Читать интересную книгу Любовь среди рыб - Рене Фройнд

— А как дела у Хелли? У младшего Принца? — осведомился прораб у Альфреда.

Фред рассказал, что знал. Что брат Сюзанны вступил во владение фирмой, что после болезни он стал буддистом, что теперь он главным образом медитирует, а работает уже только между делом. То есть как отец, только вместо охоты у него — йога. К сожалению, фирма, по слухам, нельзя сказать чтоб процветала.

— Трагедия, — сделал вывод прораб.

И то, что хижина так мало используется, хотя Хельмут Принц-старший потратил много денег, чтобы получить разрешение на ее строительство, и еще больше ушло, по австрийским обычаям, на взятки некоторым политикам и чиновникам — ради финансирования строительства дороги.

— Вплоть до министерства в Вене, — уважительно добавил прораб. — Будучи при этом немцем! Но я вам ничего не говорил.

До недавнего времени сюда каждый год приезжала из столицы министерша, чтобы подстрелить серну или оленя. Старый Принц очень трогательно ее опекал. А министерша была… «Ну, не знаю, насколько она была толковая… но если видели женщину, которая пыталась застежку-липучку на своем башмаке завязать на узел, то это точно была министерша. Но я вам ничего не говорил».

Фреду хотелось назад, в хижину, потому что все это не особо его интересовало. Но словоохотливый прораб не уставал повторять: как жаль, что старого Принца больше нет. Ведь у него по сей день все еще есть друзья, друзья на самом верху, потому что иначе ничем не объяснить, что сейчас силами пяти строительных машин и двадцати рабочих за счет средств программы защиты от горных потоков снова восстанавливается эта дорога, которая в принципе не нужна ни одному человеку.

— Но я вам ничего не говорил.

Прораб еще далеко не закончил ничего не говорить, а Фред уже быстро с ним распрощался.

— Управимся еще сегодня! — крикнул тот ему вдогонку. — Тогда сможете отсюда уехать. Если захотите.

Фред обернулся и ответил:

— Но я вам ничего не говорил.

Вернувшись к хижине, он первым делом нашел ключ от своей машины. Он должен был прямо сейчас убедиться, что его «бенц» заводится. Мотор заработал сразу. Через пару часов Фред мог уже уезжать.

Он сел на мостки. Солнце благосклонно согревало его. Перед ним в полном покое лежало озеро. Камыш тихо покачивался туда-сюда, Фред тоже покачивался туда-сюда, тепло струилось сквозь его сердце, и сладкая печаль поднималась в душе. Здесь было так хорошо!

Внезапно ему снова вспомнилось: он ведь не обязан уезжать. Он охотно воображал себе какие-нибудь чувства, в первую очередь болезненные. Вот только почему? В какой момент своей жизни он выстроил разделительную стену между собой, миром и своими чувствами? Когда ушел отец?

Сколько Фред себя помнил, он ощущал себя как «дитя развода».

В то время как он завидовал тем одноклассникам, чьи отцы могли позволить себе автомобиль, его пубертатные товарищи завидовали, что у него нет отца, с которым постоянно приходится ругаться. Ругаться действительно не приходилось, потому что его отец был в Берлине, делал там какой-то гешефт с шарикоподшипниками и в Вену заглядывал лишь на Рождество.

Правда, он исправно платил алименты, так что мать могла работать только на полставки на какой-то конторской должности в «Фиате». Она отлично говорила по-итальянски и всякий раз, когда Фред давал ей повод для раздражения, а это случалось часто, она говорила: «Если бы у меня не было тебя, я бы сейчас была в Риме». Однако и когда Альфред вырос и без особого рвения и без особой цели стал учиться (изучал философию, психологию, театроведение), а потом без особого рвения и цели подрабатывать (газетными статьями, кельнером, помощником садовника), мать не уехала в Рим, а вышла на пенсию, а вскоре после этого переехала в городское общежитие для пенсионеров, где Фред навещал ее два раза в год. Чаще двух раз в год он не готов был выслушивать, что она давно бы уже была в Риме, если бы этому не препятствовало его существование. Правда, в детстве, когда он в ней нуждался, мать всегда была под рукой. А вот отец уклонялся. Только когда старик заболел, вскоре после Поворота, Фред несколько раз навещал его в Берлине. Их отношения никогда не приближались к сердечности, но Фреду хотя бы удалось преодолеть неприязнь, которую он испытывал к отцу раньше. Когда отец умер, Фред унаследовал огромную квартиру в скучном квартале вилл на бывшем Западе. Фред ее продал и купил квартирку в Кройцберге. На разницу он смог прожить два года.

Но все это было в прошлом. История.

— Одна из многих миллиардов историй, — сказал Фред вполголоса.

