Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пару лет, когда Троцкий «поправлял» свое здоровье в алма-атинской ссылке, в одном из посланий своим единомышленникам — «Письме к друзьям» от 21 октября 1928 г. — он уже сам признал, что «в СССР может сложиться военный заговор и армия может положить конец большевистскому режиму»[17] Как и всегда, «бес» солгал — не «может сложиться военный заговор», а уже сложился в своей основе! Иначе уже в 1927 году он не вопил бы о том, когда надо брать власть в условиях войны, — злоумышленная организация поражения своих войск, как единственный шанс для врага появиться в 80 км от столицы такого гигантского государства, как СССР, не может быть осуществлена без заговора! Попробуйте-ка хотя бы мысленно что-либо организовать на протяжении 4500 км западных границ СССР, не имея сообщников! Вот то-то и оно…
Кстати, обратите внимание и на то, чему вознамерился положить конец «бес мировой революции «с помощью военных. Именно «большевистскому режиму»! Проще говоря, Троцкий совершенно четко и ясно показал, что принципиально антагонистическое, непримиримое противоречие пролегает не просто между «коммунистами — интернационалистами» во главе с ним, «бесом», и «большевиками» во главе со Сталиным, но прежде всего по оси принципиальной разности геополитических целей этих двух группировок, о чем говорилось вывде.
Любопытно, например, что и Тухачевский в то время — в 1928 г. — занялся разработкой вопроса о военной стороне организации городского восстания?![18] Ну надо же столь «своевременно» озаботиться тем, что никак не входило в его служебные обязанности начальника Штаба РККА, а затем и командующего Ленинградским военным округом?!
Угроза нападения на СССР консолидированными силами Запада стала резко нарастать с середины 1920-х годов. А планы Запада по организации вооруженного нападения на Советский Союз действительно базировались на идее коалиции вооруженных сил ряда государств. Не стали исключением и 1930-е годы, причем как догитлеровский их период, так и после его привода к власти. Архивы как внешнеполитической, так и военной разведок СССР — России буквально ломятся от таких данных, в том числе и документальных. Угроза вооруженного нападения на СССР, прежде всего, консолидированными силами Запада, в том числе и при участии Японии в самом конце 1920-х — начале 1930-х гг., была нешуточная. Резкое обострение обстановки в 1927 г., который даже в историю вошел как «год военной тревоги». Вооруженный конфликт на КВЖД, спровоцированный в 1929 г. не столько китайцами, сколько Японией и Великобританией. Ему наследовало сильное обострение обстановки в начале 1930-х гг., что и было зафиксировано советской разведкой. Так, ссылаясь на свои источники в Париже, Берлине, Варшаве, внешняя разведка докладывала руководству страны в начале 1931 г., что французское правительство готово предоставить Германии заем в 2–3 миллиарда золотых франков с тем, чтобы оказать на нее давление в вопросах советско-германских отношений и пересмотре условий Рапалльского договора. Пересмотр условий означал бы готовность Германии выступить с оружием в руках против СССР.[19]
Естественно, что не отставала и белая эмиграция. Намертво связанная с ведущими центрами силы и спецслужбами Запада, белая эмиграция очень часто выбалтывала самые сокровенные планы русофобствующих сил Запада по организации очередного вооруженного нападения на СССР. Так, 7 июля 1930 г. эмигрантская газета «Возрождение» опубликовала статью в прошлом видного российского промышленника В. Рябушинского, в которой он призывал все западные страны напасть на Советский Союз, обещая западному капиталу огромные прибыли от эксплуатации захваченных природных богатств СССР. Рябушинский обосновывал необходимость нападения на Советский Союз… моралью (?!) — поскольку война поможет покончить с мировым кризисом, «аморально», видите ли, отказываться далее от вооруженной интервенции против СССР!? Разумеется, что немедленно выступило и руководство военной эмиграции. Глава РОВСа генерал Миллер уже в начале января 1931 г. сообщил, что он может немедля поставить сто тысяч обученных солдат и офицеров в качестве белогвардейского контингента интервенционистской армии. Эмигрантская пресса без устали вопила о необходимости и неизбежности срочной интервенции Запада против СССР, настаивая на огромной роли, которая должна была быть отведена эмигрантским войскам. Лидеры эмиграции призывали Запад принять участие в войне против СССР. Так, в номере от 7 февраля 1931 г. журнала «La Russie et le monde slave» Мережковский писал, что-де «новая война вот вот должна вспыхнуть и весь мир должен принять в ней участие». То есть по-прежнему пребывая в диком озверении, белая эмиграция откровенно призывала к развязыванию мировой войны против своей Родины — России, хотя бы и Советской.
