Бросаю на Валевского еще один быстрый взгляд, наполненный сомнениями и подозрением.
– Ваши?
Тянет ко мне влажные ладони, но я отодвигаюсь вместе с папкой. Не выпускаю ее из рук, будто она важна. И не сразу замечаю, как один листок выскальзывает и пикирует мне на колени. Обращаю на него внимание, изучаю.
– Точно! Свадебный подарок же Маринке обещал! – осеняет меня, стоит лишь мне взглянуть на рисунок.
На бумаге выведены очертания изящного свадебного платья. Декольте неглубокое, спинка открытая, талия подчеркнута и бедра выделены. Не сравнить с теми пышными, необъятными нарядами, как у бабы на самоваре. Мне нравится, а Маринка будет пищать от восторга, когда я скажу ей, что…
– Вы лично будете шить моей невесте платье из своей коллекции, – протягиваю Валевскому набросок. А он пялится в него, как баран в новые ворота. – Какие-то проблемы? – изгибаю бровь.
– Н-нет, – кашляет надрывно. Теребит пальцами край бумаги. – Лично пошью! Конечно.
– Вот и отлично. А теперь беглянку ищите. Проверьте всех участниц кастинга, опросите своих сотрудников. Завтра жду отчет, – встаю вместе с папкой. – А вашу коллекцию я с собой забираю. В качестве заложника, – шагаю к двери, на ходу вызывая водителя.
Обреченно вздыхаю, взглянув на дисплей телефона и оценив время. Ромка спит, наверное, уже. Не дождался меня… Поэтому поиски контракта решаю отложить на завтра, а сейчас мне к сыну надо.
Глава 11
Не включая свет, осторожно крадусь через гостиную. Стараюсь не создавать лишний шум, но внезапный луч яркого света прямо мне в лицо заставляет надрывно закашляться. «Солнечных» ванн мне только не хватало! Меня и так сегодня раскрасили, а теперь еще и подсушат, закрепив результат творчества Рапунцель.
Прикрываю глаза ладонью, морщусь и останавливаюсь, чтобы не врезаться во что-нибудь сослепу.
– Явился! – звучит недовольно.
И я улыбаюсь, потому что сразу узнаю эту чекистку в фартуке. Забираю фонарь, а она вытирает мокрые руки о карманы на переднике.
– И тебе добрый вечер, Степанида Николаевна, – обнимаю, пока бабушка ворчит себе под нос. – Няню уже отпустила?
– Да эта лентяйка с шести вечера еще домой просилась. Как я пришла, так она лыжи и навострила. За что ты ей платишь только? – подходит к стеклянному столику и включает тусклую лампу.
– Ромка спит? – поднимаю взгляд в направлении детской. В сумраке различаю, что дверь плотно прикрыта.
– Еле уложила, тебя ждал, – укоризненно качает головой. Как обычно, заставляет почувствовать себя хреновым отцом. И так уже на протяжении семи лет.
Человек старой закалки, поборник морали и свидетель непреложного учения «В СССР секса нет», она была в шоке, когда единственный внук пошел по наклонной. В то время как все нормальные студенты хвастались зачетками и дипломами, я притащил домой… младенца. Ну, а что мне было делать, если его мамка, моя сокурсница и по совместительству первая любовь, решила, что слишком молода для всего этого… детского счастья? Я и бросить ребенка не мог, и что делать с постоянно мяукающим свертком – не знал. Вся надежда была на бабушку. Она хоть и приняла «кутенка», как Ромку сама обозвала, но на мне жирный крест поставила.
– А Марина была сегодня? – уточняю аккуратно. И понимаю, что зря начал этот разговор.
Бабушка чуть ли не боевую стойку принимает. Было бы у нее ружье, схватилась бы за него и пустила мне пулю в лоб. Хотя нет. Гораздо ниже.
– Бабы твоей не было ни сегодня, ни единого раза за все эти дни, – не подбирает выражений. Я к ее прямолинейности с детства привык, но сейчас она особенно цепляет.
Мысленно Маринку ругаю. Могла бы и заглянуть к Ромке. Знала ведь, что я в командировке, а он один тут скучает.
– Она моя невеста, – чеканю строго.
– Без места, – огрызается. И я тяжело вздыхаю. Вот как с ней общаться? Родной человек, а такой невыносимый! – Ты как санитар леса, подбираешь…
– Так, хватит, – осекаю ее, зная, как далеко она может зайти в своих метафорах. Не отмоюсь потом. А я и так после краски…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А что с «фасадом»? – бабушка забирает фонарь и опять направляет мне в лицо. – Чего красный такой. Давление поднялось? – сквозь ехидный тон пробивается волнение. – Идем измерю. Все болезни молодеют.
