Читать интересную книгу Дело Кравченко - Нина Берберова

На основании книг Ивона и Бетелэма, я могу сказать, что никакого противоречия нет, когда Кравченко говорит, что занимал «большое место», так как цех в России — не наше ателье. Цех — это громадный заводской коллектив, и чтобы им управлять, надо быть старшим инженером, а вовсе не контро-метром, как у нас.

Ваши свидетели, — продолжая мэтр Изар, — нам врали под присягой вчера целый день. Крепитесь, потому что вас ждет великое разочарование: я держу в руках заявление самого Молотова, в котором он, в связи с третьей пятилеткой, говорит о важном значении комбината, которым заведовать назначается Кравченко. Это было на 18-м съезде компартии и этот комбинат был включен в третий пятилетний план.

Нарком тяжелой промышленности самолично назначил Кравченко на этот пост. Кроме того, вы назвали анкету «биографией», она же называется «справкой о кадрах». Вы смущены? (В публике смех.) Вчера вам казалось, что мы смущены? Но это было вчера. А сегодня мы торжествуем!

Нордманн немедленно старается сделать диверсию, но это ему не удается. Мэтр Изар смеется: Смотрите, осторожно! Вам нельзя не быть согласным с Молотовым.

Борис Удалов, друг семьи Горловых

Из тысячи предложений свидетельствовать на процессе, Кравченко выбрал нужных ему людей. Перед нами — Удалов, друг его жены по Днепропетровску. Зинаида Горлова, находящаяся в зале, впивается глазами в свидетеля.

Удалов был арестован, подвергнут пыткам, отсидел в тюрьме и затем был освобожден. Он рассказывает суду свои мытарства и страдания людей, которых знал. Некто Бойкович был расстрелян за то, что «якшался с французом Пуанкарэ» (который давно был уже мертв в то время). Эти показания чрезвычайно веселят гг. Вюрмсера и Моргана.

Этот свидетель, в противоположность советским инженерам Василенко и Колыбалову, хорошо знает, как окончили свою жизнь украинские деятели: Хатаевич, Левинсон, Левитин и др. Предупреждая вопросы Нордманна, он рассказывает о том, как он сам был арестован Гестапо.

Мэтр Гейцман: Знаете ли вы Зинаиду Горлову?

Удалов: Да. Я знаю ее с 1926 года. В 1938 году я был с ней в довольно близких отношениях, хотел жениться, но предложения не сделал. Она жила тогда в Кривом Роге и была замужем за неким Светом.

Мэтр Гейцман: Что вы знаете об ее отце?

Удалов: Он был арестован и сослан без права переписки. Мать была административно выслана.

Неожиданная сенсация

Мэтр Матарассо (адвокат «Лэттр Франсэз») задает вопрос: На каком языке читал Удалов книгу Кравченко?

Удалов совершенно спокойно достает из бокового кармана пиджака небольшую книжку.

— По-русски, вот в этом, сокращенном издании.

Все четыре адвоката «Л. Ф.» вскакивают со своих мест. Как? Книга имеется по-русски? Но ее уже целый год ищут по всему свету и не могут найти! Нельзя ли просить свидетеля пожертвовать ее суду, чтобы приобщить к делу?

Удалов с удовольствием передает книжку адвокату. Кравченко поясняет, что сокращенный перевод с немецкого был сделан без его согласия и что издание это им опротестовано.

Удалов: А еще я читал отрывки в одной газете в Германии, на русском языке.

Опять сенсация! Где читал? Когда? В каком городе? Как называлась газета? Но Удалов точно не помнит.

Нордманн: Кто свидетелю дал эту русскую газету?

В зале продолжительный шум. Удалов пожимает плечами.

Вторая и третья очные ставки

Рядом с Удаловым становится Зинаида Горлова. Она начинает с места в карьер с брани:

— Негодяй, провокатор! Это ложь, что мой отец — враг народа.

Удалов: Я вовсе не считаю, что человек, сосланный НКВД — враг народа. Наоборот!

Горлова: Мой отец — умер. Провокатор! Вам хотелось сделать меня вашей любовницей, но это не удалось. (Голос ее приобретает весьма визгливые ноты.)

Удалов (спокойно): г. председатель, гарантируйте меня, пожалуйста, от комплиментов г-жи Горловой.

Председатель Горловой: Вы можете вернуться на ваше место.

Но Удалова еще не отпускают: на место Горловой, тучный, сердитый, выходит Романов. В публике движение.

Романов, видимо, пораженный французским судом, свободой, с которой публика выражает свои чувства (весьма недружелюбные к его особе), дерзким поведением адвокатов, смелостью самого Кравченко, привыкший к решению всех вопросов «единогласно», становится в позу и начинает речь:

— Мы не хотели больше приходить сюда, — говорит он, — общаться с изменниками нашего народа. Нам было неприятно все это (обводит рукой зал). Здесь несколько человек предателей…

Кравченко: Их сотни тысяч!

