Но папа… — начала было Сахаринка, но я прервал её.
— Это приказ, — сказал я твердо, — Ждите меня.
Не дожидаясь ответа, я шагнул к порталу. На мгновение обернувшись, я увидел, как Громов и Лебедев смотрят на меня с уважением. А Вафелька и Сахаринка — с тоской и тревогой.
Я кивнул им. А затем прыгнул в черноту.
Падение казалось бесконечным. Вокруг была лишь тьма, такая густая, что, казалось, ее можно потрогать. Я не чувствовал ни верха, ни низа, словно оказался в пустоте, лишенной всяких ориентиров.
Внезапно падение прекратилось. Я оказался стоящим на твердой поверхности, хотя по-прежнему не видел ничего вокруг. Медленно, словно занавес, тьма начала рассеиваться, открывая передо мной жуткий пейзаж.
Я стоял на краю огромного плато, нависающего над бескрайней пропастью. Воздух здесь был еще тяжелее, чем наверху, наполненный стонами и шепотами. А внизу…
Внизу я увидел бесконечный поток душ. Они двигались медленно, словно в трансе, по извилистой тропе, ведущей куда-то вглубь этого мрачного мира. Их было так много, что казалось, будто смотришь на живую космическую реку, текущую среди скал и утесов.
Я вгляделся в эту процессию, пытаясь найти знакомые черты. Где-то там, среди этих бесчисленных душ, была моя дочь. И я должен был найти ее.
Осторожно я начал спускаться по крутому склону, направляясь к потоку душ. Чем ближе я подходил, тем отчетливее слышал их голоса — тихие, полные скорби и отчаяния.
— Эй! — крикнул я, подойдя почти вплотную, — Вы меня слышите?
Но души, казалось, не замечали меня. Они продолжали свой бесконечный путь, глядя прямо перед собой пустыми глазами.
Я попытался схватить одну из них за плечо, но моя рука прошла насквозь, словно сквозь туман. Это были лишь тени, призраки того, что когда-то было живыми существами.
— Перчинка! — закричал я, идя вдоль бесконечного потока душ, — Перчинка, ты здесь?
Мой голос эхом разносился по мрачным скалам, но ответа не было. Лишь бесконечный поток душ, бредущих куда-то в неизвестность.
Я продолжил свой путь вдоль бесконечного потока душ, отчаянно вглядываясь в каждое лицо в поисках Перчинки. Время здесь, казалось, потеряло всякий смысл — я не мог сказать, сколько прошло: минуты, часы или дни.
Отчаявшись, я подрубил Синхронизацию, надеясь, что ее сенсорика поможет мне найти дочь. И, о чудо, внезапно я заметил знакомый силуэт. Сердце екнуло — это была она! Перчинка медленно брела в общем потоке, ее глаза были пусты и безжизненны, как у всех остальных душ. Её вещественное тело выделялось среди бесплотных сущностей, благодаря чему я ее и заметил.
— Перчинка! — закричал я, бросаясь к ней, — Дочка, это я!
Но она не реагировала, продолжая свой бесконечный путь. Я попытался схватить ее за руку, но мои пальцы прошли сквозь нее, как сквозь туман. Она и сама… стала материальной лишь частично!
— Нет, — прошептал я, — Я не позволю тебе уйти.
Сконцентрировавшись, я направил поток своей духовной энергии в Перчинку. Я чувствовал, как она сопротивляется, словно какая-то сила пыталась удержать ее в этом состоянии. Но я не сдавался, продолжая вливать в нее свою силу и любовь.
— Вернись ко мне, милая, — шептал я, — Ты не принадлежишь этому месту. Ты жива!
Медленно, очень медленно, я заметил изменения. Ее тело начало обретать плотность, становясь более материальным. В глазах появился проблеск сознания.
— Па…па? — прошептала она наконец, моргая, словно пробуждаясь от долгого сна.
— Да, милая, это я, — улыбнулся я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, — Я пришел за тобой.
Перчинка окончательно пришла в себя, оглядываясь вокруг с ужасом и непониманием.
— Где мы? Что это за место? — спросила она дрожащим голосом.
— Это… своего рода преисподняя, — ответил я немного расплывчато, чтобы ее не шокировать, — Но мы уходим отсюда. Сейчас же.
Я взял ее за руку, чувствуя, что теперь могу прикоснуться к ней, и повел прочь от потока душ. Но чем дальше мы отходили, тем сильнее становилось странное ощущение. Словно кто-то… или что-то… наблюдало за нами.
Мы поднялись на небольшой утес, и тут я увидел ЭТО. Зрелище было настолько ошеломляющим и ужасающим, что я застыл на месте, не в силах пошевелиться.
Перед нами простиралась огромная воронка, настолько обширная, что ее края терялись в темноте. И в центре этой воронки находилось… существо. Нет, даже не существо — сущность, настолько колоссальная, что человеческий разум отказывался воспринимать ее целиком.
Оно было соткано из бесчисленных человеческих душ, которые постоянно втягивались в него, словно в чудовищную воронку. Я слышал их крики, полные боли и отчаяния, видел, как они растворяются в этой исполинской массе.
Дочка охнула я ощутил как она задрожала. Я быстро закрыл Перчинке глаза.
— Не смотри на это, — сказал я, — Это зрелище не для простых смертных. Оно может свести с ума одни видом.
— Что… что это? — прошептала Перчинка, в ужасе прижимаясь ко мне.
— Я не знаю, — честно ответил я, — Но, кажется, я начинаю понимать, что здесь происходит.
Это чудовищное создание было своего рода коллектором душ. Оно поглощало их без разбора — и грешников, и праведников. Все души, покидающие мир живых, оказывались здесь, в этом аду.
Сколько тысячелетий это уже продолжается?
— Мир Мертвых… он не работает, — прошептал я, — За ним никто не следит. Никто не распределяет души. Уже тысячи лет всем плевать, что здесь происходит… Все оставлено на самотек… Все просто… попадают сюда.
Внезапно я почувствовал на себе взгляд. Существо заметило нас. Его внимание, словно физическая сила, обрушилось на меня, пытаясь раздавить, поглотить.
Я сжал руку Перчинки.
— Не смотри на него, — приказал я, — Смотри только на меня.
Я встретил взгляд существа. Это была битва воль, сражение на уровне, который я не мог полностью осознать. Я чувствовал, как оно пытается проникнуть в мой разум, сломить мою волю, превратить меня в еще одну безвольную душу в своем бесконечном потоке.
Но я не сдавался. Я думал о своих дочерях, о Насте, Айштиль и Эмми, о том, что должен вернуться к ним. О том, что должен исправить этот ужасный дисбаланс в мире мертвых. Моя воля была как сталь, непоколебимая и несгибаемая.
Не знаю, сколько длилось это противостояние. Секунды или вечность. Но в какой-то момент я почувствовал, что существо… отступает. Его внимание ослабело, словно оно признало во мне