Мой отец отнюдь не был человеком, лишенным каких-либо устремлений. Все его помыслы прежде всего были направлены на то, чтобы захватить в свои руки военную власть. Это было нужно для поддержания господства императорского рода. Из своей поездки в Германию он усвоил, что армия обязательно должна находиться в руках императорской семьи, а ее члены должны быть военачальниками. Эту идею он проводил до конца. Спустя несколько дней после моего восшествия на престол он назначил своего брата Цзай Тао главным управляющим по обучению дворцовой гвардии. После того как был изгнан Юань Шикай, князь-регент стал главнокомандующим войсками вместо императора. Он назначил одного брата, Цзай Сюня, министром военно-морского флота, а другого брата, Цзай Тао, — начальником Генерального штаба. Позднее оба они стали ими официально.
Говорят, что в то время мой отец и князья рассчитывали уничтожить Юань Шикая независимо от того, подавит он революцию или сам потерпит поражение. Неудачу Юань Шикая можно было использовать как предлог и убрать его; в случае успеха также нужен был предлог, чтобы прежде всего лишить его военной власти, а затем уж думать о том, как избавиться от него самого. Иными словами, армию никак нельзя было оставлять в руках китайца, а тем более в руках Юань Шикая. За всем крылись расчеты реального захвата власти над армией. Даже если бы эти планы были составлены самим отцом и он сам стал их осуществлять, опираясь только на собственные способности, все равно результат был бы слишком далек от его истинных стремлений. Поэтому им были недовольны не только приспешники Юань Шикая, даже его братья часто вздыхали и качали головой.
Сын Ли Хунчжана Ли Цзинмай перед отъездом по месту назначения на службу в Германию пришел к князю-регенту за инструкциями. Мой дядюшка Цзай Тао, сопровождавший его во дворец, просил Ли Цзинмая похлопотать за него перед князем-регентом относительно новой дворцовой гвардии. Вероятно, сам он не решался пойти и поэтому решил воспользоваться авторитетом Ли Цзинмая. Тот согласился и пошел во дворец. К удивлению Цзай Тао, который ждал на улице, Ли Цзинмай вскоре вернулся. Цзай Тао, решив, что его просьба, вероятно, не выполнена, спросил Ли Цзинмая, в чем дело. Тот с горькой усмешкой сказал: "Князь-регент, приняв меня, произнес всего лишь три фразы: "Когда ты приехал?" Я ответил. "А когда ты едешь?" — спросил он следом. Ответив, я хотел было продолжить, как он перебил меня: "Хорошо, хорошо. Служи хорошенько, иди!" Я о своих-то делах не успел поговорить, не то что о твоих".
Когда моя бабушка страдала от опухоли в груди, которую не могли вылечить врачи китайской народной медицины, отец послушался совета своих братьев и пригласил доктора-француза. Тот решил делать операцию, что вызвало бурный протест всей семьи князя. Пришлось ограничиться растираниями. Доктор зажег спиртовку, чтобы продезинфицировать необходимые инструменты. Отец был до смерти напуган и бросился к переводчику:
— Э… э… Это зачем же? Будут ее жечь?
Пораженный таким невежеством, один из моих дядюшек, стоя за спиной отца, стал подавать переводчику знаки, чтобы тот не вздумал переводить доктору.
Оставив лекарство, доктор ушел. Впоследствии выяснилось, что болезнь у старухи не проходит. Доктор был этому немало удивлен и попросил принести коробочки от использованной мази. Отец сам принес коробочки — они были не тронуты. Дядюшки снова качали головами и вздыхали.
В резиденции князя-регента был некий Чжан Вэньчжи, который больше всего любил судачить об отце. Однажды он рассказал следующую историю. Недалеко от резиденции князя-регента располагался маленький храм с колодцем. Говорили, что там живет какой-то дух. После дела о мосте Иньдинцяо [20] отец, проходя однажды мимо храма, решил помолиться духу и поблагодарить его за сохранение жизни. Не успел он стать на колени, как вдруг из-за жертвенного столика выскочил хорек. Об этом узнала стража и доложила своему начальству. Тут же сановники стали толковать случившееся как примету долголетия, что, мол, даже дух не выдержал его молитвы. Рассказав об этом случае, Чжан Вэньчжи пояснил, что отец сам велел служителям храма разыграть весь этот спектакль.
После смерти Цы Си в резиденции великого князя Чуня все стали называть себя реформаторами. Мой отец не составлял исключения. Он даже боролся против всяких предрассудков и стремился к новым веяниям. Люди говорили: "Старая Будда (Цы Си) не была противницей реформ. Ведь все, что было сделано после "100 дней реформ", и есть то, что хотел сделать император Гуансюй. Великий князь Чунь тоже человек современный. Ведь старая Будда в конце концов разрешила ему стать членом Государственного совета". Говорить о новаторских идеях Цы Си и ее отношениях с иностранцами просто не стоит. Что же касается новшеств отца, то я кое-что о них знаю. Он не отвергал того, что остальные почтенные сановники считали странным и загадочным. При Цинской династии резиденция великого князя Чуня была первой, в которой появился автомобиль и были установлены телефоны. Косы там были срезаны раньше, чем у остальных, и первый, кто надел европейскую одежду, был все тот же великий князь Чунь. Но насколько отец разбирался в заморских вещах, можно судить хотя бы по тому, как он надевал европейскую одежду. Однажды, походив уже несколько дней в европейском костюме, он удрученно спросил моего брата: "Почему у тебя рубашка как рубашка, а моя вечно длиннее пиджака на целый кусок?" Брат, посмотрев, увидел, что рубашка у отца была выпущена поверх брюк, и так отец ходил уже несколько дней.
Однажды, например, он выгнал шаманку, лечившую мою бабушку; в другой раз пинком отбросил в канаву ежа, к которому боялись прикоснуться суеверные слуги; правда, после этого сам он стал бледен как полотно. Он был против молитв и поклонений божествам, но на Новый год всегда сам жег ароматные свечи, приносил жертвы и относился к совершению этих обрядов очень серьезно. Его день рождения приходился на пятый день первого месяца по лунному календарю, который назывался "по у". Он не разрешал людям произносить эти два слова, а в календаре на этой странице наклеил красную полоску, на которой написал иероглиф "шоу" — долголетие, причем все вертикальные черточки иероглифа вывел очень длинными. Когда мой брат спросил, что это должно означать, он ответил: "Это ведь и есть долголетие!"
Чтобы понять обстановку, в которой отец регентствовал, я прочел его дневник. Ничего особенного я в нем не нашел, кроме двух типов любопытных записей. Первый тип записей относится к распорядку дворцовой жизни. Например, в начале лета, писал он, полагалось "носить короткую стрижку", а осенью — "прическу на пробор"; кроме этого, он подробно описывал, какую он носил одежду и какие кушал блюда. Второй тип записей — подробные записи астрономических наблюдений и вырезки из газет на эту тему. Встречались иногда и тщательно перерисованные чертежи. Судя по этим записям, жизнь отца, с одной стороны, была очень бедной по содержанию, с другой стороны, он питал горячую любовь к астрономии. Родись он сегодня, кто знает, может, из него получился бы астроном. К сожалению, он родился в таком обществе и в такой семье, где с девяти лет ему пришлось уже стать великим князем императорского рода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});