…Сто девяносто семь. Сто девяносто восемь. Сашка увидела себя падающей с неба, безвольно, вниз головой. Под ней был город с черепичными крышами, узкими улочками, флюгерами и ратушей, город из сказки, будто с картинки, но красный, и никаких других цветов здесь не было. Она забилась в воздухе, пытаясь вспомнить, как летают, но только ускорила свое беспомощное падение. Флюгер на ратуше сверху казался тонкой иголкой, и он был все ближе, ближе, Сашка не могла отвести от него взгляд…
Флюгер проткнул ее, будто кузнечика, Сашка оказалась нанизанной на иглу в самой высокой точке города, она видела горы вдали и арочные мосты и почти не чувствовала боли – хотя острие флюгера погружалось в живот и торчало слева из-под ключицы, у самого лица.
…И в этом был смысл. Тщательно выстроенный смысл, нанизанный на тот же флюгер специально для Сашки, с несколькими вариантами толкования, но вовсе не сложный: Сашка должна была извлечь из небытия некое понятие и применить к себе…
– Нет! – она задергалась, как бабочка на булавке. – Я отказываюсь, не принимаю, никогда!
Красный город расплылся перед глазами, превращаясь в условную картинку. Боль дернула – и сделалась реальной.
* * *
– Я понимаю, что сложно, – Стерх опустил рукав, прикрывая перламутровое зеркало на запястье. – Но вы ведь не рассчитывали, что будет легко?
Сашка сидела в четырнадцатой аудитории, прижимая бумажную салфетку к лицу. Носом шла кровь и не желала униматься. На столешнице лежал планшет с разбитым экраном.
Утром, придя в себя в своей комнате, она ничего лучшего не придумала, как запустить девайсом о стену. И даже не стала врать, что планшет разбился случайно.
– Николай Валерьевич… Работа над ошибками – это моделирование казней для меня, одна другой… экзотичнее?
Он прикоснулся к острому подбородку немного нервным, скованным движением:
– Нет… Вы поняли неправильно. Я удивляюсь, откуда у вас такие мысли, вы давно не первокурсница! Это не наказание. Это работа. И ее придется продолжать.
– Но планшет… – с дрожью в голосе начала Сашка.
– Экран поменяют, – он не дал ей договорить. – Я распоряжусь, чтобы его прикрыли защитным стеклом… Не переживайте из-за планшета.
Сашка сунула грязную салфетку в карман и вытащила из пачки следующую. Она чувствовала себя много хуже, чем несчастный девайс, но ей защитного экрана никто не предлагал.
– Открывайте тетрадь, – сказал Стерх с деланой бодростью. – Пишите на первой странице, под заголовком… Что это было – модель или проекция?
– Модель, – Сашка опустила голову. – Со встроенными… смыслами.
– Ну так опишите эти смыслы, – его голос сделался вкрадчивым.
На первой строчке сверху было криво нацарапано: «Работа над ошибками». Сашка замешкалась, в этот момент капля крови из носа, которую она не успела поймать, шлепнулась на линованную поверхность и зацвела, как мак.
– Продолжайте, – сказал Стерх, и сказал без издевки. Сашка вскинула на него глаза – Стерх смотрел серьезно.
Сашка взяла ручку. Провела по бумаге – стержень не писал, только царапал страницу.
– Продолжайте, – с нажимом повторил Стерх. – Ну же.
Сашка перевела взгляд на страницу. Еще одна капля крови упала рядом с первой. Сашка, ни о чем не думая, обмакнула шариковый стержень в свежую кляксу.
«Выполняя работу НО 1…»
Ручка выводила буквы на удивление легко, будто ее и выпустили на китайском заводе затем, чтобы писать кровью.
«…Я получила доступ к информационной модели…»
Она замерла, глядя на кривые строчки, из красных делающиеся рыжими. Новая капля сорвалась с кончика носа. Сашка еще раз обмакнула стержень:
«…Не поняв сути задания, я не смогла с ним справиться…»
– Но вы поняли суть задания, – тихо сказал Стерх.
– Нет! – Сашка вскинула голову.
Стерх молча открыл ящик стола, склонившись, заглянул внутрь, озабоченно сдвинул брови; Сашка отчаянно понадеялась, что Стерх ничего не найдет, но он выудил откуда-то из глубины папку с бумагами и отдельно большой конверт. Встал, отошел к подоконнику, повернулся к Сашке спиной, перекладывая бумаги, загородив их от Сашкиных глаз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Откроете завтра в восемь. Ни секундой раньше, ни секундой позже, – он положил перед ней на стол запечатанный конверт.
