Читать интересную книгу Последний континент - Терри Пратчетт

Теоретически для дамы определенного возраста не существует достойного способа пролезть в окно. Тем не менее розовая дама очень пыталась таковой способ изобрести. И следует признать, она перемещалась в пространстве с чем-то большим, чем так называемое достоинство, которое бесплатным приложением идет ко всяким королям и епископам, — о нет, эта особа передвигалась с веской респектабельностью домашнего сталелитейного разлива. Однако момент, когда часть ее лодыжки могла быть увиденной всеми, неминуемо приближался, и дама, пытаясь предотвратить сие ужасное событие, неловко замерла на подоконнике.

Главный философ закашлялся. Рука его невольно взлетела к шее, как будто стремясь поправить несуществующий галстук.

— А-а! — узнал Чудакулли. — Бесценная госпожа Герпес. Эй, кто-нибудь, пойдите и помогите ей, Тупс.

— Я схожу, — вызвался главный философ всего лишь чуть-чуть быстрее, чем сам того желал[12].

Университетская домоправительница повернула голову в сторону ванной комнаты и произнесла несколько слов, обращаясь к кому-то невидимому по ту сторону окна. Когда же она вновь повернулась к пляжу, выражение лица под кодовым названием «ору-на-подчиненных» мгновенно сменилось другим, гораздо более ласковым и называющимся «слушаю-господин-волшебник».

Как-то, к вящему возмущению главного философа, заведующий кафедрой беспредметных изысканий посмел заметить, что на лице у ихней домоправительницы слишком много подбородков. Так вот, завкафедрой был не совсем прав, поскольку в госпоже Герпес все же присутствовал некий глянец — правда, у кого-то он мог вызвать мысли о передержанной в тепле свечке.

— Йа подюмала, вам, господа, вероятьно, захочется перекюсить, — говорила госпожа Герпес, пока волшебники помогали ей спуститься с подоконника. — Так чьто йа взяла на себя смелость отьдать расьпоряжение приготовить вам полдник. Сичас принесю…

Аркканцлер поспешно поднялся с шезлонга.

— Отличная идея, госпожа Герпес.

— Э-э… полдник? — переспросил главный философ. — А мне казалось, уже время обеда…

Своим тоном он ясно давал понять, что если госпоже Герпес угодно, чтобы сейчас было время полдника, то с его стороны не последует ни малейших возражений.

— Гм, по-моему… все дело в той скорости, с которой свет движется по Диску, — задумчиво протянул Думминг. — Согласно моим прикидкам, мы находимся рядом с Краем. И я как раз пытаюсь вспомнить, как определять время по солнцу.

— Ну, я бы немного подождал. — Главный философ приставил руку ко лбу на манер козырька и, подняв голову, прищурился. — По-моему, оно еще слишком яркое, чисел не видно.

Чудакулли довольно кивнул.

— Полдник нам всем пойдет на пользу, — сказал он. — Хотелось бы чего-нибудь легкого, пляжного…

— Ага, холодной свининки с горчичкой, — подтвердил декан.

— И пива, — добавил главный философ.

— А пироги еще остались, ну, те, что с яйцами внутри? — поинтересовался профессор современного руносложения. — Хотя, должен признаться, я всегда считал это жестокостью по отношению к курам…

Послышался тихий «чпок», как будто кто-то засунул палец в рот, а потом, подцепив щеку, резко его выдернул. В семилетнем возрасте подобные забавы приводят в дикий восторг.

А вот Думминг никакого восторга не испытал. Он медленно повернулся, заранее ужасаясь тому зрелищу, которое, как он предчувствовал, ему вот-вот предстоит увидеть.

Госпожа Герпес, держа в одной руке поднос со столовыми приборами, недоуменно тыкала в воздух деревянной палкой, которая раньше подпирала окно.

— Йа только слегка подьвинула его, чьтобы было удобнее доставать едю, — пояснила она. — А теперь йа просто не знаю, кюда оно подевалось.

Там, где прежде темнел четырехугольник, ведущий в пыльный кабинет географа, теперь покачивались пальмовые ветви и переливался на солнце песок. Можно было бы сказать, что пейзаж от этого только выиграл. Хотя это как и откуда посмотреть.

Задыхаясь, Ринсвинд вынырнул на поверхность. Он упал в очередной водоем.

Который находился внутри… некоей пещеры. Прямо над головой вырисовывался круг небесной синевы.

Сюда падали камни, сюда наносило песок, здесь прорастали семена. Прохладно, влажно и зелено… крохотный оазис, спрятанный от солнца и ветров.

Ринсвинд выбрался на сушу и, пока вода стекала с одежды, осмотрелся. Несколько деревьев ухитрились пустить корни в расщелине. Имелся даже клочок настоящего пляжа. Судя по пятнам на скалах, когда-то уровень воды был значительно выше.

