Картина увеличилась еще немного, чтобы показать лесные просторы в нескольких десятках стадий от афинских городских стен. Везде, насколько хватало глаз, виднелись изувеченные трупы оленей, лис. Впереди неуклюже шагал циклоп. Он небрежно махал тяжелой дубиной то влево, то вправо, раскраивая черепа лежавшим на земле зверям, хотя те были уже мертвы. Следом за циклопом шли сотни проклятых легионеров, а за ними лучники из живых мертвецов.
— Никакого уважения к лесу и его обитателям, — с чувством заметила Афина. — Бывшим обитателям, — добавила она, выдержав многозначительную паузу. — По пути к городу, где тебя почитают так же, как и меня, войска Ареса сеют только смерть. И там, в Афинах, они будут творить то же самое с людьми. В предстоящей битве столкнутся его и мои подопечные, но ты уже представляешь себе последствия. Мне же хотелось бы сохранить твои леса и обеспечить их неприкосновенность.
— Арес бы так никогда не поступил. Он даже не просил у меня позволения пройти через мою территорию.
— Его интересует только убийство, — повторила Афина. — И ему все равно, какой ущерб наносит его войско.
Она еще раз увеличила изображение, чтобы показать, как отряды Ареса топчут другие священные леса и луга. И, только заметив, что отчаяние на лице Артемиды сменилось гневом, продолжила:
— Ни ты, ни я не можем сражаться с Аресом, так повелел отец. Это позволит нашему брату и дальше безнаказанно уничтожать тех, кто поклоняется нам.
— Ты клянешься, что сохранишь мои священные владения?
— Направь своих лесных обитателей против приспешников Ареса — и моя клятва будет исполнена: я прослежу, чтобы каждый афинянин вознес тебе хвалу в твоем буколическом храме, — с чувством ответила дева-воительница. — Мы не позволим нашему брату осквернять твою главную святыню: леса и их четвероногих и пернатых обитателей.
Артемида отвернулась, вынула из колчана стрелу, натянула тетиву так, что лук застонал от напряжения, и выстрелила. Взмыв далеко ввысь, стрела взорвалась — как будто в небе зажглось новое солнце, почти такое же яркое, как то, что принадлежало ее брату-близнецу. Затем вспышка рассыпалась на множество сверкающих искр.
— Войску Ареса не удастся пройти через леса, где обитают мои подопечные, — мрачно произнесла Артемида и, резко развернувшись, исчезла в глубине рощи.
Уже через секунду там, где она прошла, листья снова были неподвижны.
Афина подумала, что одержала лишь частичную победу. Она приобрела могущественного союзника, но ни Афины, ни, впрочем, сам Олимп не будут в безопасности, покуда Арес жив. Настала пора приступить к следующему этану ее плана: обучить Кратоса и испытать его.
Но главное — спартанца необходимо как следует вооружить.
Глава пятая
Как только Кратос вставил в скважину и повернул добытый с таким трудом ключ, волшебное заклятие исчезло, и из каюты хозяина судна донеслись душераздирающие крики. Он пнул дверь, желая поскорее узнать, что же потребовало таких предосторожностей. И действительно, то, что предстало взору, оказалось сокровищем дороже бирюзы и золота.
Это были три девушки, красивее которых ему видеть не приходилось. Хотя, может быть, такое впечатление объясняется гниющей черной плотью живых мертвецов, вцепившихся в несчастных своими уродливыми руками с длинными, как когти, ногтями.
На мгновение Кратос застыл в недоумении. Как могла нежить проникнуть в каюту? Миновать волшебный замок? Единственный разумный ответ заключался в том, что это его вина. Отперев дверь, он не только снял заклятие, но и освободил от чар мертвых легионеров, заключенных здесь же на случай вторжения незваных гостей. Должно быть, хозяин судна знал, как не допустить их пробуждения, а вот Кратос сплоховал и подверг женщин опасности.
Через миг его смущение уже улетучилось, как в бурю листья с деревьев, — сейчас мешкать было нельзя. Два полуразложившихся воина, размахивая причудливо изогнутыми мечами, набросились на него, и разгорелась новая схватка. Одним движением Кратос выхватил из-за спины клинки Хаоса и рассек обоих мертвецов надвое от макушки до копчика. Затем продвинулся в глубь каюты и следующим ударом отрубил ноги третьему легионеру, который вцепился в шею невольницы. Падая, тот увлекал девушку за собой и продолжал душить ее как ни в чем не бывало.
Кратос отсек ему руки и раскроил череп, однако крючковатые пальцы лишь крепче сжали горло несчастной, отнимая у нее жизнь. С рычанием спартанец наклонился, чтобы освободить девушку от смертельных объятий, как вдруг ее голова неестественно повернулась и шея хрустнула, словно тонкая ветка.
Другой живой мертвец схватил пленницу и, несмотря на ее сопротивление, поднял в воздух перед собой, заслоняясь живым щитом.
— Сталь понадежнее будет, — ухмыльнулся Кратос и вонзил оружие прямо в нее.
Пройдя сквозь женское тело практически без сопротивления, клинок достиг мертвой плоти легионера. Кратос повернул меч, и обе его жертвы рухнули на пол.
— Не дай ему убить меня! Умоляю! — Это были последние слова третьей девушки, перед тем как воин-мертвец, всадив ей в грудь костлявую руку, сжал в кулаке трепещущее сердце.
Мольба превратилась в булькающие хрипы, и невольница упала замертво. В два прыжка Кратос оказался рядом и одним точным ударом прикончил легионера. Тот повалился ничком; сердце в его руке пульсировало все медленнее и слабее и наконец остановилось, умерев так же, как и несчастная, которой оно принадлежало.
Кратос отступил на шаг. Окровавленная каюта, казалось, заплясала вокруг него. Он ухватился за переборку, чтобы прийти в себя, однако все равно чуть не упал.
— Довольно! — свирепо рявкнул он. Собственную немочь было выносить тяжелее, чем слабости других. — Это не… Это не…
Смерть женщин ничем не отличалась от того, что он видел тысячи раз, от того, что он самолично проделывал без тени сожаления. Но каюта стала погружаться во тьму, наполняться видениями.
Клинки перерезают шеи, вонзаются в животы. Крики боли, ужасающий грохот смерти. Фонтаны крови из разрубленных голов. И старуха зловеще хохочет, размахивая костлявой рукой.
— Нет! — вскричал Кратос. — Нет!..
Отрубленные конечности, горы трупов… Вороны клюют невидящие глаза, обращенные к свинцовому небу, черви едят мертвую плоть. Повсюду кровь, каменные плиты храма залиты кровью, тела в крови…
И все тот же сводящий с ума хохот, та же костлявая рука…
— Нет! — Собрав в кулак остатки воли, задыхающийся Кратос открыл глаза.
Он не в храме, и пронзительный смех деревенского оракула — лишь игра воображения! С тех пор прошло десять лет, он сейчас находится на невольничьем корабле, а убитые женщины в каюте — это не…