– А записывать, – вырвалось у Сашки, – писать в эту тетрадку обязательно кровью?!
– Не обязательно, – сказал он серьезно. – Но кровь – не только физиологическая жидкость, но и катализатор множества смыслов… Вы уже взрослая, не надо трусить, как ребенок в кабинете врача. Вы справитесь, если будете честно работать.
Его голос не дрогнул, но Сашка вдруг поняла, что он врет ей сейчас. И, возможно, врет себе. «Вы справитесь» – опустевшие слова, лишенные смысла, заклинание, потерявшее силу.
– Вы же не напишете докладную? – спросила Сашка шепотом.
Он покачал головой, не глядя на нее. Потом вздохнул:
– Я никогда не жалуюсь куратору на своих студентов. Вы же знаете. Но… будет зимняя сессия, будет ведомость, будет оценка. И тогда я ничем не смогу вам помочь.
* * *
Однокурсники, почти в полном составе, сидели вокруг барной стойки, кто со стаканом кофе, кто с планшетом, кто со смартфоном. Сашка, как и в прошлый раз, на секунду остановилась в дверях; Кости, к счастью, здесь не было, зато Лиза стояла у дальней стены, на весах, перед зеркалом. Сашка встретила ее взгляд в отражении.
– Ужасно выглядишь, – мимоходом заметила Аня Бочкова.
Сашка сделала беспечное лицо. Ее штопаный свитер украсился еще и рыжими пятнами, нос распух, она не строила иллюзий насчет своей красоты.
– Лиза, – ей пришлось преодолеть мгновенную неловкость. – Можно тебя на минуту, если ты не занята?
Однокурсники переглянулись – с откровенным недоверием, удивлением, даже растерянностью. Небо упало на землю, говорили их взгляды; Лиза с бесстрастным лицом вышла вслед за Сашкой в коридор, потом в холл, где бесшумно работал телевизор.
Лиза тут же вытащила сигарету из кармана спортивных брюк и щелкнула зажигалкой.
– Третье задание на экзамене, – шепотом сказала Сашка. – Что у тебя было?
Лиза, зажав сигарету в губах, все так же держала перед лицом огонек зажигалки, длинный, светло-оранжевый, и смотрела в огонь остановившимся взглядом. Так продолжалось несколько секунд. Сашка испугалась, что Лиза сейчас швырнет ей в лицо эту зажигалку.
Наконец Лиза вздохнула и выдохнула, закурила, глубоко затянулась, убрала зажигалку в карман.
– Не собираюсь обсуждать детали, – сказала глубоким, спокойным, почти равнодушным голосом. – Но по сути – нас присвоили. Как мы присваиваем вещи или понятия…
Левой рукой, свободной от сигареты, она потянулась к телевизионной панели, и рука удлинилась, будто телескопическая антенна, вытянувшись метра на три. Коснувшись экрана, ладонь расплылась, растеклась тонкой пленкой, стали видны кости и сухожилия и сквозь них – диктор, читающий прогноз погоды. Секунда – диктор закашлялся, прижимая ладонь к горлу, не в силах сказать ни слова, глядя в камеру испуганными глазами. Лиза отняла руку от экрана. Заискрил провод за панелью. Экран погас.
– Как мы присваиваем вещи, понятия или людей, – повторила Лиза, разминая пальцы. – Но мы уже – после экзамена – части Речи. Ни один из нас не целое и никогда не будет целым, а только часть, фрагмент…
Сашка помахала рукой перед лицом, отгоняя дым, и отступила на несколько шагов. «Речь будет пользоваться вами», – сказал когда-то Олег Борисович Портнов…
Сашка встала на цыпочки перед телевизионной панелью и дотянулась до экрана. Присвоила пластиковую рамку, начиненную электроникой, но не ощутила внутри ничего, кроме микросхем, контактов и типовых плат.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Молотком постучи, – насмешливо сказала Лиза за ее спиной. – Отличница.
– Теперь ты у нас лучшая на курсе? – Сашка потерла ладонь. Кожа почесывалась, как после пары комариных укусов.
Конец ознакомительного фрагмента.