Читать интересную книгу По обе стороны Днестра - Евгений Габуния

Черный юркий "форд" круто набрал скорость. Стоявшие на крыльце Мунтяну, Гонца и Чобу и новый колхозный "агроном" молча провожали его глазами, пока он не скрылся за поворотом, оставляя на снегу четкие отпечатки протекторов.

VIII

Румынские газеты, в отличие от прессы других европейских стран, поступали в Центр нерегулярно: между СССР и Румынией не было дипломатических отношений, и корреспонденция шла обходным путем через третьи страны; случалось, и довольно часто, что бухарестские, и в особенности кишиневские газеты, попадали на советскую сторону буквально на следующий день после выхода - напрямую, через границу, однако доставка почты в Москву требовала времени. Как назло, именно в эти дни, когда в Центре румынскую прессу ожидали с повышенным интересом, газеты задерживались.

"Все-таки закон подлости, или, как его еще называют, закон падающего бутерброда, существует". Человек в военной гимнастерке с тремя шпалами в петлицах придвинул толстую пачку иностранных газет на французском и русском языках. Румынских среди них не было. Вначале, когда Анатолий Сергеевич Соколовский, так звали человека с тремя шпалами, только начал служить в Центре, просмотр зарубежной прессы занимал у него много времени. Он ловил себя на том, что глаз невольно задерживается на любопытных, но отдающих дешевой сенсацией, сообщениях из жизни кинозвезд и миллионеров, кошмарных преступлениях и прочем в том же духе. С годами он выработал собственный метод изучения и анализа прессы, однако до конца преодолеть эту привычку или слабость не сумел. Вот и сейчас его внимание привлекла заметка в "Последних новостях" Милюкова "Конец Зубкова". Скончался русский эмигрант Александр Зубков. Этот ничем в общем не примечательный человек, заурядный эмигрант, зарабатывал себе на хлеб работой профессионального танцора в ресторане, пока его не увидела принцесса Виктория - родная сестра бывшего германского кайзера Вильгельма и внучка императора Фридриха III. 67-летняя принцесса воспылала страстью к двадцатисемилетнему молодому человеку и, несмотря на протесты благородного семейства, сочеталась с ним законным браком, после чего Зубков ударился в пьяный разгул, который и свел его раньше времени в могилу.

Соколовский подивился превратностям судьбы и, взяв газету "За свободную родину", увидел на первой полосе заголовок "Исповедь бывшего чекистского генерала Агабекова". Он уже было потянулся за красным карандашом, чтобы пометить статью, но передумал, решив сначала прочитать ее до конца. Под исповедью была помещена заметка, перепечатанная якобы из английской газеты "Дейли мейл": "В СССР растет с каждым днем движение против диктатуры Сталина. Наши корреспонденты в Москве передают, что дни Сталина сочтены. Противники его диктаторского режима, руководимые троцкистами, нанесут ему решающий удар в тот момент, когда все приготовления будут окончены".

Красный карандаш Соколовского пока не сделал ни одной пометки. Он развернул "Фигаро" и остановился на корреспонденции "Гитлер за расчленение России", перепечатанной из нью-йоркского журнала "Космополитэн". "Мы полагаем, - заявил кандидат на пост германского канцлера Адольф Гитлер, что существование великой и сильной России совершенно не соответствует интересам Германии. Царская Россия была для Германии гораздо опаснее, чем советская. Германия хотела бы, чтобы на востоке образовалось могущественное украинское государство. Не приходится и говорить, что образование такого государства означало бы расчленение России".

Редактор "Космополитэн" госпожа Томпсон, бравшая у Гитлера интервью, ушла от него разочарованной. "Я ожидала увидеть будущего диктатора Германии, - писала она, - а через несколько минут у меня сложилось убеждение, что имею дело с ограниченным человеком. Нет, с такой рожей, как у Гитлера, нельзя быть диктатором Германии..." Эта неожиданная концовка доставила Соколовскому несколько веселых мгновений, и он, все еще улыбаясь, обвел корреспонденцию жирной красной линией. Просмотрев остальные газеты, он позвонил в экспедицию и спросил, поступили ли румынские газеты. Женский голос ответил: почта только что прибыла и ее сортируют.

Через полчаса на его стол легла увесистая пачка. Соколовский хорошо владел румынским, он родился и вырос в Кишиневе, но русский все же ему был ближе, и он начал с "Бессарабского слова". Из всех русских газет, выходящих в Кишиневе, она имела репутацию самой солидной и иногда позволяла себе, заигрывая с читателями, слегка покритиковать местные власти.

