Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вадим посмотрел вверх: там, за валунами, желтым выгоревшим склоном с коричневой тропой и корявыми деревцами вдоль нее, пряталась неведомая вершина.
«…Господи, когда она кончится…» Удобные валуны в виде ступеней остались далеко позади. Взвод, сопя, лезет вверх по голому крутому лбу горы, еще раз перемалывая в пыль давно уже перемолотую до них сухую глину и мелкие камешки.
«Эрдэшка» с минами неудержимо тянет вниз. «Длинные лямки оставил, скотина!» Поэтому приходится нагибаться к земле ниже, чем следует.
— Отдых! Одна минута! — докатилось до Вадима снизу, где цепочку солдат замыкал командир взвода.
Варегов тяжело опустился под тень валуна, удачно подвернувшегося на дороге. Прижался к нему плоским брезентовым рюкзачком РД с тремя минометными снарядами, десятком патронных пачек, запасной фляжкой воды и сухим пайком. «Эрдэшка» была набита под завязку, о чем напоминали хвосты стабилизаторов мин, нагло высовывающихся из-под верха рюкзака.
Вадим стал торопливо подтягивать лямки. Ему надо было успеть за стремительно бегущие секунды отдыха отрегулировать «лифчик», чтобы его тяжесть — тяжесть восьми автоматных магазинов и двух гранат в маленьких боковых кармашках, хоть как-то уравновешивала груз, который висел за спиной.
На нем было навьючено не менее двадцати килограммов. Другом несли больше: Варегову сделали поблажку как новичку.
«Хорошо еще, что снял бронежилет», — подумал он.
Бронежилет Вадим, который пади дешевой шутки выдал каптерщик, оставил внизу, у БМП.
Перед подъемом в гору удивленный взгляд лейтенанта остановился на неуклюжей фигуре Варегова, успел подловить смущенную ухмылку Мухина и насмешливый прищур сержанта, командира отделения.
— Хрены моржовые! — выругался взводный, — Молодого потренировать захотели? Для этого спортзал имеется!
…Возмьми у наводчика «лифчик», — обратился он к Варегову, — «Броник» оставь здесь, в нем на подъеме сдохнешь. Эти дураки сами же тебя на себе тащзить будут.
«Лифчик» — брезентовый нагрудник с четырьмя большими продолговатыми карманами под автоматными магазинами на груди и двумя маленькими сбоку — под гранаты. Наводчик умудрился воткнуть в свой разгрузочный жилет аж восемь акашных магазинов.
— Два ряд подряд пуля не пробивает, лучше тебе всякий «броник», — популярно объяснил солдатское усовершенствование хозяин «лифчика» — узбек, — В «броник» в первый стенка пуля попадет, через второй не выходит. Обратно пойдет, будет тебе кишка рвать.
…-Страшный дел… — поцокал он языком, — Потом запас патрон в зад не трахает. Надевать знаешь как, молодой?
Во взводе из молодых был только Вадим.
Он ощупал ребристые бока «лимонок». От этого прикосновения к тяжелому и страшному в своей увесистости металлу Вадим понял, что жизнь его перевернулась окончательно и бесповоротно. В голову зателеи слова разухабистой песенки, слышанной когда-то в телевизионной передаче:
«Когда воротимся мы в Портленд,Мы будем счастливы как дети,Про зло забудем мы на свете.Вот только в Портленд возвратитьсяНам не придется никогда…»
…Острый осколок камня режет ляжку. Варегов, наскоро подтянув лямки разгрузочного жилета, уселся прямо на него. Но сейчас ему не до перемены мест: нужно до команды лейтенанта успеть сделать глоток из фляжки. Не успел.
— Время! Пошли!
Тело горит, словно стоишь у большого костра. Струйки пота, сбегающие по спине, не приносят даже краткой прохлады. Может, их нет вовсе и остались лишь воспоминания о том, что в твоем организме когда-то была влага? Галлюцинации… «В потолке открылся люк и оттуда вылез глюк… Глюк… Это же композитор…»
— Быстрей, быстрей!!! — подгоняет лейтенант.
— Шевелись, Варяг… — скрипит за спиной Мухин.
Вадим хочет что-то ответить, разлепляет сухие губы, но слова застревают в шершавом горле. Даже проглотить их обратно больно.
РД уже не тянет назад, он давит к земле вместе с «лифчиком». Прямо перед глазами — сухие былинки в бурой земле.
В голове — никаких мыслей. Ты — автомат, запрограммированный на ходьбу по горам. Ты чувствуешь, как ссыхается твое тело, твои мозги. Мысль, и та с трудом пробивает через них дорогу. Они напрягаются, но это лишь напрасный труд. Всего лишь ненужное движение, сродни спазматическому сглатыванию несуществующей слюны. Боль — и больше ничего.
