Читать интересную книгу Когда был Ленин мумией - Дмитрий Лычковский

— Неужели это не статуя? — не поверил Ильич. — А почему тогда такой странный цвет?

— Ученики покрасили серебряной краской — чтоб мухи не беспокоили.

Нетленные буддисты Ильичу активно не понравились. Аморфная равнодушная, удовлетворенная своим растительным существованием, масса. Таких не спросишь: с кем вы, товарищи? Им, должно быть, совершенно все равно, чья власть нынче на дворе.

И он шагнул было прочь, но тут же подскочил на месте, как ошпаренный. Из ниши, скребя по каменному полу когтями, выползло что-то черное, изможденное, с длиннющими, проступившими сквозь кожу, зубами. Тело существа напоминало панцирь черного омара, густо покрытый лаком.

— Испугались? — усмехнулся Пирогов. — Я тоже в первый раз шарахнулся, как лошадь перед запаленным фитилем. А сейчас ничего, привык. Это фанатики религиозные.

— Из Африки, очевидно? — спросил Ильич, с опаской подбирая ноги.

— Нет, нет, из Азии — японцы, школа сингон. Монах Кукай основал. У них, представьте, такая навязчивая идея — сделать из себя мумию еще при жизни, своими же руками. Для этого монахи сингон едят крайне мало и только пищу, исключающую крахмал, а пьют исключительно сок смолистого дерева. Изможденному организму ничего не остается, как перейти на потребление собственных тканей. Уже полумумиями они берутся медитировать — и незаметно переходят в мир иной.

— Отчего ж так черны?

— Смола-с. И еще лак, которым их покрывали после смерти для пущей сохранности.

«А вот такие индивидуумы нам нужны! — с облегчением подумал Ильич. — Бесценное подспорье. Если хорошенько прочистить им мозги, можно опереться на них так же спокойно, как на латышских стрелков. Надо только повернуть их фанатизм от бога в сторону революции, а уж жертвовать собой ради идеи они и так умеют».

— А с самим Кукаем нельзя познакомиться поближе? — спросил он вслух, понимая, что если что — лучшей кандидатуры для начальника загробного ЧК и не придумать.

В замешательстве покачав головой, Пирогов сказал, что с монахами сингон никогда не общался. И вообще им надо торопиться — мест в камерах, возможно, уже не осталось. Повинуясь его указаниям, Ильич прошел еще немного вперед, до проема в стене и пригнул голову, чтобы пролезть в чрезвычайно узкий коридор.

— Отсчитываете ровно 23 шага, — предупредил хирург, — после чего сразу поворачиваете вправо. Умоляю, будьте предельно точны. Впереди — смертельная ловушка.

Глава 14. Распальцовка по понятиям

Коридор оказался скорее шахтой, круто ведущей куда-то вниз. Настороженный Ильич сначала шарил по стене рукой, потом нащупывал пол ногой — так что продвигались они довольно медленно. Тишина вокруг царила запредельная, звенящая: такой Ленин не знавал даже ночью в Траурном зале.

— Двадцать один, двадцать два, — отсчитывал в самый его затылок Пирогов. — У вас двадцать третий шаг, дальше не ступайте, там бездонный колодец! Поворачивайте в проход.

И опять они тащились, как два беспомощных слепца, по невидимой стенке, на этот раз куда-то вверх.

— Понастроили ловушек и обманных ходов для расхитителей гробниц, а план, вообразите, за давностью веков утеряли, — жаловался Пирогов, учащенно дыша. — Вот и приходится брести почти наугад. По моим расчетам, за следующим поворотом погребальные камеры должны бы и начаться. А ну коли нет? Как будем выбираться из этих пирамидных недр?

К счастью, его опасения оказались напрасными. Едва повернув, они увидели впереди широкую щель, из которой бил свет, и услышали громкий нахрапистый голос, интонации которого показались Ильичу смутно знакомыми. Через десять шагов выяснилось, что свет исходит из щели в проеме, неплотно задернутом не первой свежести занавеской, украшенной многочисленными крестами в кругах.

— Ты на кого наехал, мудило тряпошное! — неслось из-за занавески. — Ты на папу наехал? Предъявы кидаешь, а за руку меня ловил? Играй, сявка, или на бинты расшелушу. Ходи давай…

Уголовный, — мгновенно оценил обстановку Ильич и поморщился. Уголовных он не любил. Последний раз пересекался с этой публикой в 1895-м, на пересылке. Но вот сидеть вместе — спасибо товарищам по партии! — не довелось. Как политическому со средствами, Ленину всякий раз удавалось выбить себе уютную одиночку. Он даже подумал, не стоит ли поискать на ночь другого пристанища. Это, судя по всему, было небезопасным. Но Пирогов сзади деликатно тронул за плечо, и Ленин нехотя ступил внутрь.