Наконец, не следует забывать, что разработанный в начале 1930-х гг. последний догитлеровский план вооруженного нападения на СССР консолидированными силами Запада с участием Германии советская разведка умыкнула в буквальном смысле со стола германского рейхсканцлера фон Папена. То есть вопрос о нападении решался уже на самом высшем уровне, что действительно могло привести к принятию решения о нападении! Если же учесть, что фон Папен был канцлером Германии лишь недолгое время в 1932 г., то ведь очевидно же, что такие планы разрабатывались вплоть до умышленного привода Гитлера к власти в Германии. Кстати говоря, то же самое творилось и в период правления последнего догитлеровского канцлера — Курта фон Шлейхера. Этот тоже «засветился» на этой же стезе.
Данные разведки четко совпадали и с информацией контрразведки. Так, еще в 1930 г. во время допросов одного из главных обвиняемых по делу «Промпартии» Рамзина было установлено, что первоначально интервенция намечалась как раз на 1930 год. Однако вследствие того, что Великобритании не удавалось сбить в послушное стадо всех европейских шакалов, желавших напасть на СССР, ибо каждый из них выдвигал свои условия участия в этом бандитизме, сроки интервенции были перенесены. Сначала на 1931 г., а затем и на 1932 г.[20] Правда, тут следует иметь в виду, что по указанию Сталина советская разведка и дипломатия чрезвычайно активно противодействовали всем этим попыткам, нанося точечные, но очень мощные удары по наиболее уязвимым звеньям. Немалую роль в этом сыграл и Коминтерн, который к концу 1920-х — началу 1930-х гг. плотно контролировался Сталиным и Молотовым.
Советское руководство заблаговременно знало об угрозах и совершенно правильно оценивало международную ситуацию. Так, еще в самом начале 1927 г. (29 января) задачи разведслужб СССР уже формулировались, отталкиваясь от следующего основополагающего тезиса: «Для оттяжки войны нашего Союза с капиталистическим миром и улучшения нашего военно-политического положения…»[21]
Ровно через три года, 30 января 1930 г., Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о новых приоритетных задачах разведки, пункт№ 1 которого гласил:[22] «1. Раскрытие интервенционистских планов, разрабатываемых в правительственных кругах великих держав Европы — Великобритании, Франции, Германии, сопредельных стран, — вероятных противников СССР (Польши и Румынии, а на Дальнем Востоке — Японии)».[23]
Как видите, угроза нападения настолько возросла, что Политбюро прямо поставило задачу раскрытия интервенционистских планов великих держав Европы.
Как уже отмечалось выше, не осталась в стороне и внутренняя оппозиция. Прекрасно понимая, что означает нагнетание угрозы военного нападения на Советский Союз, она развертывалась не только методически и агрессивно, не только по определенному боевому плану, но и прежде всего по тому плану, который однозначно подразумевал организацию военного поражения СССР с целью перехвата в такой ситуации власти в государстве[24].
В принципе-то все это не стало какой-то особенной новостью для занятого мирным созиданием советского руководства, особенно для Сталина. Он прекрасно знал политическую родословную оппозиции. И хотя в то время еще не был принят термин «генетика» — оперировали термином «наследственность», — однако чисто политически Сталин прекрасно осознавал, что наследственность — она и в политике наследственность. Как справедливо отмечают наиболее вдумчивые исследователи, советская военная элита тех времен выросла» из революционного хаоса, из «революционной смуты», сохраняя многие годы спустя генетическую связь со стихией, ее породившей. «Геном» Русской революции был заложен и в ее структуру, и в ее плоть, и в ее дух».
А породившей ее стихией как раз и была война и умышленно организованная царским генералитетом серия беспрерывных поражений русской армии еще в Первой мировой войне. Своими показаниями Раковский однозначно этоподтвердил.[26] Но Сталин-то знал об этом задолго до показаний Раковского. Еще с середины 1920-х гг. он обратил внимание на одно явление, которое никак не привлекает к себе внимание исследователей. Уже в те годы стала вырисовываться одна «традиция», суть которой в следующем. Сопоставление времени поступления всех известных на сегодня данных советских спецслужб о заговоре антисталинской оппозиции (включая и заговор военных) с хронологией фактов обострения международной обстановки вокруг Советского Союза свидетельствует о безукоризненно закономерном совпадении: по мере нарастания угрозы вооруженного нападения извне одновременно нарастала и угроза внутреннего переворота на основе перманентного заговора оппозиции!
- Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков - Публицистика
- На пути к победе - Арсен Мартиросян - Публицистика
- Конец глобальной фальшивки - Арсен Мартиросян - Публицистика
- Красная армия. Парад побед и поражений - Юрий Мухин - Публицистика
- Сталин. Феномен вождя: война с собственным народом, или Стремление осчастливить его любой ценой - Владимир Кузнечевский - Публицистика