«…На одном из банкетов зашел разговор о том, какое расстояние способна пройти лошадь под всадником при ежедневной работе и при определенной скорости. Фукушима заявил, что его лошадь в состоянии перенести его из Берлина прямо во Владивосток. Его подняли на смех, и этим только укрепили его в намерении сделать этот опыт. Он пустился в путь и действительно доехал до Владивостока, но не на одной и той же лошади».
Понятно, что профессиональный разведчик проделал верхом путь по всей линии Великой Сибирской железнодорожной магистрали не из-за любви к верховой езде и сверхдальним конным пробегам. Естественно, что собранные им самые широкие сведения оказались весьма ценными для японского Генерального штаба в преддверии войны с Россией. Фукушима стал в глазах японского народа едва ли не национальным героем, был произведен из майоров в подполковники, а позже без обычных задержек – в полковники и генерал-майоры.
За несколько лет до «континентальной» экспедиции японского майора Фукушимы русский 30-летний сотник Амурского казачьего войска Д.Н. Пашков на своем строевом коне монгольской породы совершил 8283-верстовой переход из Благовещенска в Санкт-Петербург. Путешествие продолжалось 193 дня – с 7 ноября 1889 по 19 мая 1890 года, причем по Забайкалью и Сибири зимой, в 40-градусный мороз. Перед въездом в российскую столицу отважному амурскому казаку была устроена триумфальная встреча.
Сотник Пашков был представлен начальнику Главного штаба генерал-адъютанту Н.Н. Обручеву. Император Александр III собственноручно вручил герою-путешественнику орден святой Анны III степени. Казачий сотник удостоился приглашения на завтрак, устроенный «августейшим атаманом всех казачьих войск, наследником престола Николаем Александровичем». В тот же день сотник Амурского казачьего войска Д.Н. Пашков подарил будущему императору Николаю II своего ставшего легендарным коня по кличке Серый.
Известно, что, приступив к широкому развертыванию военной разведки, японцы послали специальную миссию для получения советов у небезызвестного Вильгельма Штибера, о котором в правительственных кругах Германии шутили: «Все у Штибера полицейское, даже фамилия» (Штибер по-немецки – собака – ищейка). Начав службу прусским шпионом в Австрии, он по настоянию «железного канцлера» Бисмарка был назначен министром полиции у короля Пруссии Фридриха-Вильгельма и успешно справился с нелегкими обязанностями.
Подбирая кадры для разведывательных органов, власти Страны восходящего солнца играли на чувстве японского патриотизма, высшим показателем которого считалось беспрекословное повиновение начальству и полная готовность отдать собственную жизнь ради обожествленного в стране микадо.
На рубеже двух столетий внешним шпионажем занимались не только государственные органы Японии – ее военное и морское ведомства, министерство иностранных дел, но также и многочисленные частные «патриотические общества». Особенно большую роль среди них играло «Общество черного океана», созданное на Японских островах в конце 80-х годов XIX столетия. Это общество поддерживалось и финансировалось богатейшими людьми страны.
Именно агенты «Общества черного океана» и селились в виде мелких торговцев, парикмахеров, ремесленников, домашней прислуги в Северо-Восточном Китае, Корее и Маньчжурии. Особенно много такой японской агентуры оказалось в районах, занятых войсками царской России, – в крепости Порт-Артур, городе Дальнем, селениях и городах, где строились фортификационные сооружения, железнодорожные мосты и туннели или были расквартированы русские армейские войска и Заамурская пограничная стража.
Резиденты – кадровые офицеры японского Генерального штаба – часто выступали в роли содержателей публичных домов, опие-курилен, под личиной фотографов, лавочников, нередко приказчиков, поваров, кочегаров и официантов на пассажирских пароходах. Резиденты являлись руководителями небольших шпионских групп, рядовыми участниками которых были китайцы и корейцы. Их вербовали из числа местных бедняков, готовых на трудную и опасную работу за самое грошовое вознаграждение, которое, однако, порой спасало их семьи от угрозы голодной смерти. Японская военная разведка всячески поощряла инициативу и самостоятельность в действиях своих резидентов.
