"Меня воспринимали как незваную гостью, которая принудила его к браку, - писала она позже, - и все это усугублялось тем, что я приехала из страны, которую так ненавидели и презирали".
В тот день, когда у Мариэтты начались роды, Артур отвез ее в больницу . Но когда приблизился час посвящения Кридмура, он взял отпуск и поспешил в Квинс. Она отпустила его: она знала, как много для него значит институт. В тот день она родила мальчика. Он был маленьким, длинноногим и морщинистым. В еврейских семьях не принято называть сыновей в честь отцов, но Мариэтта выбрала имя Артур Феликс. Она хотела отождествить ребенка с его отцом и передать ему доброе имя. Возможно, в выборе имени была и попытка добиться легитимности, застраховаться от любых предположений о том, что отпрыск второй жены не является полноценным Саклером. После родов Мариэтта чувствовала себя так, словно обрела новую значимость, сыграв роль в династическом процессе, словно рождение первенца повысило ее статус в семье. После посвящения Кридмура Артур помчался в больницу, чтобы поприветствовать своего ребенка. Рэй и Морти тоже приехали. Они принесли цветы.
Когда она забеременела, Мариэтта решила отказаться от работы, и Артур это решение приветствовал, но она испытывала некоторые сомнения. Поэтому она отправилась домой, чтобы заботиться о ребенке, а Артур поехал в город, чтобы провести долгие дни в Кридмуре, а затем долгие ночи в МакАдамсе. Вечером, когда ребенок спал, Мариэтта готовила ужин для мужа, переодевалась - ему нравилось, когда она одевалась к ужину, - зажигала свечи и ждала его возвращения домой.
Вместо того чтобы сократить свои профессиональные обязательства, чтобы приспособиться к новой семье, Артур теперь взялся за большее количество проектов, чем когда-либо. Он стал редактором журнала "Клиническая и экспериментальная психобиология". Он основал медицинскую издательскую компанию. Запустил службу новостей для врачей, стал президентом Института медицинского радио и телевидения и запустил круглосуточную радиослужбу, которую спонсировали фармацевтические компании. Он открыл лабораторию для терапевтических исследований в Бруклинском фармацевтическом колледже на Лонг-Айленде. Эта деятельность была неистовой; казалось, он каждую неделю подавал документы на регистрацию какой-нибудь новой организации. Причиной создания таких фирм было то, что он и его братья проводили потрясающие исследования в Кридмуре, но люди об этом не знали. Артур стремился с помощью своих новых издательских предприятий заполнить этот пробел. Он говорил людям со свойственным ему великолепием, что работает в традициях Гиппократа, который не только лечил пациентов, но и был педагогом. Мариэтта представляла себе своего нового мужа в образе Атласа, огромной бронзовой статуи , стоящей у Рокфеллер-центра и держащей мир на своих мускулистых плечах.
Метаморфоза, произошедшая с ребенком депрессии, жившим за городом, казалась завершенной. Артур Саклер был опытным исследователем и администратором с соответствующим чувством собственной важности. Некоторые старожилы МакАдамса, знавшие его еще со школьных времен, по-прежнему называли его Арти, но большинство людей знали его теперь как доктора Саклера. Он носил элегантные костюмы и держался властно. Ему нравились власть и преклонение, и казалось, что он черпает из них новую энергию, словно нашел способ метаболизировать чужое восхищение. Он почти полностью избавился от своего бруклинского акцента, вместо него он культивировал изысканную среднеатлантическую дикцию. Он по-прежнему говорил мягко, но с шелковистой, культурной уверенностью.
Однажды, спустя чуть больше месяца после рождения сына, Артур вместе с Ван О отправился в Вашингтон, чтобы дать показания на слушаниях в Конгрессе. В зале на Капитолийском холме оба доктора выступили перед подкомитетом Сената с просьбой выделить средства на их институт в Кридмуре. "Подход к психическому заболеванию как к биохимическому расстройству сделает больше, чем просто увеличит процент выписки пациентов из психиатрических больниц", - пообещал Артур сенаторам. "Биохимическая терапия поможет не допустить попадания большего количества пациентов в психиатрические больницы". Почему бы не решать эти проблемы в кабинете врача? рассуждал он. "Безусловно, профилактика - лучший способ, чем просто ограничение наших усилий строительством все новых и новых учреждений".
Председатель подкомитета, сенатор от Нью-Мексико по имени Деннис Чавес, не был убежден в этом. Что если федеральное правительство выделит средства на подобные исследования, а врачи из Кридмура, получив возможность пройти ценное обучение, субсидируемое государством, затем развернутся и займутся частной практикой? задался он вопросом. "Должна ли эта работа выполняться на благо всего народа? Или она должна делаться в интересах психиатров?"
Артур, неизменно верящий в основополагающую целостность медицинской профессии, не согласился с предпосылкой вопроса. "Основная функция врача - это интересы всего народа, - сказал он.
"Верно", - ответил Чавес. "Но я знаю некоторых, которые являются постоянными купцами Венеции".
На мгновение Артур растерялся. Завуалированный антисемитизм был обычной чертой американской жизни в 1950 году, даже в Сенате США. Но "Венецианский купец"? Отсылка была настолько очевидной, что вряд ли это вообще можно было назвать кодом. Неужели комитет принял Артура за какого-то Шейлока, который хочет выманить у них драгоценные ассигнования?
"Мне повезло...", - начал Артур.
Но Чавес, не расслышав, прервал его. "Это прискорбно, - рявкнул он.
"Мне повезло, - продолжал Артур с достоинством, на которое только был способен, - что я их не встретил".
С какими бы предрассудками Артур ни сталкивался во внешнем мире, в агентстве МакАдамса он был королем. В рекламных кругах ходили слухи, что под руководством Саклера происходят захватывающие события, и, по словам одного из бывших сотрудников, фирма стала "магнитом" для талантов. У Артура был нюх на хороших людей, и он начал нанимать копирайтеров и художников, переманивая их из других агентств. По меркам того времени он был необычайно открытым работодателем. Если у вас был талант и стремление, ему не было дела до других предварительных условий. Он нанимал много евреев, когда они не могли найти работу в других агентствах. "Саклер был неравнодушен к беженцам из Европы, - вспоминает Руди Вольф, художник и дизайнер, работавший у МакАдамса в 1950-х годах. Среди них были и люди, пережившие Холокост, и те, кто бежал от нищеты и потрясений. "Были и врачи, - продолжает Вольфф. "Доктора наук, которые никогда бы не стали работать в рекламном агентстве, но он их вычислил. Люди, которые не могли легко найти работу, потому что у них был акцент. У нас были чернокожие. Некоторые из писателей, которых он нанимал, пострадали во время слушаний по делу Маккарти и не могли найти работу. Но Артур нанимал их". Однажды шведский дизайнер, который был коммунистом, устроил сцену, устроив небольшой пожар в офисе и сжег несколько собственных рекламных объявлений МакАдамса, чтобы показать