А вон там… Ринсвинд вздохнул. Ну разве не типичная картина? Стоит найти удаленный от всех и вся, прелестный, дикий уголок, как НЕИЗМЕННО выясняется, что какой-то любитель граффити уже успел здесь побывать и все испоганить. Некогда по делам чрезвычайной скрытности Ринсвинда занесло в Морпоркские горы. И что он там обнаружил? Дальняя стена самой глубокой пещеры оказалась сплошь изрисована плодами вдохновения какого-то вандала: корявыми буйволами и антилопами. Ринсвинда тогда это так разозлило, что он постирал все к чертовой матери. Но мало того, вандалы оставили после себя кучи старых костей и всякого мусора! Некоторые абсолютно не умеют вести себя в общественных местах.

Здесь каменные стены тоже были покрыты всякими картинками — бело-красно-черными. «Как и в прошлый раз, животные, — заметил про себя Ринсвинд. — И опять художник так себе».

Капая водой, он остановился перед одним рисунком. Кажется, на нем пытались изобразить кенгуру. Узнаваемые уши, хвост и клоунские лапы. Но в целом животное выглядело… незнакомым. Рисунок был покрыт таким множеством линий и наложенных мелких сеточек, что создавалось весьма странное впечатление. Как будто художник задался целью показать кенгуру не только снаружи, но и изнутри, а также изобразить, каким зверь был в прошлом году, каким сегодня и каким станет на следующей неделе и о чем этот кенгуру вообще думает. Все это попытались уместить в одном рисунке и при помощи обыкновенных охры и угля,

И вдруг изображение словно бы ожило.

Ринсвинд даже сморгнул. Глаза его разъезжались в разные стороны, будто ноги на льду. Неприятное ощущение…

Он поспешил прочь вдоль стены пещеры, стараясь уже не вглядываться в наскальную живопись, и вскоре путь ему преградила большая груда булыжников, по которой можно было выбраться на поверхность. Однако сбоку от груды была небольшая щелка, в которую можно было бы пролезть. Ринсвинд опасливо заглянул в неведомую темноту. Похоже, это была не пещера, а туннель, у которого обрушился потолок.

— Ты прошел мимо, — произнес кенгуру.

Ринсвинд повернулся. Кенгуру стоял на миниатюрном пляже оазиса.

— А ты здесь откуда?

— Об этом потом, но ща я тебе кой-чего покажу. Кстати, если хошь, можешь называть меня Скрябби.

— Как-как?

— Мы ведь комрады, точняк? Я здесь, чтобы ПОМОЧЬ тебе.

— О боги…

— Один ты не выживешь, друг. Ты вообще не думал, благодаря кому ты дожил до сегодняшнего дня? В наши дни воду здесь фиг найдешь.

— Ну, не знаю, просто я все время падал в…

Ринсвинд осекся.

— Точняк, — отозвался кенгуру. — И тебе не кажется это странным?

— Ну, я считал, что это обычное везение… — Ринсвинд задумался над только что сказанным. — Должно быть, совсем с ума сошел.

В пещере даже мух не было. Время от времени слышался тихий плеск волн, но это нисколечко не успокаивало, поскольку никаких рыб, способных возмутить поверхность водоема, не наблюдалось, да и ветра тут не было. А где-то там, наверху, палило солнце, и мухи вились, как… очень много мух.

— А почему здесь так тихо? — подозрительно осведомился он.

— Иди сюда, глянь.

Ринсвинд, вскинув вверх руки, попятился.

— Я очень не люблю когти. И зубы. И клыки. И…

— Просто глянь на этот вот рисунок, друг.

— Ты про кенгуру?

— Про какого кенгуру, друг?

Ринсвинд окинул взглядом стену. На том месте, где раньше пребывало изображение кенгуру, теперь было пусто. Чистый камень.

— Готов поклясться…

— Говорю, ты сюда лучше глянь.

Ринсвинд опустил глаза на камень. Его поверхность выглядела так, как будто сначала множество людей приложили к ней ладони, а потом сверху плеснули охрой.

Он вздохнул.

— Ясно, — устало сказал он. — Проблема мне понятна. Со мной такое постоянно происходит.

— Ты это о чем, друг?

— Когда я щелкаю иконографом, все получается точно так же. Находишь интересную композицию, бес начинает яростно рисовать, а когда из иконографа вылезает рисунок, выясняется, что в самом его центре красуется твой большой палец.

У меня все полки завалены иконографиями моего большого пальца. Я как будто вижу, как этот твой художник, весь вдохновение, набрасывает образы, кладет широкие мазки и только в самом конце замечает, что забыл убрать руку с…