Читать интересную книгу Жертва мистификации - Владимир Константинов

Последний довод показался Аристарховой убедительным и она быстро успокоилась, достала из кармана халата носовой платок, вытерла лицо.

— Можно вам задать несколько вопросов? — спросил Дмитрий.

— Да, конечно, — кивнула она.

— Когда вчера Михаил Киприянович пришел домой?

— Довольно поздно. Где-то около двенадцати.

— А где он задержался? На работе?

— Где же еще... Впрочем, утверждать не берусь.

— В каком он был настроении?

— Настроении? — переспросила Аристархова. На мгновение задумалась. — Он был чем-то очень огорчен. Да-да, очень. Я еще, помню, спросила его: «Что случилось?» Но он ничего не ответил, лишь раздраженно махнул рукой и сказал, чтобы я шла спать, что ему надо ещё поработать. Я предложила ему поужинать. Он ответил, что сыт по горло.

— Он так и сказал: «Сыт по горло»?

— Да. Именно так и сказал.

— Но ведь так говорят, когда сыты не хлебом насущным, а чем-то совсем иным. Вы согласны со мной?

— Да. Теперь я понимаю, что он имел в виду, что-то совсем иное. Но тогда не придала его словам особого значения. Пошла в спальню и легла в постель.

— А он?

— Он сразу же прошел к себе в кабинет.

— Ночью вы ничего не слышали?

— Нет. У нас ведь спальня на втором этаже с хорошей звукоизоляцией. Поэтому, что делается на первом не слышно.

— Ну, а если бы, к примеру, в квартиру позвонили или постучали?

Лицо красивой хозяйки выразило сложную гамму чувств, которую Беркутов за неимением времени не успел расшифровать. Но то, что там было не одно только недоумение, понял сразу.

— Кто же будет звонить ночью? — пожала она плечами.

— Ну мало ли... Какие-нибудь непрошенные гости. Вы бы услышали?

— Услышала бы конечно. Только, какие гости могут ходить по ночам?

— Разные гости бывают, Мира Владимировна. Разве мало ещё бродит по нашей славной планетке таких, которые маются черной завистью и злобой, будто тяжелоатлет на старости лет — грыжей? Так значит, вы ничего не слышали?

Она коротко взглянула на него и впервые улыбнулась. Улыбка очень ей шла. Вот так бы почаще.

— У вас что, метода такая? — спросила.

— Не понял?

— Задавать по три раза один и тот же вопрос?

Беркутов непринужденно рассмеялся.

— Все-то вы подмечаете, Мира Владимировна. Вам бы опером в ментовке работать, честное слово. Только я был вынужден повторять вопрос, так как не получил сразу четкого ответа. Скажите, почему ваш муж это сделал?

— Понятия не имею.

— У него были враги?

— Возможно. Но я ещё не успела узнать даже его друзей. Мы после нашей женитьбы два месяца были в круизе. По возращении хотели организовать прием, пригласить друзей, но мужу все некогда было. А тут это... — Аристархова склонила голову, поднесла платок к глазам. — Извините!

— А муж ничего вам не говорил о своих неприятностях по работе или каких других?

— Нет. Он меня в свои дела не посвещал.

— Ясно... Вы не работаете?

— Нет, не работаю.

— А до замужества кем работали?

— Искусствоведом в картинной галерее. Преподавала в художественном училище искусство раннего ренессанса.

— А где познакомились с Аристарховым?

— На пятидесятилетнем юбилее художника Шмыгова Павла Александровича.

— Они что, были друзьями?

— Скорее, мы со Шмыговым были друзьями. А Михаил Киприянович был известным меценатом, помогал художникам в проведении выставок. Потому и был приглашен.

— И ещё один нескромный вопрос. Ваш муж злоупотреблял, так сказать?

— Нет, что вы. Крайне редко, как говорят мужчины, с устатка выпивал рюмку-другую и все. Во всяком случае, я никогда не видела его пьяным.

— Понятно.

Беркутов записал объяснение Аристарховой. Она прочла, расписалась. Спросила:

— А отчего же вы, Дмитрий Константинович, не предупреждали меня об ответственности за дачу ложных показаний? Ведь так у вас принято?