Широко использовалась японскими шпионами беспечность, некомпетентность да и продажность некоторых царских чиновников и офицеров. При этом к началу русско-японской войны противник России имел хорошо подготовленные кадры военных разведчиков и широкую шпионскую сеть. Поэтому всюду, куда вступали японские войска, они находили своих людей, знакомых с местностью и местными условиями. Но еще большее значение имели, конечно, разведывательные группы, оставшиеся в тылу русской армии.
Это были ячейки, состоящие, как правило, из китайцев. Каждый постоянный шпион обслуживался тремя или четырьмя курьерами, через которых он регулярно посылал сведения японскому командованию. Курьерами были бродячие торговцы и носильщики-кули, неграмотные и часто не понимающие смысла того, что они делают. Очень трудно было выявить таких курьеров среди многочисленных толп носильщиков, мелких розничных торговцев, погонщиков скота, нищих и бродяг, которыми были заполнены города и дороги Маньчжурии.
Для доставки разведывательных донесений применялось множество уловок и ухищрений. Донесения помещали в подошвы, в складки одежды, вплетали в традиционные для мужчин-китайцев косы, вставляли в золотые зубы, прятали в телегах, перевозивших домашнюю утварь, товары, продовольствие.
Японский шпионаж против России не ограничивался только пределами Дальнего Востока. Он активно велся и в европейской части страны. Военную разведку Страны восходящего солнца в первую очередь интересовал Российский императорский флот. Так, например, морской офицер Ясуносуки Ямомото долго служил поваром в портовом городе Одессе, собирая сведения о русской Черноморской эскадре.
В сентябре 1904 года в столичном Санкт-Петербурге были арестованы два японца, мелкие служащие одной коммерческой пароходной кампании – Кензо Камакура и Сейко Акиоши. Они приняли православие, регулярно посещали церковные богослужения, а один из них, Камакура, в день своего ареста предполагал обвенчаться с русской невестой. В ходе следствия выяснилось, что под маской служащих скрывались кадровые морские офицеры, длительное время собиравшие разведывательную информацию о русском Балтийском флоте.
Активно использовались и дипломатические каналы добывания разведывательной информации. Военно-морским атташе посольства Японии в России до 1901 года был опытный разведчик Хиросо, свободно владевший русским языком. Затем он был отозван вице-адмиралом Хейхатиро Того обратно на японский военный флот, где активно участвовал в подготовке его к войне.
С 1902 по 1904 год пост японского военного атташе в России занимал полковник Мотодзиро Акаси, опытный разведчик. На этом поприще он сделал блестящую карьеру, став впоследствии начальником полиции Кореи, а в годы Первой мировой войны являлся заместителем начальника Генерального штаба Японии. Последние годы жизни Акаси прошли на Формозе (Тайване), где он был командующим японскими вооруженными силами и одновременно генерал-губернатором этого острова. Умер он, имея чин полного генерала и баронский титул.
С первых дней появления нового военного атташе посольства Японии в Санкт-Петербурге за ним была установлена слежка, которая в конечном итоге привела к разоблачению опытного разведчика. В отчете Разведочного отделения российского Главного штаба отмечалось:
«Подполковник Акаси работает усердно, собирая сведения, видимо, по мелочам и ничем не пренебрегая: его несколько раз видели забегавшим в английское посольство, расспрашивающим о чем-то на улице шведско-норвежского военного агента… и наблюдали в сношениях… с целым рядом различных японцев».
Успехи японской военной разведки в предвоенные годы объяснялись прежде всего полной беспечностью царских властей в вопросах защиты государственной тайны. В этом отношении характерен следующий пример. Столичные заводы, исполнявшие заказы флота (Путиловский, Балтийский, Франко-Русский, Невский)[8], имели немало больших производственных секретов, до которых стремились добраться разведчики не только одной Японии. Однако именно руководство российского Морского министерства «посодействовало» японским шпионам с дипломатическими паспортами в познании этих секретов. Чтобы запугать японцев ускоренными темпами работы российских кораблестроительных верфей в Санкт-Петербурге, руководство Адмиралтейства допустило на них японских официальных лиц. Однако «испуга» в Стране восходящего солнца не произошло, но зато профессиональные морские разведчики сразу же выяснили, в какой стадии находится строительство лучших русских броненосцев типа «Бородино». Более того, было точно рассчитано время приведения их в полную боевую готовность.