Погребальная камера оказалась немаленькой. С потолка низко свешивалась жарко пылающая жаровня, вдоль стен тянулись двухярусные нары с водруженными на них саркофагами. Мумий эдак на сорок, прикинул на глазок Ленин. В ближайшем ко входу углу стоял каменный сфинкс, которого он сперва ошибочно принял за парашу. В центре помещения красовался массивный, изъеденный временем гранитный стол, за которым азартно резалась в карты группа товарищей.

Верховодил ею, судя по всему, наглухо обритый гражданин в синем спортивном трико, спортивных же тапочках и похабнейшего вида малиновом пиджаке, накинутом прямо на голое тело. На шее у него болталась толстая, как ошейник, золотая цепь.

— О! Гляди, братва, это что еще за пассажиры? — заорал краснопиджачный, не дав новеньким даже рта открыть поздороваться.

— Пассажиры в поезде, товарищ. А здесь люди, — с достоинством старого сидельца произнес Ильич. После чего прошествовал к нарам, стоявшим подальше от сфинкса, и стал поочередно заглядывать в саркофаги в надежде найти два пустых.

— Не, ну ты понял, да! — Обладатель красного пиджака хлопнул по плечу сидящего рядом с ним чинчорро так, что из того взвился к потолку клуб пыли. — Эй, лысый, обзовись! Погоняло твое как?

Вопроса Ильич в точности не понял, но шкурой почувствовал — сейчас все решает демагогия и быстрота реакции. А посему он обернулся, по-петушиному выгнул грудь, привычно угнездил руки подмышками, прищурился и дерзко вопросил:

— А вы кто такой, чтобы мне вопросы задавать?

Лицо краснопиджачного начало нехорошо меняться. Ильич с холодком в груди понял, что терять больше нечего, и от осознания этого впал в то дивное состояние совершеннейшей истерики, в которой его в былые времена боялся даже сам Лев Давидович.

— Страх стоптали! Авторитетов не признаете? — брызгая слюной, кричал Ленин. — Да я на каторге кандалами звенел, когда гувернантка твоей прабабки еще не знала как турнюр пристегивать! За счастье всего прогресивного человечества! У меня пять ибисов за плечами! Погоняло мое хочешь знать? Ленин мое погоняло. Владимир Ильич. Вождь мирового пролетариата.

Из саркофагов начали с шорохом и скрипом подниматься тела потревоженных обитателей камеры. Пирогов потрясенно качал головой. Группа картежников за столом застыла, как в игре «Морская фигура, замри!» Даже краснопиджачный проникся:

— Заеба лесная! — озадаченно протянул он, — То-то я смотрю, ряха вроде знакомая. Ща мы это дело пробьем. Ну-ка, уважаемый, повернись фейсом. Да повернись, повернись, не переломишься.

Решив не обострять и без того опасно накалившуюся ситуацию, Ильич нехотя повернулся боком. Приговаривая «вот так и стой, не дергайся», краснопиджачный порылся в карманах и извлек оттуда измятую банкноту. «Сто рублей» — успел прочесть Ильич боковым зрением. Уголовный внимательно и неспешно посмотрел ее зачем-то на свет от жаровни, потом — на ленинский профиль и удовлетворенно кивнул.

— Базара нет, братва — Ленин! — возвестил он камере. — Ну что ж ты стоишь как неродной? Дуй сюда. А ты брысь, освободи место уважаемому человеку, — и он согнал с лавки фигуру, из которой во все стороны лезла пакля.

Почти сожалея о том, что дивное состояние кончилось, Ильич нехотя присел к столу.

— Шайба — представился краснопиджачный. — Коля Шайба. Не слыхал?

— Слыхал, — скупо обронил Ильич, просто чтобы поддержать разговор. И тут же понял, что не соврал, ведь действительно слыхал. Вспомнился «Ритуал», люди с такими же золотыми цепями на шее, лебезящий лаборант, заломивший за работу 12 тысяч в неделю, и загадочная фраза «чтоб наш выглядел не хуже — с Сильвестром работал».

— С Сильвестром работал? — блеснул Ленин своей осведомленностью.

— Ишь ты! — искренне удивился Шайба. — А ты, я погляжу, конкретно в теме. Интересно, откуда… Ладно — об этом позже побалакаем. Ну чо, дерябнем за знакомство?

С этими словами он нагнулся и извлек из-под стола початую бутылку водки. «Кремлевская», — с недоумением прочел этикетку Ильич. Обескуражил его даже не тот факт, что в Кремле кто-то занялся самогоноварением, а то, как бутылка здесь оказалась.

— Откуда? — спросил Ильич, не в силах сдержать любопытства.

— Да так, — отмахнулся Шайба. — Братва подогрела.

Он разлил водку по двум необожженным серым глиняным чаркам и со словами «Ну, будем!» заставил Ильича чокнуться. Машинально опрокинув водку в рот, Ленин перебирал в уме варианты, откуда в древнеегипетском некрополисе могла появиться «Кремлевская». Самым логичным объяснением являлось самое нереальное: что у Шайбы имеются некие каналы — Туда, на тот свет, в мир живых. Этот уголовный явно непрост. С ним надо по возможности быстрей нащупать контакты.