Читать интересную книгу Благие знамения - Терри Пратчетт

Дети восторженно захлопали.

— Эй, а это уже неплохо! — воскликнула девочка с конским хвостом.

Маг, пробежав по комнате, выудил пистолет из вазы.

— Руки вверх, ищейки! — радостно закричал он.

Охранники растерялись.

Одни полезли за своими пистолетами, другие кинулись к мальчику, третьи — наоборот, подальше от него. Остальные дети завизжали, что тоже хотят пистолеты, а самые решительные попытались отнять оружие у охранников, которые имели неосторожность вытащить пушки.

Потом кто-то швырнул в Мага конфитюром.

Мальчик взвизгнул и спустил курок. В руках у него был «магнум» 32-го калибра, штатное оружие ЦРУ, серое, грозное и увесистое, способное с тридцати шагов разнести человека в клочья, оставив за собой лишь облако кровавого тумана, ужасный хаос и некоторое количество канцелярской работы.

Азирафаэль моргнул.

Тонкая струйка воды вырвалась из дула пистолета и обрызгала спину Кроули, который поглядывал в окно, высматривая огромную черную собаку.

Азирафаэль смутился.

Потом ему залепили в лицо куском кремового торта.

Было уже почти пять минут четвертого.

Легким движением руки Азирафаэль превратил все оружие в водяные пистолеты и вышел.

Стоя на дорожке, он пытался извлечь из рукава чародейского фрака полузадушенного голубя; за этим занятием его и застал Кроули.

— Уже поздно, — сказал Азирафаэль.

— Я заметил, — кивнул Кроули. — Не надо было запихивать его в рукав.

Наконец он вытащил вялую птичью тушку из фрака Азирафаэля и вновь вдохнул в нее жизнь. Признательно курлыкнув, слегка пришибленный голубь полетел прочь.

— Я не о птице, — сказал ангел. — Собака. Опаздывает.

Кроули с сомнением покачал головой.

— Сейчас посмотрим.

Он открыл дверцу машины и включил приемник.

— Это просто счастье, счастье-счастье-счастье, это просто счастье в лю…[56] ПРИВЕТ, КРОУЛИ.

— Привет. Гм, кто это?

— ДАГОН,[57] ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ,[58] ВЛАДЫКА БЕЗУМИЯ, ПОДКНЯЖИЙ СЕДЬМОГО МУЧИТЕЛЬСТВА. ЧЕМ МОГУ ПОМОЧЬ?

— Цербер. Я лишь хотел, э-э, убедиться, что он отправлен вовремя.

— ЕГО ВЫПУСТИЛИ ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД. А ЧТО? ЕЩЕ НЕ ОБЪЯВИЛСЯ? ЧТО-ТО НЕ ТАК?

— Да нет. Все по плану. Все прекрасно. Ага, а вот и он. Отличная собака. Хороший песик. Ужас что такое. Вы там внизу отлично поработали, ребята. Ладно, приятно было поболтать с тобой, Дагон. До связи.

Он выключил приемник.

Они переглянулись. Из дома донесся громкий выстрел, и оконное стекло разбилось вдребезги.

— Вот те на, — пробормотал Азирафаэль, воздерживаясь от ругательства с легкостью, рожденной многовековой практикой (он не сквернословил уже шесть тысяч лет и не собирался изменять этой привычке даже теперь). — Похоже, один я все-таки проворонил.

— Собаки нет, — сказал Кроули.

— Собаки нет, — сказал Азирафаэль.

Демон вздохнул.

— Залезай в машину, — сказал он. — Нам нужно потолковать об этом. Только, пожалуйста, Азирафаэль…

— Да?

— Почисти свой чертов фрак от этого чертова торта.

А за пределами Лондона в этот августовский день было жарко и тихо. Сорняки на обочине дороги, ведущей в Тадфилд, клонились под тяжестью пыли. В зеленой изгороди жужжали пчелы. Воздух казался перестоявшим и перегретым, как вчерашний суп.

Вдруг словно бы тысяча металлических голосов хором выкрикнули отрывистое «Хайль!» и сразу же умолкли.

И на дороге появилась черная собака.

Это определенно была собака. По крайней мере, форма у нее была соответствующая.

Есть такие собаки, встреча с которыми заставляет вспомнить, что, несмотря на тысячи лет искусственного отбора, любую собаку отделяют от волка всего лишь две кормежки. Эти твари приближаются к вам медленно и целенаправленно — воплощенный зов предков, с желтыми зубами и зловонным дыханием, — и пусть их владельцы сколько угодно уверяют вас: «Да это же старая развалина, просто отпихни его, если будет надоедать», в глубине зеленых глаз мерцают костры плейстоцена…

Однако, завидев пса, возникшего сейчас на дороге, даже такие собаки поспешили бы убраться под диван, словно их страшно увлекла резиновая кость.

