У меня совсем другие проблемы. Телли – главная, но не единственная. Еще меня очень беспокоит грядущая беда, что должна обрушиться на племя, и моя роль спасителя. Князь, старейшины и главы родов истово верят в древнюю легенду. Я, понятное дело, нет. Но бросать этих удивительных людей на произвол судьбы, «рвать когти», как выразился Нефедов, мне не хочется.
Наконец, я всерьез беспокоюсь из-за коня. Фигурка словно уснула. Такое уже было однажды – я перестал ощущать предмет дней за пять до того памятного боя, когда душманы уничтожили нашу заставу. Сейчас происходит нечто похожее. Конь не зовет меня к горе Хан-Тенгри. Он как будто чего-то ждет. Но чего?
Мы с Нефедовым живем в пристрое главного дома махандов – княжеского терема. Я все еще очень слаб, не могу далеко ходить – начинаю задыхаться. После каждой такой прогулки приходится часами отлеживаться. Однажды, из чистого любопытства, я заглянул в записную книжку Нефедова. Помимо зарисовок орнаментов махандов там обнаружились любопытные записи об этом народе:
«Маханды живут натуральным хозяйством. Кое-какие торговые отношения с соседями-ваханцами у них есть, но это бесконтактная торговля. Продавцы приносят товар в условленное место и уходят, затем являются покупатели, забирают товар и оставляют плату. По-моему, так торговали еще при первобытнообщинном строе. Но маханды свято чтут заповедь пророка Пилилака: никаких чужаков.
Попасть в долину Махандари, где обитает племя, можно двумя путями – через подгорный грот, по которому нас вели сюда, и через перевал Сломанных ребер. Где-то рядом с этим жутким местом находится проклятая земля, называемая Неш. Маханды говорят, что оттуда не возвращался ни один человек.
Ежедневно на плато у входа в грот и на перевале несут стражу отряды воинов, истребляя всякого, кто дерзнет нарушить запрет Пилилака. Вооружены маханды старинными (новых им за последние сто пятьдесят лет попросту негде было взять) ружьями. Мой спутник, неплохо разбирающийся в оружии, опознал их. Это так называемые литтихские штуцеры, изготовленные в Бельгии в середине девятнадцатого века. Такие использовались в русской армии во время Крымской войны. Штуцеры заряжаются со ствола. Пули системы полковника Куликовского имеют ушки, которые при заряжании должны совпасть с нарезами в стволе.
Стреляет штуцер на тысячу двести шагов. Пороха у махандов много. Они делают его сами, добывая калиевую селитру, иначе говоря, нитрат калия, на специальных компостных кучах. Селитру смешивают с древесным углем и серой. Конечно, это примитивный, дымный порох, но другого здесь нет.
А вот с навыками стрельбы у махандов настоящая беда. Они почти не охотятся – стада коз, овец и яков, куры и гуси исправно снабжают племя мясом, шкурами, шерстью. Безумцев, желающих проверить, что ждет их в окрестностях Буй-сара, не находилось очень давно. Ваханцы и жители Нуристана прекрасно знают, что высоко в горах обитают безжалостные белоголовые демоны, убивающие всех и каждого. За последние тридцать с гаком лет мы оказались первыми чужаками в здешних местах. Штуцеры служат скорее психологическим оружием – с ними мужчины чувствуют себя настоящими воинами.
Город-крепость махандов, также называемый Махандари, террасами поднимается по склону горы. Он устроен таким образом, что крыша одного дома служит двором для вышестоящего. Частично дома вырублены в скале, частично сложены из камней и бревен. Леса в Махандари много – по склонам гор растут реликтовые рощи из каменного дуба, гималайского кедра, самшита и можжевельников. Там много ягод – облепихи, брусники, черники – и грибов.
Дом князя – самый верхний в крепости. У него остроконечная крыша, увенчанная резным изображением Ахни, бога огня. Маханды чтут Ахни выше других своих богов и приносят ему в жертву драгоценные камни, которые находят в горных ручьях. Особенно ценятся рубины и гранаты – за красный цвет. Считается, что в самоцветах живет дух огня.
