сказала мисс Этуотер Дженнифер. Этим она ее поздравила.
Трэвис и Лила скрылись за углом, но ее болтовня все еще доносилась до женщин, которые по-прежнему были в библиотеке. И тогда Дженнифер заметила, что они забыли розовые наручные часы – подарок от Гвен.
– Ой! – воскликнула она. Бросилась за часами, подобрала их и помчалась к выходу.
Дженнифер бежала за ними и кричала – она звала ребенка, а не отца. Почему-то постеснялась выкрикивать его имя.
– Лила!
Они остановились и, обернувшись, стали ее ждать. Дженнифер наклонилась, чтобы вложить часы в ручку Лилы.
– Ты забыла, милая.
Трэвис молча смотрел, как его дочь забирает подарок. Дженнифер уже была на пути в библиотеку, как вдруг он ей крикнул:
– Мы собираемся покататься на роликах в Кадиллак-Парке в эту субботу. – Он не назвал ее по имени – вероятно, тоже постеснялся, – и Дженннифер не сразу поняла, что он говорит именно с ней. Она повернулась, и он повторил: – Мы собираемся на роликах покататься в субботу. Хотите пойти с нами?
Все еще держа часы в одной руке, Лила крепко сжала обе руки в умоляющем жесте и нетерпеливо подпрыгнула на носочках, упрашивая библиотекаршу, чтобы она – ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – пошла с ними.
– Ой, простите, – ответила Дженнифер. – Но я не могу. Может, в следующий раз?
– Она скрывалась, – подытожил Уинтер. Он отвернулся от окна и посмотрел на Викторию, которая все еще стояла у шкафа. – Кто-то ее преследовал. Может, бывший парень. Но она была в бегах. Точно.
Виктория непонимающе моргнула, как будто ей было сложно такое представить.
– Да ну? Думаешь? Как-то это все, не знаю, мелодраматично, что ли. Не находишь?
– Пустая комната, – объяснял Уинтер. – Никаких личных вещей. Только вот книга. На вопросы она не отвечает. И почему она отказала ему, Трэвису? Почему после праздника она отказалась пойти покататься на роликах?
– Но в итоге она пришла. Появилась неожиданно. Как Трэвис. Это был сюрприз.
– Так ее к нему тянуло. К ним двоим, точнее. И это чувство было сильнее ее страха.
– Ты правда думаешь, что…
Но тут у нее в кармане зазвонил телефон. Она достала его и посмотрела на экран.
– Это Адам, мой помощник, – сказала она Уинтеру и ответила на звонок, выходя из комнаты.
Виктория зашла в гостиную, и Уинтер слышал, как ее бормотание понемногу утихает. Он взглянул на постель. Представил на ней Викторию. Он все еще помнил тепло ее тела.
Уинтер скривился. Да нет, это уже какой-то сентиментальный бред. Он же не хочет, чтобы она вернулась в его жизнь. Это все из-за чувства тоски. Одиночества. Ему всего-навсего хотелось ощутить рождественский уют, вот и все. Хоть в школьные годы они и были весьма страстной парочкой – что было непозволительно, – он никогда не любил ее по-настоящему. Она ведь так и сказала, когда ушла от него. Это она порвала с ним, сказав: “Я просто не могу конкурировать с этой женщиной в твоей голове, Кэм. Я даже не уверена, существует ли она на самом деле!”
Уинтер почувствовал, что она в комнате, и повернулся в ее сторону. Вик прислонилась к дверному косяку. На ее обычно оживленном лице читалось смущение. Она смотрела на кровать, как будто тоже видела на ней их вдвоем.
Она заметила, что Уинтер смотрит на