Потом разделся и прыгнул в озеро. Вода обняла его. Потом он лежал на теплых лиственничных мостках и обсыхал на солнце. Да, на пару дней еще можно было бы и задержаться.

Позднее он немного поел.

14 июля

Фред проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Все еще слегка оглушенный после глубокого сна, похожего на обморок, он, шатаясь, пошел к мосткам и без промедления прыгнул в студеную воду, поскольку еще не был способен думать. Тело мгновенно очнулось, а немного спустя ожил и дух. Он сделал круг, приветствуя уток, камыши и вершины гор, подтянувшись, вскарабкался на мостки и улегся греться на солнце.

Потом ушел в хижину, а когда немного спустя снова вышел со своим кофе, то испугался.

На поверхности воды лежала женщина. Она лежала ничком, очень тихо, погрузив лицо в воду. Каштановые волосы извивались в воде, словно тонкие щупальца актинии. Утопленница, подумал Фред, и его охватила паника. С какой стати здесь дрейфует труп женщины?! Сердце Фреда заколотилось, а желудок судорожно сжался. Может, еще жива? Может, еще можно ее спасти? Фред уже было прыгнул в воду, но тут вдруг тело женщины пришло в движение. Отплевываясь, она приняла вертикальное положение. На ней была маска для подводного плавания, и вид у нее из-за этого был смешной. Она огляделась, увидела Фреда и нерешительно помахала рукой. В несколько гребков она подплыла к мосткам.

— Вода-то холодная. Можно, я тут у вац погреюсь?

— Да, конечно.

Когда эта женщина уселась на мостки рядом с ним, Фред испытал невероятное облегчение, что она оказалась жива.

— Меня зовут Мара, — сказала она с очаровательным, но неопределимым акцентом, протянула ему руку и улыбнулась.

Немного растерянно Фред пожал руку Мары. Для него она была все равно что воскресшая. Кроме того, она ему кого-то напоминала.

— Меня зовут Фред. А вы, однако, долго можете не дышать под водой, — сказал Фред. Он решил тоже называть ее на «вы», чтобы не казаться навязчивым.

— Мне по профецции положено.

— Вы ныряльщица? Или артистка?

— Я лимнолог.

— Это танец такой?

Женщина от души рассмеялась.

— Нет, танец — это вот так, — плавно покачала она корпусом из стороны в сторону, — и называется лимбо.

Мара казалась совершенно непринужденной и естественной, и это несколько сбивало Фреда с толку, потому что он не мог соответствовать.

— Значит, вы лимболог, — сказал он хрипловато.

— Лимнолог, — засмеялась Мара. — Это наука о водных процессах. То есть, если быть цовсем точной, наука обо всех биологических процеццах, которые цовершаются в экоцистеме внутренних вод.

— В экосистеме, — поправил Фред скорее в качестве предложения, а не из «вцезнайства».

— Да-да. В экоцистеме, — без колебаний подтвердила Мара. — Если быть цовсем точной, я цтудентка. На уцовершенствовании. А эта хижина ваша?

— Да, — сказал Фред немного сконфуженно. И вскоре добавил: — То есть, если быть совсем точным, не моя. Моей подруги. То есть одной подруги. Строго говоря, знакомой. По профессии и все такое.

— Клацно.

— Клацно?

— Клацная хижина.

— Ах, вот вы о чем. Да.

— Для меня было бы непоцтижимо прекрацно иметь такую хижину. Прямо у озера. Удобно для иццледований. А то на мопеде долго ехать.

— Ну еще бы, — сказал Фред. — Конечно, смотря откуда едешь.

— Да, — вздохнула Мара.

Фред собрался с духом.

— А вы издалека?

— Из Грюнбаха.

— Живете в Грюнбахе?

— Только сейчас, во время учебы. Цнимаю комнату. А вы любопы-ы-ытный!

— Простите. — Больше Фреду ничего не приходило в голову. Он чувствовал себя зажатым.

Однако тишина, установившаяся между Альфредом и Марой, отнюдь не была тягостной. Наконец Мара встала.

— Пить хочецца. У вац не найдется цтакана воды?

— Воды? Ну конечно. Простите, что сам не подумал. Идемте.

Фред направился к хижине, исследовательница за ним. Фред указал на скамью перед дверью:

— Садитесь, пожалуйста.

Он взял два стакана и пошел к роднику за хижиной. Когда он вернулся с полными стаканами, Мара что-то читала на листке бумаги. И быстро положила его на стол.

— Простите. Подняла с земли. Лежал под цтолом.

Фред взглянул на бумажку. То был один из листков, которые он исписал в последние дни. Фред слегка испугался, что Мара могла там вычитать. Для поправки ущерба он решил сам зачитать текст вслух. При этом немного запинался, потому что сам с трудом разбирал свой почерк.