Ты боишься этого движения, но все-таки делаешь его.
«Господи, когда же…»
— Отдых! Две минуты!
«Он что железный, этот лейтенант?»
Жесткая щеточка усов, жесткий черный взгляд из-под кепи — белков не видно. И — белые зубы среди потрескавшихся губ. Улыбка.
— Ну как, Варегов, нормально?
Вадим опрокидывает флягу и горячая влага течет струей сквозь сухую корку горла.
Течет, течет… И не будет этому конца…
Тонкие сильные пальцы с забившейся под ногти землей выдергивают из рук Вадима флягу.
— Обопьешься, — говорит лейтенант, — Надо маленькими глотками. Всего их нужно сделать два-три. Тогда вода впитается в организм, а не провалится в желудок и не испарится в виде пота за минуту…
Взводный закручивает пробку и протягивает фляжку обратно Вадиму:
— Взвод! Подъем!
Теперь легче. Спина взмокает и порыв ветра («откуда он взялся?») приятно холодит ее.
Легче…
Надолго ли? Еще один зигзаг по вихлявой тропке, задирающейся прямо в небо, и в горле опять застрял наждак.
Нога Вадима опирается на круглый камень. Тот, словно играясь, выскальзывает из-под ступни. Колено утыкается в склон. Обе руки — с автоматом и без, падают вперед, тонут в перемолотой чужими ногами пыли.
…-Сука… — скрипит Мухин, ему покатившийся камень стукнул по лодыжке. Тут же он оборачивается и кричит, — Камень! Осторожно, лейтенант!
Командир делает шаг в сторону и булыжник с обвальным шорохом и стуком скатывается вниз.
Всего это Вадим не видит, продолжая с упорством и обреченностью Сизифа карабкаться на гору. Чувствует потной спиной, что именно так все и происходит.
Голос лейтенанта:
— На камни не наступать!
Корявое деревце, опаленное огнем. Около него тропа делает свой очередной поворот.
— Раньше на этой горе «духи» сидели. «Летуны» их «нурсами» сбивали, — это опять Мухин.
Вадиму становится почему-то приятно слышать его осипший голос. Легче от него становится, что ли?
…Все. Неужели все? Подъем неожиданно оборвался.
Перед глазами и ногами Варегова оказалась вытоптанная площадка. По краям ее тянулись окопчики, соединенные между собой мелкими ходами сообщения. В углублении, словно угрожающий перст, торчит ствол миномета. С другой стороны склона хищно вытянул свой пулеметный нос крупнокалиберный ДШК.
Около землянки, больше похожей на нору, стоят два плоских армейских бачка, в которых обычно носят суп или кашу. Один из них открыт, на дне поблескивает прозрачная вода. На откинутой крышке стоит кружка.
Вадим застыл перед бачком в нерешительности. Он не может определить: хочется ему пить или нет? Изматывающее отупение тоже куда-то делось. Похоже, то, что он слышал про второе дыхание — не вранье…
— Чего встал, как столб? — толкнул Варегова высокий небритый солдат, — И вообще, кто ты такой?
— Молодое пополнение, — ввинтился Муха, — Доброволец. Решил пороху понюхать.
— Да ну? — небритый с любопытством уставился на Вадима.
Варегов нерешительно посмотрел на него, не зная, что ответить. Он не мог определить, что удивило этого высокого, из-за двухнедельной щетины казавшегося тридцатилетним, солдата: прибытие давно ожидаемого пополнения или наличие добровольца в этих краях.
Небритый не стал долго интриговать Вадима:
— Ну и дурак ты, доброволец! — и надвинул ему панаму на нос.
Вадим обиженно засопел и резким движением вернул панаму в исходное положение.
— С характером бача! — то ли удивленно, то ли насмешливо резюмировал длинный, — Но дурак…
— С характером! — поддакнул Мухин, — Тут вчера я хотел с него «экперименталку» снять — не дался. Надо молодому профилактическую беседу организовать…
— Мухин! — обернулся длинный к «черпаку», — Ты знаешь, что муха — источник заразы? Что-то ты в последнее время больно борзый стал. Как мухи перед переменой погоды. Хиляй отсюда, не разводи эпидемию на солнцепеке. Видишь, с человеком разговариваю…
— Я я чо? — дернул плечом Муха, — Я ничо. Я тебе не мешаю.
— Через плечо. Ты не слишком обижай молодого. Добровольцы, как и дураки, у нас всегда в цене. А этот, может, еще поумнеет. Если успеет…
Мухин перекинул автомат с одного плеча на другое и отошел.
…-Ты чем на «гражданке» занимался? — спросил неожиданный заступник Варегова.
— Учился.