сексуальным.
Неважно, что она говорила. После разрыва связи наречённых все мои чувства увяли и иссохли, как лианы на морозе.
— Гэлин, — сказала она. — Нам надо поговорить. Наедине. Ты вернёшься со мной в мою комнату?
Я кивнул и последовал за ней в коридор. Пока мы шли, она покосилась на мою грудь. Нет… она пялилась.
— Так когда ты наденешь рубашку? — спросила она. — Это отвлекает.
На моих губах заиграла тень улыбки.
— Отвлекает? С чего бы? Сексуальная наружность является проблемой?
Её щёки покраснели.
— Нет. Как мы оба установили, мы ничего не чувствуем друг к другу. Верно? Всё, что случилось ранее, было просто магией. Теперь ты с таким же успехом можешь быть… — она показала на свечу в настенном подсвечнике. — Ты как та свеча. Вот столько же эмоций я к тебе испытываю.
— Верно, мы вообще ничего не чувствуем. И всё же ты кажешься взволнованной, — пробормотал я.
— У тебя раздулось эго из-за статуса Короля Мёртвых, или я раньше не замечала, насколько всё плохо?
— Я просто повторил твою фразу, — проурчал я. — Сексуальная наружность. Твои слова.
Она покачала головой, и прядь серебристых волос упала ей на глаза.
— Я имела в виду «сексуальный» в объективном плане. Другие люди, наверное, называли бы тебя сексуальным. Простодушные люди. Я имела в виду, что твоя голая грудь отвлекает из-за рун. Они двигаются и притягивают к себе внимание.
— Эти руны — подарок от богини. Рубашка их потревожит.
Её челюсти сжались, а в глазах полыхнула злость, когда она посмотрела на меня. Ревнует?
— Подарок. Как мило с её стороны. Очаровательная женщина. Это они позволили тебе исчезнуть?
— Пока они вытатуированы на моей коже, я могу перемещаться из одного места в другое, не призывая портал. Но они также связывают меня с Хель.
Али кивнула, и её губы поджались в тонкую линию.
— Всё равно что заклеймить животное. Ты её тягловая сила. Неплохие у вас отношения.
Во мне заискрило раздражение. Так вот какая она без связи наречённых.
Абсолютный кошмар.
— Почему именно ты захотела поговорить со мной наедине? Чтобы обсудить мою грудь или оскорбить меня? Я могу прожить и без того, и без другого. Раз мы оба ничего не чувствуем друг к другу, возможно, нам лучше посвятить время подготовке к путешествию.
— Нет, — она бросила на меня нервный взгляд, и её лицо покраснело. — Думаю, мы начали не самым позитивным образом. Раз предстоит действовать вместе, пожалуй, нам лучше поладить.
— И что же ты предлагаешь?
Она с надеждой приподняла брови.
— Ты голоден?
Мы добрались до двери в её покои. Я нахмурился, не привыкнув что-либо чувствовать. Но я правда ощущал пустоту в желудке. Голод.
— Умираю с голода.
Али завела меня внутрь. Когда я прежде бывал в её покоях, мои органы чувств адаптировались к Ванахейму, солнечному свету, запаху живых существ. Я толком не смотрел по сторонам.
— Это покои прежнего Императора, — сказал я.
Во мне заворошились воспоминания. Прежний Император напал на Али, попытался поиметь её. Она убила его, но он едва не добился своего. Я представить не мог, зачем она захотела жить в его бывших покоях.
— Да, — сказала Али. — Все Императоры ванов жили здесь. Сотни правителей, как мне сказали. Свегде утверждал, что другого варианта нет.
Я заскрежетал зубами, всё сильнее убеждаясь, что Свегде мне не нравится.
Но оглядываясь по сторонам, я заметил, что Али занялась декором. Она принесла больше растений и какие-то большие кристаллы — должно быть, из Тенистых Пещер.
Она даже повесила на стене картину козла… который как будто стоял на шляпке огромного пурпурного гриба. Я присмотрелся поближе. Он пил пиво?
Али показала на картину пальцем.
— Это Джереми, козёл-алкоголик. Бартоль нарисовал его для меня. Видишь? Мир не сможет жить без его таланта.
Она шутила, но я слышал в её голосе беспокойство.
— С ним всё будет в порядке. Хель хочет, чтобы я вернулся. Я не думаю, что она навредит ему, лишь бы я вернулся на свой пост Короля Мёртвых.
Я осмотрел остальную часть комнаты. Я узнал двойные двери, ведущие к бассейну. Поблизости находилась полка с большой коллекцией пластинок и маленьким граммофоном.
В тёмном пепле моей груди что-то заворочалось.
— У тебя целая коллекция музыки?
— Да, — сказала Али. — Ладно, это может быть излишеством, но они спросили, чего я бы хотела для своей комнаты. И я хотела музыки из Мидгарда. Мне ещё не представлялось возможности посмотреть, что они для меня выбрали.
Она подошла к пластинкам. Когда её рука задела мою буквально на секунду, мне показалось, что моё сердце забилось чаще. Я смотрел, как она достаёт альбом, которого я не видел тысячу лет. Она уставилась на обложку.
— Что это? — пробормотала она. — Люди в странных костюмах с цветами. Красиво.
Али достала пластинку и положила в граммофон. Изумительная музыка заполнила воздух — песни из далёкого прошлого. Пока мелодии играли, Али подошла к двери. Сквозь песню я расслышал, как она говорит со слугой и заказывает ужин для нас обоих.
Она вернулась в комнату с неуверенной улыбкой на лице. Когда-то она была моей парой, а теперь мы испытывали неловкость в присутствии друг друга. Она прикусила губу.
— Мне очень нравится мелодия, но текст не имеет смысла. Песня про звёзды?
— Она называется Lucy in the Sky with Diamonds. Сокращенно ЛСД. Это галлюциногенный наркотик из мира людей.
— О! — воскликнула Али. — Как грибы берсерков или вино фейри.
Теперь уже я был сбит с толку.
— Вино фейри?
— Ты не слышал про вино фейри? Я думала, ты прославленный колдун.
— Я никогда не называл себя всезнающим. У меня только сексуальная наружность. Это моя главная претензия на славу.
Она сердито посмотрела на меня, что привело меня в восторг.
— Ну, вино фейри — это вино, которое пьют фейри. Это заставляет тебя отбросить сдержанность, но может сработать как афродизиак. Не будь ты мёртв внутри, тебе пришлось бы быть начеку. А так не думаю, что тебе надо чего-то опасаться.
Я выгнул бровь.
— А ты пробовала?
— О нет, — ответила Али слишком быстро. — Бартоль выпил немного на прошлом пиру. Он сошёл с ума, но к счастью, не как от афродизиака, иначе меня стошнило бы. Он просто бегал в своей куртке из пещерного медведя и орал, что он Козлиный Король, — она скрестила руки. — Уверена, это не так весело, как быть Королём Хельхейма.
— Веселье больше ничего для меня не значит, — я не врал. После разрыва связи наречённых я чувствовал себя так, будто меня выпотрошили, лишили желания и превратили лишь в пустую скорлупу