– Нет, – отмахиваюсь. – Аллергия, – говорю почти правду. В конце концов, это действительно раздражение кожи… на растворитель.
– А нехрен по Италиям шляться и лягушек жрать, – делает свои выводы моя мировая бабуля. До сих пор не понимаю, как с ней выжил. Выработал иммунитет от ядовитого сарказма.
– Лягушки во Франции, – устало зеваю. – А в Италии работа.
– Ладно, я домой. «Извозчика» мне вызови, а сам к Ромке поднимайся, – руководит по привычке, скидывая фартук. – Я ему там рубашку погладила, костюмчик приготовила…
– Хм? – напрягаюсь, чтобы вспомнить, куда она сына моего готовит. Причем так, будто в космос его запускает. Я что-то пропустил?
Моя растерянная реакция не укрывается от зоркого ока.
– Первый раз в первый класс, – закатывает глаза. И этот момент мне хочется с разгона вмазаться в стену. Черт! Точно! Первое сентября завтра, чтоб его! – Будильник поставь. Вам надо быть в школе к восьми. Адрес-то помнишь? – зыркает на меня, а я подаю ей плащ. Помогаю надеть.
– Да все я помню, просто в датах запутался, – хмуро произношу.
– Сына своего ни с кем не перепутай. Пометь его крестиком, что ли, а то после уроков приведешь домой чужого, – припечатывает меня финальной издевкой и тут же скрывается за дверью, не давая мне возможности ответить.
Спешу к Ромке, не переодеваясь. Осторожно толкнув дверь, через зазор наблюдаю за своим спящим хулиганом. Усмехаюсь. На вид – настоящий ангел. Но я-то знаю, сколько тротила внутри. Школу на щепки разнесет. Бедные учителя. Не догадываются, какую бомбу им завтра подложат.
Папкин сын.
Сигнал телефона разрезает умиротворенную тишину. Бью себя по карману, замечаю, как ворочается в постели Ромка, и спешно прикрываю дверь. Слетаю по лестнице вниз.
– Лев, любимый, – доносится из динамика еще до того, как я прикладываю трубку к уху. Но достаточно звонко и громко, чтобы я расслышал. – Ты прилетел уже?
– Я дома, – бросаю сухо.
Обреченно падаю на диван прямо в гостиной, бросаю на столик папку с эскизами, которую все это время не выпускал из рук. Будто это ценное что-то. Наверное, разум решил, что это и есть мой важный контракт, и всю дорогу домой приказывал стеречь как зеницу ока. Лучше бы за настоящим так следил, а не стекал в штаны рядом с безумной принцессой.
– Не заедешь? Я приготовилась для тебя. Скучала жутко, не могу-у-у, – шепчет Маринка с придыханием. – Устрою тебе показ коллекции нижнего белья. О-очень откровенного.
Умело соблазняет. А у меня как назло Рапунцель перед глазами. И ее каблук, летящий, как шальная пуля.
Ненормальная. Почему только думаю о ней?
– Я с Ромкой. А ты могла бы сама приехать, навестить его, – предъявляю Маринке и слушаю минутное молчание. – И вообще, я давно предлагал тебе у нас поселиться. С сыном бы заодно сблизилась. И мне спокойнее было бы в командировках, зная, что он под присмотром.
Из динамика доносится слабый кашель. И повисает пауза.
– Жить я в твоем доме буду после свадьбы, – сменив тон, игриво щебечет моя будущая жена. – Но… Так уж и быть, я сейчас соберусь и к тебе приеду, – тянет эротично.
Однако ее заигрывания меня не трогают. Мысли витают где-то далеко. Мозги заняты недавними «приключениями» с бешеной Рапунцель. Еще и лицо горит. Тоже мне, герой-любовник. А завтра вставать рано. Снова в школу…
Понимаю, что ищу отговорки, лишь бы не встречаться с невестой, но ничего поделать с собой не могу. Не хочу ее сегодня.
– Я устал, не надо, – выдыхаю и отодвигаю трубку от уха, ожидая возмущенную тираду Маринки. Не готов я ее утешать. – Спокойной ночи.
Отключаюсь, откидываю телефон – и он скользит рядом с папкой. Наклоняюсь и, наверное, в миллионный раз пролистываю эскизы. Думаю, на эту коллекцию я бы денег выделил. Не знаю, почему. Но она хотя бы не шокирует и не пугает меня.