Всю первую полосу пересекала жирная шапка "Кровавая бойня на границах Советской России. Грандиозная волна беженцев из СССР заливает Бессарабию. Красный террор свирепствует. СССР накануне важных событий". На большой фотографии были отчетливо видны несколько чернеющих на снегу фигур. Подпись под снимком гласила: "Этим несчастным не удалось уйти от большевистских пуль". Статья называлась "У врат ада". Прежде чем приступить к чтению, Соколовский взглянул на имя автора: Н. Бенони. Человека, пишущего под этим псевдонимом, он знал не только по газетным публикациям, а можно сказать, даже лично. В доме отца Соколовского, известного в городе врача, на Михайловской улице часто собирались его друзья - врачи, архитекторы, художники, журналисты. Сидели допоздна, говорили обо всем, но чаще - о политике, о входящем тогда в моду футуризме, об учении венского профессора Фрейда. Он, юный гимназист, сидел в сторонке и жадно слушал взрослых.

Больше и красноречивее других говорил Бенони. Само собой получалось, что именно он задавал тон вечерним беседам. Бенони обладал не только даром красноречия, но еще и бойким пером, а такое сочетание встречается нечасто. Статьями и хлесткими, саркастическими фельетонами за его подписью зачитывались читатели "Бессарабского слова".

Окончив гимназию, Соколовский уехал учиться в Париж на медицинский факультет университета: отец мечтал, чтобы единственный сын тоже стал врачом. Учение за границей стоило немалых денег, но Соколовский-старший получал высокие гонорары. Окончить университет Анатолию не довелось. Началась мировая война. Он мог, конечно, переждать ее во Франции, как иностранец он не подлежал мобилизации, однако не в его привычках было отсиживаться в трудный для родины час. Окольными путями добрался до Кишинева, вступил добровольцем в армию, служил фельдшером на румынском фронте. Здесь, в окопах, он впервые всерьез задумался над бессмысленностью и нелепостью этой войны, и его юношеский патриотизм заколебался. На фронте Соколовский впервые познакомился с людьми, называвшими себя странным, непривычным словом - большевики. Водоворот революционных событий захватил и молодого фельдшера, он понял, что только большевики могут покончить с войной "за веру, царя и отечество".

Когда румынские бояре оккупировали Бессарабию, он был уже в Москве. Демобилизовавшись из армии, работал фельдшером в больнице, но судьба Бессарабии всегда была ему близка, и он живо интересовался событиями на его родине. Соколовский вступил в созданное к тому времени общество бессарабцев в СССР и играл в его деятельности активную роль. Его заметили, предложили поступить в коммунистический университет нацменьшинств Запада, после окончания которого ему предложили работу в Центре. Родители к тому времени уже умерли, переписка с друзьями молодости исключалась, да и с кем и кто они теперь, его бывшие друзья? Мог ли он думать тогда, много лет назад, что кишиневские газеты станут для него своеобразными письмами с родины. Конечно, не такие вести, как, например, сегодняшняя, хотел бы он узнавать, совсем не такие...

"Я стою на берегу Днестра, - читал Соколовский, - и смотрю на тот берег. Там была Россия, а теперь - СССР, точно это не государство, а несолидное анонимное общество. Жизнь в этом "обществе" нестерпима. Это знаем мы лучше всех. Молдаване по обе стороны Днестра связаны тесными узами. Левобережцы в тяжелые времена толпами бросились в Бессарабию в поисках спасения и защиты. Живой поток из несчастных, гонимых, разоренных молдаван заливает заднестровскую полосу. Румыния не может отказать им в гостеприимстве не только из соображений гуманности. Это бегут ее дети по крови, по языку, по обычаям. Эта живая пропаганда против коммунизма и большевизма приводит в бешенство советскую власть. Она принимает самые бесчеловечные меры против беглецов, но их нельзя остановить ни угрозами, ни расстрелами. Там люди дошли до предела отчаянья, их уже нельзя устрашить: ведь их все равно ждет смерть и они пытают судьбу, стараясь проскочить сквозь пулеметный заградительный огонь чекистских отрядов. Советы приняли дьявольскую тактику переселения, воскресают времена переселения народов". Эту фразу Соколовский подчеркнул, поставил знак вопроса и продолжил чтение. - "Квестор тигинской полиции Зыков показывает нам беженцев, но запрещает называть фамилии и фотографировать - узнают в Молдавии и расстреляют родственников. В беседе со мной беженцы чаще всего употребляют два слова: "Сибирь" и "Соловки". Они говорят, что питались одной мамалыгой, хлеб нельзя там достать ни за какие деньги. Смотрят на него, как на чудотворную икону. Вот один из этих несчастных. Он рассказывает, что после службы в армии вернулся в родное село: ничего нет, хату забрали, отца выгнали. Поступил повторно в армию. День дежурю, в этот день ничего не ем, на другой день в столовке ем. Спрашиваю у него, была ли девушка? - Какие там зазнобы. Занозы. На селе еще бывает, которая по-настоящему жена, а в городе паскудство одно. Сегодня моя, завтра его.