Читать интересную книгу Алые погоны - Борис Изюмский

— Да так… Немцы его родителей повесили… Отец Каменюки — учитель физики, радиоприемник сделал, сводки наши принимал, переписывал их от руки, а мать распространяла. Вот Артем и осиротел в двенадцать лет. А тут подвернулись дрянь-соседи. Помогли мальчонке родительское добро по ветру пустить, а потом воровать научили, водку пить. Однажды напоили, он где-то с вечера под забором и свалился. А дело глубокой осенью было. К утру встать сам не может: ноги отнялись. Хорошо, что вскоре наши пришли, положили Каменюку в больницу. Поправился он и узнал от кого-то, что Суворовские училища открылись. Так верите ли, к секретарю Обкома собственной персоной явился: «Дяденька, — говорит, — пошлите в Суворовское…»

Так и попал к нам. Сначала все хорошо шло, а потом воровские навыки проявлять стал. Беда! Главное, Сергей Павлович, глаза у него нехорошие — недоверчивые, с неприятной мутью искушенности, видевшие много такого, чего им не надо было видеть. Очень нехорошие глаза! Я на них смотреть не могу спокойно, так и хочется вымыть, чтобы снова проглянула детская прозрачность…

* * *

… Группа ребят оживленно переговаривалась у высокого окна класса.

— Товарищ капитан, — позвал Илюша Кошелев, — можно вас попросить на минутку?

Беседа подошел, и ребята выжидающе стали заглядывать ему в глаза, стараясь прочесть, понравилось ли ему то, что он увидел? За стеклом, между двух рам, разложены в строгом порядке мортиры из глины, войско из желудей и воска, лодка викингов с носом в виде дракона, и таран, подвешенный на миниатюрных цепях к потолку передвижной будки на колесах…

— Хорошо! — похвалил офицер.

— Это у нас выставка оружия прошлых времен, — пояснил Кошелев, гордясь, пожалуй, больше всех, хотя он сделал только осадную лестницу.

— Баллисты нет, — заметил Беседа.

— Дадико делает… Струны достал…

— А щит Авилкин из коры вырезал, — ввернул Мамуашвили.

— Хорошо бы показать оружие нашей армии, — сказал офицер.

— Мы сделаем! — с готовностью воскликнул Илюша.

— Ну, делу время, потехе час! — строго произнес воспитатель. — Пора за уроки браться.

Все стали усаживаться за парты, доставать тетради и книги. Беседа подошел к «учебному уголку» — здесь, над полкой для тетрадей, висели расписание и календарь. Он посмотрел, какие завтра уроки, и, сев у стола, начал перелистывать классный журнал, незаметно наблюдая за ребятами.

Кошелев сразу принялся за работу. Ни на кого не обращая внимания, он, закатив глаза к потолку, шопотом учил стихотворение. Заглядывал на секунду в учебник, торопливо прикрывал его и снова с жаром шептал, держа палец, как закладку, между страниц.

На задней парте сидел Каменюка. Он был старше всех в отделении — ему шел четырнадцатый год. Сейчас Артем делал вид, что читает, на самом же деле мастерил в парте, из иголки и палочки, стрелу с бумажным оперением.

Алексей Николаевич подозвал его, спросил, с чего он думает начать подготовку уроков, и этого было достаточно: Артем стал серьезно заниматься.

Самсонов, как всегда, развлекался пустяками — перекладывал в парте пуговицы, обертки от конфет, катушки от ниток. Замечание, сделанное ему громко, не помогло. Тогда капитан, незаметно для Самсонова, стал наблюдать за ним, то и дело поглядывая на часы и что-то записывая.

Во время перерыва Алексей Николаевич объявил отделению:

— Внимание! Послушайте, как воспитанник Самсонов использует время самоподготовки.

И он прочитал:

— строгал палочку — 6 минут;

жевал резинку — 4 минуты;

перекладывал учебники — 5 минут;

чистил пуговицы — 7 минут…

Чтение этой записи помогло: последние два часа Сенька занимался усердно.

Больше всего хлопот доставлял Алексею Николаевичу Каменюка. Он имел свои представления о том, что хорошо и что плохо, свое понятие о красоте и чести.

Красивым, например, он считал чуть сдвинуть на бок фуражку, брюки заправить в сапоги и немного вытянуть их внапуск на голенища, ремень сдвинуть до отказа вниз на живот. Как никто другой, умел он быстро сгонять с лица улыбку задиры и заменять ее выражением невинности, а в случае опасности предупреждать курящих зловещим шопотом:

— Фитиль!

В классе Каменюка часто и незаслуженно обижал Павлика Авилкина, но когда однажды Павлик попал в беду, Артем, не задумываясь, поспешил ему на помощь.