Пес уже рычал. Это было тихое клокочущее рычание напряженной угрозы, какое обычно зарождается глубоко в глотке одного существа, а заканчивается на горле другого.

Капающая из пасти слюна вскипала на асфальте.

Пес сделал несколько шагов вперед и понюхал неподвижный воздух.

Его уши встали торчком.

Вдали слышались голоса. Среди них выделялся один. Мальчишеский голос, тот самый, которому пес был рожден подчиняться, повиноваться беспрекословно. Если этот голос скажет «рядом», он будет идти рядом; если скажет «убей», он убьет. Голос его Хозяина.[59]

Пес перемахнул кусты и побежал через поле. Бык, который там пасся, мельком глянул на него, оценил свои шансы и поспешил убраться к дальней изгороди.

Голоса доносились из чахлой рощицы неподалеку. Капая слюной, черный пес подкрался поближе.

Другой голос сказал:

— А вот и нет. Ты вечно говоришь, что он подарит, а он так ничего и не дарит. Попробуй уговори своего папочку купить тебе кого-нибудь. Кого-нибудь интересного. Так он выберет насекомое какое-нибудь, типа палочника. Интереснее быть ничего не может.

Цербер изобразил собачий эквивалент пожимания плечами, но мгновенно утратил интерес к сказанному, поскольку раздался голос Хозяина, Центра Вселенной.

— Мне подарят собаку, — сказал голос.

— Ха-ха. А тебе откуда знать? Никто не говорил, что тебе подарят собаку. Как же ты узнал про собаку, если никто этого не говорил? Твой папочка вечно будет стонать о том, как много она жрет.

— Он будет есть бирючину, — вступил третий голос, куда более строгий. Это явно был мальчик из тех, кто перед тем, как собрать модель из пластмассового конструктора, не только аккуратно раскладывает и пересчитывает все детали, но также раскрашивает все, что требуется раскрасить, и, согласно инструкции, оставляет на просушку. Если ребенок говорит таким голосом, значит, впереди его ждет работа бухгалтера высшей категории, дайте только срок.

— Они не едят бирючину, Уэнсли. Где это видано, чтобы собака ела бирючину!

— Я имел в виду, что ее едят палочники. Они ведь и правда ужасно интересные. Во время спаривания они откусывают друг другу головы.

Последовало задумчивое молчание. Цербер подкрался поближе и понял, что голоса доносятся из какой-то ямы.

Как оказалось, деревья скрывали старый меловой карьер, почти заросший терновником и плющом. Старый, но явно пользующийся популярностью. Вдоль и поперек его пересекало множество тропок; гладкие участки склонов свидетельствовали о регулярных визитах здешних скейтбордистов, а для велосипедистов меловые скаты явно были Стенами Смерти или хотя бы Сильно Ободранных Коленок. С деревьев, подходящих для лазания, свисали концы опасно размочаленных веревок. Тут и там из кустов торчали куски рифленого железа или обломки подгнивших досок. Заросли крапивы наполовину скрывали ржавый, обгорелый кузов старого «Триумф Геральда».

В дальнем конце карьера виднелась груда металлических колесиков и гнутой проволоки — знаменитое Затерянное кладбище, куда приезжают умирать тележки из универсама.

Для детей здесь был настоящий рай.[60] Местные взрослые называли его Ямой.

Сквозь крапиву пес увидел четыре фигурки, сидевшие посреди котлована на том, на чем и полагается сидеть в приличном тайном убежище, — на обычных молочных ящиках.

— Врешь!

— Точно, откусывают.

— Спорим, что нет, — сказал первый из собеседников. Судя по тембру, этот голос принадлежал девочке, и сейчас в нем слышался жгучий интерес.

— Точно тебе говорю. Перед каникулами у меня было шесть штук палочников, и я забыл положить им свежую бирючину, а когда вернулся, там оставался всего один, но жутко толстый.

— Да ладно! Это не палочники, а богомолы. Я видел их по телику — самка богомола сожрала своего дружка, а он вроде бы даже и не заметил.

За этим снова последовало молчание.

— А о чем они молят? — спросил голос Хозяина.

— Не знаю. Наверное, о том, чтобы не жениться.

Пес умудрился пристроить огромный глаз к дырке в покосившейся изгороди и осторожно заглянул туда.

— А все равно получится как с велосипедами, — авторитетно заявила первая собеседница. — Я-то думала, мне купят семискоростной велик с узким кожаным седлом, фиолетовый и все такое прочее, а мне подарили голубенький драндулет. С корзинкой. Девчоночий велик.

— Ну и что. Ты же девочка, — сказал второй голос.

— Это и есть сексизм — когда человеку покупают девчоночьи подарки только потому, что он девочка.

— А мне подарят собаку, — твердо сказал Хозяин.