— …говорят все о сексуальных сюжетах. Грязь всякую выносят… А я скажу, что через три недели после приезда, Кравченко в Америке сошелся с одной дамой…

Продолжительный шум в публике, смех, гул. Председатель грозит очистить зал.

Мэтр Изар: Зачем он, собственно, здесь?

Романов: Но мы решили оставаться до конца процесса!

Мэтр Изар: Он очень хорошо представляет свою страну.

Романов: Пора знать правду об этих гадах! Здоровенный человек рассказывает нам о пытках. Они все хотят сказать, что в СССР — ад, но председателю ясно, что мы победили Гитлера. Этот господин (на Изара) перевернул все наши факты. Это адвокатская хитрость переворачивать все вверх дном. (Обращаясь к председателю.) Но мы к вашим услугам и готовы всегда разоблачать…

Конец речи тонет в шуме, поднятом публикой. Романов злобно окидывает взглядом зал, и видят насмешливые лица.

Морган: Это кагуляры, а не публика!

Удалов: Он говорит, как говорил Громыко в ООН.

И Романов возвращается на свое место.

Пасечник — жертва ГПУ и Гестапо

Бывший вольноопределяющийся Белой армии (при Деникине), инженер Пасечник, когда его спрашивают, где его арестовали и как, неизменно задает вопрос: вы про какой арест говорите? Этот человек в 1930 году прошел все мытарства ГПУ, а в 1943 — тюрьму и суд Гестапо.

Он работал с Кравченко в Днепропетровске, знал его 16 лет, помнит его комсомольцем, кандидатом в партию, партийцем. Арестовало его ГПУ за то, что он не желал писать доносы на своих товарищей. Гестапо обвинило его в саботаже.

Его показания касательно работы Кравченко, находятся в противоречии с показаниями советского свидетеля Василенко.

Председатель: Знаете ли вы Василенко?

Пасечник: Которого?

Председатель: Вот этого! (показывает на Василенко, который встал в зале).

Пасечник: Знаю.

Председатель: Г. Василенко, подойдите сюда, к барьеру.

Василенко (угрюмо): Не желаю стоять рядом с этим типом.

Смех в зале. Василенко оставляют в покое.

Мэтр Гейцман: Может ли свидетель сказать, где находится отец Горловой?

Пасечник: Он был арестован и сослан в 1938 году, это все знают.

Он рассказывает суду об эвакуации Днепропетровска. Поездов не хватало, партийцы уехали первыми. На вокзале днями и ночами сидели толпы — преимущественно еврейские бедные семьи, с детьми, и ждали возможности уехать.

Мэтр Матарассо: Я хочу задать свидетелю вопрос. Вчера мэтр Изар спросил вашего свидетеля, что сталось с некоторыми членами украинской компартии. Знает ли свидетель следующих лиц в Германии, раз он живет в этой стране:

— Шандрук?

— Нет.

— Кубийович?

— Нет.

— Генерал Стефан?

— Нет.

— Генералы Туркул, Абрамов, Глазенап?

Пасечник: Фамилию Туркула я слышал еще в 1919 году. Я стою довольно далеко от политики.

Нордманн встает и начинает, по своему обыкновенно, ловить свидетеля: что делали вы в 1943, 45, 41, 44, 42 годах. Вопросы задаются в разбивку, он требует точности, где, когда, почему, с кем, куда?.. Пасечник отвечает тщательно, но Нордманну все мало.

— Вы вышли из немецкой тюрьмы?

— Я вышел из немецкой тюрьмы.

— Ну, если бы я сидел в немецкой тюрьме, то я бы, наверное, не вышел!

Гул возмущения в публике.

Нордманн: Мы требуем очной ставки свидетеля с Романовым.

Председатель: Мне кажется, г. Романов сделал свою декларацию, и она годится для всех свидетелей?

(Смех в зале).

Кравченко (с места): Что вы человека мучаете! Это инквизиция!

Изар и Гейцман встают и требуют, чтобы Пасечника отпустили.

Нордманн и Матарассо протестуют.

Председатель отпускает свидетеля.

Часы показывают половину восьмого. Адвокаты столпившись вокруг председателя и судей, начинают громкий спор о дальнейших свидетелях и расписании очных ставок.

У мэтра Изара припасены еще полтора десятка лиц, приехавших из Германии. У него припасены и документы сенсационного значения, и большой неожиданности. Нордманн нервничает, ему не до шуток…

Заседание закрывается. Возобновление суда в понедельник, 14-го февраля.

Десятый день