Авилкин возвращался под вечер из бани в училище — строй ушел вперед, а он незаметно завернул за угол, чтобы купить семечек, и теперь не спешил догнать товарищей. Вдруг откуда-то вынырнули трое мальчишек, старше его, преградили путь. Ближе всех остановился, глубоко засунув руки в карманы коротковатых брюк, голенастый парнишка без двух передних зубов.

Из-за его спины выглядывало длинное лицо с хрящеватым носом, справа заходил еще один неприятель — большеголовый, плотный, на кривых толстых ногах.

Голенастый, циркнув слюной сквозь зубы, надвинулся на Авилкина.

— Ты куда, рыжий?

— Просто так… — заюлил Павлик.

— А вот я тебе блямбу печали приставлю, будешь знать — «просто так»…

В это время из-за угла показался Артем Каменюка (он тоже самовольно отстал от строя). Артем мгновенно оценил обстановку и смело ринулся на выручку.

— Дай пройти! — потребовал Каменюка у задиры.

— Вали назад, тараканам здесь прохода нет!

— А ты что, улицу закупил?! — вскипел оскорбленный Артем.

— И закупил!

— Отойди, говорю!

— Вот я тебе приставлю блямбу. — пообещал снова голенастый.

У обладатель хрящеватого носа пододвинулся к своему вожаку, а большеголовый, посапывая, норовил очутиться за спиной Каменюки. Артем оглянулся, ища глазами Авилкина, но тот, воспользовавшись перебранкой, исчез.

— Сымай звездочку, — нахально протянул руку к фуражке Артема вожак и призывающе подмигнул большеголовому.

На другой стороне улицы показалась фигура какого-то мужчины. Противники Каменюки замерли, — решили переждать, пока прохожий скроется.

Каменюка подумал, что вот сейчас еще можно улизнуть, прыгнуть в сторону, в открытую калитку, что можно позвать на помощь, но тотчас решительно одернул гимнастерку, вызывающе выдвинул вперед плечо с погоном и остался на месте.

Когда шаги прохожего затихли, начался бой. Трудно сказать, чем закончился бы он, если бы не вмешался оказавшийся случайно поблизости майор Веденкин; во всяком случае ясно было одно — Артем не собирался отступать или сдаваться.

К большому его удивлению, майор не рассердился, не стал отчитывать, а только сказал:

— Молодцом! Никогда не робей! — и, сочувственно поглядев на измятый костюм Каменюки, достал откуда-то булавку и, взявшись за кран оторванного погона Артема, предложил:

— Давай-ка пришпилю!

Дойдя до ворот училища, Артем вытащил суконку, которую неизменно носил в кармане, почистил ботинки, долго стирал пятно с брюк и только тогда вошел во двор.

Через несколько дней, в разговоре с капитаном Беседой, Каменюка раздраженно заявил:

— Я гражданских презираю!

Алексея Николаевича очень обеспокоило это признание — от него несло былой кастовостью кадетских корпусов.

— Ты забываешь, Артем, что твой отец-учитель был «гражданским», что «гражданские» дают нашей армии хлеб, отказывают сейчас себе во многом, чтобы ты, «военный», — учился, не зная забот… Чем же ты или я лучше их?

— Так это я о других… что меня побить хотели, — угрюмо пояснил Артем.

Алексей Николаевич вспомнил рассказ Веденкина о недавнем происшествии на улице и успокоился:

— Ну, это другое дело. Здесь ты себя в обиду не давай и нас не позорь.

* * *

… У Каменюки, несомненно, были и хорошие качества, но Алексею Николаевичу он причинял, главным образом, неприятности.

Приходит к Беседе воспитатель Волгин из четвертой роты.

— Ваш Каменюка вымогает пончики у моего Гречушкина! — возмущенно говорит он.

Выясняется, что Артем за сделанную Гречушкину рогатку взял плату пончиками (их давали на второй завтрак к кофе).

Долг Гречушкина достиг тридцати семи пончиков, так как Артем за не вовремя внесенную плату набрасывал ростовщические проценты.

Гречушкин, чтобы вырваться из кабальной петли, менял у товарищей свое обеденное второе на пончики, худел, вызывая тревогу у воспитателя, и, наконец, был пойман с поличным. При выходе из столовой у Гречушкина подозрительно оттопыривалась на животе гимнастерка. Капитан Волгин отозвал его в сторону, легонько ткнул пальцем в живот, спросил серьезно:

— Вы так наелись?

Из-за пазухи Гречушкина были извлечены четыре хрустящих сочных зарумяненных пирожка. Произошло грозное объяснение. Гречушкин долго отпирался, но в конце-концов рассказал о причине своего исхудания.

— А где ж рогатка? — спросил Волгин.