Читать интересную книгу У покрова в Лёвшине - Петр Валуев

– Добро пожаловать, молодой человек, – сказал Барсов. – За вас поручился Зашибин. Мы ему верим. – В тоне и всей манере Барсова было что-то жесткое, даже наглое, что и смутило и рассердило молодого студента. Он не нашелся, что ответить, и только слегка наклонил голову.

– Вас зовут Невзоровым, не правда ли? – продолжал Барсов, небрежно сбросив перед собой пепел сигары, которую он курил. Часть пепла упала Невзорову на ногу.

– Так точно, – отвечал он; я Константин Невзоров.

– Вы студент второго курса.

– Да.

– Надеюсь, что вы нас выдавать не будете.

Невзоров покраснел и твердым голосом отвечал:

– Если бы я мог выдавать, я бы не пришел.

– Хорошо, хорошо, – сказал Барсов, понизив голос, – дайте руку.

Невзоров молча протянул руку.

– А что, господа! – продолжал Барсов, обратясь к столпившимся студентам. – Вы так и бросили Уланбекова?

– Как – бросили? – спросили два-три голоса.

– Да так. Его исключили, а вы не заступились.

– Нельзя было, – сказал Атаназаров. – Он виноват, и его в курсе не любили.

– Мало ли кого не любят! А вы ему полуземляк, и даже сходки не устроили. Можно было набрать из первокурсников. Случай был хороший. Дело не в нем, конечно, а в том, чтобы новички втягивались…

В эту минуту послышались шаги у надворного крыльца. Барсов беспокойно оглянулся.

– Кто у вас в карауле? – спросил он.

– Змиев и Силин чередуются, – отвечал Шлейер.

– Силин там, – отозвался студент Змиев.

Зашибин взглянул в окно, приподняв занавес.

– Это Кот и Птичка! – сказал Зашибин.

– Кот и Птичка! – повторили несколько голосов.

– Так поздно! – проговорил Шлейер. – Это что-нибудь значит.

В комнату торопливо вошли миловидная молодая девушка, несколько бедно, но прилично одетая, в небольшой круглой черной соломенной шляпке с насаженной на ней спереди красной птичкой, и молодой человек небольшого роста, в плисовой поддевке и высоких сапогах. Их тотчас окружили и стали осыпать вопросами, но молодая девушка нетерпеливо оттолкнула двух или трех к ней обратившихся студентов и, поспешно передав Шлейеру какую-то на клочке бумаги написанную записку, подошла к Барсову и ему что-то сказала на ухо.

Барсов побледнел и, схватив девушку за руку, увел ее в третью комнату.

– Господа! По домам! – крикнул Шлейер, прочитав записку. – Змиев, на место!

Студент Змиев бросился в дверь. Произошел общий переполох. Половина бывших в комнате молодых людей последовала за Змиевым. Другие обступили Шлейера. В эту минуту Барсов выбежал из задней комнаты со своей палкой, с надвинутой на глаза шляпой и, схватив свой саквояж, также бросился к дверям. В них он обронил саквояж, но не останавливаясь, чтобы его поднять, выбежал на крыльцо. Птичка остановилась на минуту у входа из третьей комнаты в среднюю и обменялась несколькими словами с Атаназаровым; потом она взяла под руку молодого человека, которого звали Котом, и оба вышли.

– Пора и нам убираться, – сказал Зашибин Невзорову. – Отдай назад свои листки.

Невзоров заметил, что некоторые из студентов побросали взятые ими листки и пачки бумаг. Другие торопливо старались их подобрать и спрятать в печке.

– Не в заслонку! – закричал Шлейер. – В трубу, под вьюшку!

– Что значит все это? – спросил Невзоров.

– Это значит, что нас накроют. Пойдем. Надобно только сперва проведать, свободен ли еще выход на улицу, а то придется перелезать через забор на той стороне двора.

– Нет! – сказал Невзоров. – Через забор я не полезу. Еще бы дать себя поймать, как вора, на заборе!

– Как хочешь – попадайся!

Зашибин вышел, но через минуту вернулся со Змиевым.

– На улицу нельзя, – крикнул Змиев. – Все обставлено. Кот успел нырнуть в лес; но Птичку и Звонарева задержали.

– Всем нельзя уходить! – закричал Шлейер. – Бегун и я – хозяева. Мы должны остаться. У кого есть дух, садитесь за стол.

Сам Шлейер сел и налил себе стакан пива.

– Я остаюсь, – сказал Невзоров и сел подле него. Атаназаров также сел рядом с Невзоровым.

– Барсов, однако же, успел уйти, – сказал Невзоров вполголоса Атаназарову.

– Он всегда успевает, – отвечал Атаназаров. – Впрочем, здесь было нетрудно. У него свой ход. Он имеет ключ от калитки в соседнюю дачу.

– Удивляюсь вашей Птичке, – продолжал Невзоров. – Как могла она проведать обыск и вовремя поспеть сюда, чтобы предупредить?

