у вас все отлично. Так и оставим. Юра, ты великолепен. Роль – твоя, даже и придумывать ничего не нужно. Стас, пока неубедительно. Что у тебя за лицо? Убери его! Ты сейчас не в СИЗО с гопниками. Похоже, они дурно на тебя влияют. Товарищ полицейский, вы можете посадить его в камеру к интеллигентам?
Полицейский. У нас в стране демократия, отдельных камер ни для кого не держим.
Режиссер. Жаль. Стас мы с тобой потом еще отдельно над образом поработаем. Маша, как твои дела, что там с Тасей?
Маша. Сегодня с утра операция. Антон Палыч, я ночь не спала, простите, если малость не в форме.
Режиссер. Машенька, ты настоящий профи. Снимаю шляпу. По твоей игре никогда не скажешь, что у тебя личная драма. На сегодня ты больше не нужна. Могу отпустить.
Маша. Я лучше здесь побуду, а то дома на меня опять все навалится…
Режиссер. Как скажешь. Наташа, Радик, ваш выход. Ночная сцена. Работаем!
Все уходят.
Акт второй
Полутемная сцена. Появляется Анна с гитарой и поет переделку песни из репертуара Далиды «А chaque fois j'y crois»8.
Иду одна, и ночь темна,
И в никуда ведет мой путь.
И тишина. Кругом стена –
И не сбежать, и не свернуть.
Как дальше жить? Господь, скажи!
Я заблудилась в пустоте.
И как в бреду едва бреду
Одна в кромешной темноте.
Пусть злая ночь уходит прочь!
Порву я цепь ненастных дней.
Я знаю, вновь придет любовь –
И станет жизнь моя светлей.
Я буду петь, пока живу!
Я море солнц в себе зажгу,
Рождая новую зарю.
Все будет так, как я хочу.
Довольно бед. Грядет рассвет.
И я в лучах его горю.
Пока дышу, я буду петь!
На-на-на-на…
Как самурай кричу: «Банзай!»,
Встречая новую зарю.
Все будет так, как я хочу.
Довольно бед! Грядет рассвет.
И я в лучах его горю.
Пока живу, я буду петь!
Ночной кошмар, оревуар!
Прощай, мой страх
И жизнь впотьмах.
Я знаю, все в моих руках!
На полутемной сцене появляется Луха.
Луха. Здорово поешь…
Анна. Рада, что тебе нравится.
Луха. Вам с Викой тоже не спится?
Анна. Вика давно спит как убитая, а вот я не могу уснуть, когда рядом кто-то громко разговаривает. Что это вы так горячо обсуждали у себя в палатке?
Луха. Изя застукал меня, когда я залезал в катакомбы. Он меня упросили, чтобы я завтра вас всех туда сводил.
Анна. Катакомбы?
Луха. Да, японские катакомбы. На самом деле очень плохо, что вы теперь про них знаете. Но я сам лопухнулся. В общем, мне нужно с каждого взять слово, что вы никому про них не расскажете.
Анна. Луха, обещаю, что не скажу! Хочешь, кровью поклянусь.
Луха. Ты серьезно? И как же это?
Анна. Странно, ты разве не знаешь? У нас во дворе в детстве все так делали. Нужно сделать небольшой порез на ладони каждого, кто клянется, и смешать кровь. Некоторые еще ее друг у друга слизывают. После чего следует торжественно поклясться, что если не сдержишь слово, то в тот же миг умрешь.
Луха. И что, ты в это веришь? Что умрешь…
Анна. Никогда не проверяла. На самом деле, конечно, не верю. Но такая клятва запоминается надолго, и ее потом точно случайно не забудешь.
Луха. Тогда оно того стоит. (Достает из кармана нож и делает себе надрез на ладони.) Давай руку.
Анна. Ой.
Луха. Не бойся, я аккуратно. (Делает надрез. Потом смыкает свою ладонь с ладонью Анны, чтобы кровь смешалась.)
Анна. Теперь я должна обещать, что никому не расскажу про то, что завтра увижу. Верно?
Луха. Да. Завтра я покажу вам катакомбы, где мы с пацанами храним оружие и запас продовольствия. Про это никто не должен узнать.
Анна. Хорошо. Тогда клянусь, что никогда никому ни при каких условиях не расскажу про катакомбы. Если же я нарушу эту клятву, то пусть тотчас упаду мертвой.
Луха. Отлично!
Анна. Вообще-то по правилам ты тоже должен теперь мне поклясться.
Луха. А мне-то зачем? Я и так никому не собирался рассказывать.
Анна. Ну, ты можешь дать мне какую-нибудь другую клятву. Это нужно, иначе моя клятва может не сработать.
Луха. Детский сад какой-то. Ну хорошо. Клянусь, что если на мой остров нападут самураи, я без раздумий возьму оружие и пойду его защищать. Если же я не сделаю этого, то пусть тотчас умру.
Анна. Теперь, кажется, все сделано по правилам.
Луха. Нет, не все. Еще нужно поцеловаться.
Анна. Что?! Надеюсь, ты шутишь.
Луха (абсолютно серьезно). Нисколько. Я тоже вспомнил. У нас во дворе, если мальчик и девочка давали друг другу клятву, они при этом обязательно целовались. Иначе клятва не срабатывала. Точно тебе говорю.
Анна. У меня есть парень.
Луха. Поздравляю. (Обнимает ее.)
Анна. Луха, я не могу так сразу. Мы же друг друга еще совсем не знаем!
Луха. Ничего, у нас еще весь остров впереди. (Прижимает Анну к себе и долго целуется с ней в губы; потом она вырывается.)
Анна. Мне кажется, я себе этого не прощу… У меня теперь всегда будет чувство вины перед моим парнем. Зачем ты это сделал? Ты ведь специально это подстроил, да?
Луха. Сколько вы с ним знакомы?
Анна. Почти два месяца!
Луха. Ого уже сколько. Ну, извини, не знал. Что же ты сразу не сказала… Но ведь и до него ты с кем-то же дружила. Может быть, и он у тебя не последний…
Анна. Это мой первый парень.
Луха. Так не бывает! Тебе ведь уже девятнадцать. Хотя… А с ним ты уже целовалась?
Анна. Луха, я не привыкла говорить о таких вещах. Это моя личная жизнь. Она никого не касается!
Луха. Могу поспорить, что не целовалась.
Анна. Не твое дело!
Луха. Как хочешь. Иди спать. Там уже тихо.
Анна. А ты?
Луха. Я тут еще малость посижу.
Анна. Я тогда тоже. Все равно после твоей выходки теперь не смогу уснуть.
Луха. У тебя есть братья, сестры?
Анна. Нет, я одна. Говорят, один ребенок в семье вырастает эгоистом, но я по себе этого не замечаю. А у тебя?
Луха. Тоже никого… Но я не эгоист!
Анна. Меня мать одна без отца воспитывала. Хотя «воспитывать» – это звучит слишком громко. Она у меня очень активная. Любит