Те из обычаев махандов, с которым я успел познакомиться, достаточно самобытны и не имеют аналогов у соседних народов. Очень интересен свадебный обряд. Как и в большинстве архаичных культур, здесь жениха с невестой сводят еще в детстве. Свадьбу играют после того, как юноша пройдет через процедуру инициации, о которой ниже. Брачные узы скрепляет верховный жрец, после чего жених собственноручно прокалывает невесте уши и вдевает в них массивные золотые серьги.
Беременная женщина отселяется от мужа «в женскую половину» – особую пристройку к основному дому. После родов старейшины и жрецы осматривают младенца, выясняя, не является ли он сыном или дочерью горного демона. Если у ребенка обнаруживают хвостик, повышенную волосатость, бесцветные глаза или какие-то явные уродства, его безжалостно убивают, разбивая голову о Священный камень Сив, закопченный огнем жертвенных костров.
Маханды считают, что горный демон, умеющий менять обличие, под видом мужа может возлечь с женщиной, отчего и рождаются демонята. Женщина, обманутая демоном, считается нечистой. В знак того, что она не имеет прав рожать, ей отсекают уши.
Хилых, слабеньких новорожденных подвергают испытанию ночью. Это означает, что ребенка оставляют на ночь во дворе, на голой земле без одежды. Если он после этого не умирает, считается, что бог Ахни даровал ему свою силу. За таким ребенком, особенно если это мальчик, пристально следят старейшины. Во время обряда инициации его подвергают особенно жестоким испытаниям.
Вообще посвящение в мужчины у махандов – длительный и сложный ритуал. Достигших шестнадцатилетнего возраста юношей за две недели до праздника весеннего равноденствия уводят в особую пещеру, где они постятся и общаются с духами предков. В ночь инициации, до восхода солнца, каждый из них должен с завязанными глазами пройти по бревну через пропасть, достать красный камень со дна горного озера Багар, пронести через семь холмов на плечах овцу, пройти босиком по углям священных костров, подняться на отвесную скалу и с первыми лучами солнца войти в Пещеру предков. Там начинается сакральная часть ритуала, о которой мне пока ничего не удалось узнать.
Все эти варварские обычаи, очень далекие от цивилизации, нельзя назвать прихотью чьего-то больного воображения. Их породили суровые условия жизни махандов и их предков. Жесткая отбраковка детей, своеобразная селекция, известна у многих древних народов, достаточно вспомнить тех же спартанцев. Маханды обрекают слабых и больных соплеменников на гибель во младенчестве, чтобы потом не кормить нахлебников.
Генетическая фильтрация тоже имеет объяснимую с точки зрения рационализма причину: непохожий на других человек в условиях постоянной борьбы за существование может оказаться слабым звеном и, в конечном итоге, послужит причиной гибели всего племени. Уничтожение младенцев с атавизмами, альбиносов и уродов широко распространено не только у архаичных народов. В Третьем рейхе генетическая фильтрация была… ».
– Юноша, а вас разве не учили в детстве, что нельзя совать свой нос в чужие записи без разрешения? – Нефедов застает меня врасплох, и несмотря на шутливый тон, он явно рассердился.
Я решаю не обострять конфликт и надменно цежу сквозь зубы:
– Как смеешь ты, слуга, так разговаривать со своим господином? Я велю высечь тебя на конюшне!
– Нет тут никаких конюшен, – ворчит Нефедов, проходя в комнату.
Он отбирает у меня записную книжку, сует в карман. Я тянусь к кувшину с травяным настоем, протягиваю кружку профессору.
– Будешь?
– Нет, – он валится на свое ложе, устроенное у двери, закидывает руки за голову.
Интересуюсь:
– Ты чего такой?
– На душе неспокойно. Валить надо, Артем.
– Чего это вдруг?
– Вдруг – не вдруг… А если, правда, что-то случится? Как будем выкручиваться?
От удивления настой попадает не в то горло. Булькаю, тараща глаза. Наконец мне удается проглотить питье и сказать:
– Вот те нате! Ты ж сам говорил, что торопиться не надо…
– Говорил! – Нефедов раздраженно щурится. – Но сегодня вернулись разведчики. Князь все время посылает дальние дозоры к Пянджу, к границе, в Нуристан. В общем, неспокойно вокруг. Как бы нас не коснулось…