– Не она проведала, а Щука. Ее прислала Щука, а она взяла с собой Кота, потому что в поздний час побоялась ехать одна, да притом они всегда в компании.

– Но кто же Щука?

– Одна из наших, но постарше Птички. У нее есть свои…

Атаназаров не кончил фразы. Разом послышались с двух сторон приближавшиеся шаги и со стороны улицы и со стороны двора; затем последовали толчок в уличную дверь и требование ее отворить.

– Ступай, Бегун, и отвори, – сказал Шлейер Креницкому.

Креницкий замялся.

– Ступай же, – крикнул Шлейер.

Дверь была отворена, и вслед за тем с двух сторон вошли должностные лица, обыкновенно распоряжающиеся обысками. Капитан, казавшийся старшим распорядителем, вошел со стороны улицы, сопровождаемый институтским инспектором.

– Прошу не трогаться с места! – сказал отрывисто капитан.

Он окинул глазами комнату, потом обратил пристальный взгляд, поочередно, на всех бывших в ней молодых людей, прошел в третью комнату, где никого не застал, возвратился в среднюю, вышел на крыльцо, отдал там какое-то приказание и снова вернулся.

– Г-н Невзоров! – сказал капитан. – Пожалуйте сюда.

Невзоров последовал за капитаном в ту комнату, где никого не было. Капитан затворил за ним дверь.

– Что делаете вы здесь, молодой человек? – спросил капитан мягким голосом и с видом участия. – Кто заманил вас сюда?

Невзоров молчал.

– Впрочем, мне и не нужно этого узнавать от вас. Доведаюсь другими путями; но кто бы то ни был, он грех брал на свою душу. Вы этим господам не под стать; но ваши деньги им нужны. Я знаю вас, и вашего отца знаю. Подумали ли вы о нем? Подумали ли вы о том, каким ударом для него было бы узнать, что вы затесались в какое-нибудь гнусное дело, что вы арестованы, что вся ваша будущность попорчена?..

Невзоров молчал, но судорожное движение в чертах лица и пробивавшиеся в глазах слезы обнаруживали охватившее его волнение.

– Счастье для вас, – продолжал капитан, – что вы именно мне попались под руку. Повторяю, что знаю вас и уверен, что вы, собственно, ни в чем крупном не виноваты, или не успели быть виноватым, и что сегодняшний урок не пройдет для вас без пользы. Обещайте мне сказать о случившемся вашему отцу и быть завтра с ним у генерала в 10 часов утра. Обещаете ли вы?

– Обещаю, – сказал Невзоров.

– Хорошо, дайте руку. Я вам верю. Пойдемте; я вас прикажу отпустить. Но еще раз говорю вам: не забывайте отца.

IX

– Воля ваша, Варвара Матвеевна, – сказал Алексей Петрович, – а я каждый день сожалею о Сокольниках.

– Не знаю, о чем вы можете жалеть, – сказала Варвара Матвеевна.

– О весьма многом, по моему разумению, – продолжал Алексей Петрович. – Во-первых, о том, что мне ближе было ездить на службу; во-вторых, о том, что в сосновой роще воздух и суше, и здоровее; в-третьих, и в особенности, о том, что там жилось так спокойно и тихо. Соседи не те были.

– Чем же вас тревожат здешние соседи? – спросила Варвара Матвеевна. – По обе стороны от нас живут самые почтенные и порядочные люди. Ваш приятель Чугунин недалеко, всего минут пять ходу. И другой приятель, профессор, который, кажется, меня не жалует, но вам по сердцу и с вами так часто рассуждает про газеты, здесь, под рукой, а в Сокольниках вы бы его как своих ушей не видали.

– Это так – но и не они, конечно, мне здесь помехой, а те другие господа, которых я вижу в парке. В Сокольниках и Вера могла одна проходить по ближайшим дорожкам, и я мог с ней обойти весь парк без встреч, которые всегда оставляют по себе неприятное впечатление.

– Не знаю, почему и Вера не могла бы здесь себя считать в безопасности и какие встречи вам так неприятны.

– Если бы в ваших привычках было так много ходить, как я в летнее время хожу, то и вам не доставили бы большого удовольствия частые встречи с косматыми молодыми людьми в странных шляпах и длинных сапогах, с дубинкой вместо трости и с какой-то претензией на неряшество в одежде и на грубость в манерах, например, с привычкой ходить в ряд, занимая всю ширину дорожки и заставляя человека моих лет сворачивать в сторону, или с привычкой заглядывать мне более или менее дерзко в глаза, когда они рассудили мне дать дорогу.

– Я вовсе не замечаю такой невежливости со стороны здешних студентов, – сказала Варвара Матвеевна. – Они мне всегда дают дорогу и мне в глаза не смотрят. Вы забываете, Алексей Петрович, что щегольства от них нельзя требовать. Да и к чему оно? Какая польза быть франтами? Вы сами никогда франтом не были.