И замолкла, с ужасом ожидая новой издевки, но Кайл не сказал ни слова.
Мод выдавила из себя признание, упорно глядя на камин и не решаясь посмотреть в сторону Кайла; и теперь, краем глаза заметив, что он шевельнулся, она неосознанно дернулась, словно ожидая удара.
— Я ошибся, — прозвучал напряженный голос Кайла. — Ты все же повзрослела.
— Тебя это как будто не очень радует. До чего же глупыми показались Мод собственные слова! Но ей просто необходимо было укрыться за всегдашней язвительностью, чтобы усмирить бушевавшие в душе чувства.
— Возможно, — согласился Кайл и, не дав Мод себя перебить, негромко добавил: — Раз уж пришло время исповеди, могу признаться откровенно, что и я ненавидел тебя. Мне тогда нелегко было поверить, что твои родители просто любят меня, ничего не требуя взамен. Понимаешь, прежде со мной такого не бывало. Ты ведь знаешь, мой отец бросил нас — сейчас, кстати, его уже нет в живых, — а потом умерла мама. Не сразу я осознал, что твои отец и мать любят меня просто так, а не потому, что, взяв меня в дом, совершили «благое дело».
— Но ты ушел и бросил их.
Наступило долгое молчание. Сердце Мод громко стучало. Сейчас они могли бы начать все заново… все может стать иначе, если Кайл будет с ней откровенен.
— Я ушел, потому что считал, что так будет лучше для них, — наконец ответил он. — Ты их родная дочь, и уже было ясно, что нам с тобой никогда не ужиться. После… после того случая с тобой я понял: дальше так продолжаться не может. И ушел…
— Ради них?
Кайл ничего не ответил, но Мод знала, что так оно и есть. Вернее, она знала это всегда, и сейчас ей стало легче оттого, что Кайл уважает ее настолько, чтобы говорить с ней открыто. Никогда они не станут близки, как родные брат и сестра, но ради отца и матери, ради тех, кого они оба любят, можно бы попытаться начать все сначала. Мод старалась свыкнуться с этой мыслью. И тут Кайл все испортил.
— Да, кстати, — небрежно бросил он, — если ты беспокоишься по поводу работы, то не стоит. Ты возглавишь дизайнерскую группу в «Беннетт интерпрайзис».
Мод открыла рот и обнаружила, что потеряла дар речи. Когда она наконец заговорила, голос ее прозвучал хрипло и сдавленно:
— Мне не нужна милостыня. Кайл! Я сама найду себе работу.
— В самом деле? — Его циничное удивление не только взбесило, но и сильно уязвило Мод.
— У меня есть опыт… и диплом… Кайл скривил губы в знакомой язвительной усмешке, которая неизменно доводила Мод до исступления, как бы намекая ей, что он. Кайл, прекрасно осведомлен о чем-то, ей недоступном.
— Я не подвергаю сомнению твои профессиональные качества, но ведь на профессию, которой ты изволила себя посвятить, спрос, насколько мне известно, невелик. Подумай хорошенько, Мод, о чем ты говоришь. Хочешь уехать отсюда и попытать счастья в Лондоне? Прекрасно. Если тебе повезет, ты окажешься на побегушках в дизайнерской группе какого-нибудь магазина, будешь исполнять чужие приказания и воплощать в жизнь чужие идеи, да еще постоянно соперничать с более молодыми и честолюбивыми сотрудниками!
Картина, нарисованная Кайлом, была настолько мрачна, что Мод содрогнулась, на миг зажмурившись. Ей всегда ненавистна была сама мысль о том, чтобы жить и работать в Лондоне. Пускай она и не мечтает о блестящей карьере, но любит свою работу, и Кайл, конечно, совершенно прав: нестерпимо даже думать о том чтобы работать по чужой указке. Мод привыкла к тому, что отец всегда предоставлял ей полную свободу действий, и в глубине души наслаждалась самостоятельным творчеством.
Внезапная мысль поразила ее как громом, и Мод, давясь словами, хрипло спросила:
— Это ведь идея отца, верно? Это он заставил тебя предложить мне работу… это он попросил тебя…
— Думай, что угодно. Мод. Я не намерен обсуждать причины своих поступков с будущей сотрудницей. Это не в моем обычае.
Мод едва успела прикусить язык, чтобы не разразиться гневной тирадой. Она с подозрением взглянула на Кайла — уж не нарочно ли он ее дразнит, чтобы настоять на своем.
— Мне не нужна работа, — резко сказала она.
— Вот как? — цинично изумился Кайл. — В таком случае ты настоящая счастливица. И на что же ты собираешься жить. Мод? Или предоставишь решать эту маленькую проблему своим родителям?
А стало быть, и Кайлу, с ужасом осознала вдруг Мод и до боли прикусила нижнюю губу. Гордость толкала ее отказаться от должности, которую Кайл, как подозревала Мод, предложил ей только ради спокойствия отца… но если она откажется, если станет вдруг безработной…
— Бедная моя Мод, надо же было попасть в такой переплет.
— А тебе-то какая радость! — огрызнулась Мод, глянув на него сузившимися злыми глазами.
К ее немалой досаде. Кайл только рассмеялся.
— Когда ты вот так щуришься, то становишься похожей на разъяренную кошку. Богом клянусь, у тебя такой вид, словно ты о том только и мечтаешь, как бы накинуться на меня и вцепиться когтями в мое бедное горло!
К ужасу Мод, ее бросило в жар, но не от дикой картины, которую нарисовал Кайл, а от чувственности, которую он так умело укрыл за этой дикостью.
В замешательстве она уставилась на Кайла. Лицо его было непроницаемо, настолько непроницаемо, что Мод никак не могла понять, почудился ей или нет этот чувственный намек.
— Если ты и впрямь откажешься, придется мне взять на эту должность кого-нибудь другого. Я видел твои работы, насколько я могу судить, ты опытный дизайнер.
В голосе Кайла прозвучала откровенная скука, и Мод уловила в его тоне равнодушную нотку.
— Мне не нужна милостыня, — раздраженно повторила она.
— А ты ее и не получишь. — Кайл искоса глянул на нее. — Так согласна ты на эту работу или нет?
Мод заколебалась, разрываясь между гордостью и здравым смыслом. Прими она предложение Кайла, отец и мать будут вне себя от радости: они сочтут ее согласие знаком, что наконец-то она помирилась с Кайлом.
— Я… я согласна, — хрипло проговорила она, склонив голову, чтобы Кайл не увидел признаков поражения, написанных у нее на лице.
— Вот и ладно. Как только вернусь из Штатов, оформим твой контракт.
Мод непривычно было видеть его таким — сдержанным, деловитым, энергичным. Трудно представить, что перед ней тот же человек, с которым она бурно ссорилась все свои детские годы. И этого мальчишку она, Мод, когда-то укусила в ногу за то, что он не дал ей прокатиться на своем велосипеде! При этом воспоминании краешек ее губ дрогнул в лукавой усмешке.
— Что это ты улыбаешься? Надеюсь, не планируешь мою преждевременную кончину? Мод недоуменно сдвинула брови.
— С чего ты взял?
— Да так… Похожую усмешечку мне как-то довелось видеть на портрете Лукреции Борджиа.