— Потому, что я не имею права это делать до момента возбуждения уголовного дела.

— Так оно ещё не возбуждено?

— Пока для этого нет оснований, Мира Владимировна.

— Как же нет оснований, когда погиб человек?! — удивилась она.

— Если бы мы по каждому факту гибели возбуждали уголовные дела, то штат следователей нужно было увеличивать, как минимум, вдвое.

— А что же вы делаете сейчас?

— Так называемую, доследственную проверку, то-есть выясняем все обстоятельства гибели, чтобы принять решение либо о возбуждении уголовного дела, либо об отказе в возбуждении.

— А кто принимает такое решение?

— В данном случае следователь прокуратуры. А я и мои коллеги помогаем ему собрать наиболее полные для этого материалы. Вот я и раскрыл перед вами всю нашу кухню.

— А в каком случае дело может быть возбуждено? — не унималась Аристархова.

— Если мы установим факты, позволяющие считать, что имело место убийство или доведение до самоубийства. — От сухого канцелярского языка во рту у Беркутова стало кисло и вязко, будто съел незрелое яблоко. — Похоже, что наши с вами роли переменились. Теперь вы меня допрашиваете.

— Извините, Дмитрий Константинович, — несколько смутилась она. — Но мне было интересно... Извините!

— Да, чего там. Я понимаю, а потому не в претензии. — Он встал, прошел к двери кабинета, открыл. Коретников сидел в кресле за письменным столом, курил. Дмитрий вошел и закрыл за собой дверь. Коретников обернулся, спросил:

— Ты уже закончил?

— Да. Ты, как я вижу, тоже? Там в бутылках ничего не осталось?

— Если бы, — с сожалением вздохнул эксперт.

— Жаль! — поддержал его сожаление Беркутов. — Сейчас бы не помешало. Давай сваливать отсюда.

Коретников понизил голос до шепота и, кивая на дверь, восхищенно проговорил:

— Клевая бабенка!

— У тебя, Толя, губа не дура. Ты холостой?

— Ну.

— Чего — ну?

— Ну, холостой.

— Хочешь сосватую?

— Ну, да. С моим-то анфасом? Полнейшая безнадега. — Он огорченно махнул рукой. Видно, предложение Беркутова тронуло в его холостяцкой душе какие-то невидимые струны, и зазвучали давно забытые мелодии детских грез и сноведений, где он уже видел нечто подобное, яркое, женственное и волнующее, как умирающий от жары и жажды путник видит в пустыне огромный, источающий прохладу и воду айсберг.

— Дурак ты, Толя, главное достоинство у мужика ни на лице, — авторитетно заявил Дмитрий.

— А где?! — с надеждой в голосе спросил Анатолий. В его беспросветной, серой и унылой жизни блеснул луч надежды — а вдруг?! Вдруг, Беркутов знает такой секрет, что уже завтра он, Коретников, станет самым любимый и желанным мужичиной всех женщин планеты.

— Где ему и положено быть. У тебя, как с этим делом?

— Ах, ты об этом, — сразу на корню завял Анатолий.

— А что так безрадостно и бесцветно? Есть на то причины? Что морду крутишь? Колись.

— Да, опорофинился я в последний раз, — пожаловался Коретников. — Сам не пойму, что случилось.

— Тогда плохи твои дела, Толя. Не знаю чем и помочь. Это все из-за неупорядочности жизни. Определенно. Тебе сначала надо жизнь упорядочить, а уж потом о красивых бабах думать. Понял?

— Упорядочишь тут, как же, — безнадежно вдохнул Анатолий. Он понял, что с мечтой о красивой Аристарховой придется расстаться.

— Пойдем прощаться с хозяйкой.

Аристархова уже успела привести себя в порядок, причесаться. накрасить губы. Теперь на ней было синее, под цвет глаз, роскошное платье с глубоким вырезом на груди. А в этом вырезе было что-то этакое, бело-мраморное, волнующее. Боясь ослепнуть, Дмитрий тут же отвел глаза.

— Не желаете ли выпить по чашке кофе? — предложила она.

— Лично я к кофе равнодушен, — ответил Беркутов. — А вот мой товарищ Анатолий без кофе просто жить не может. Вот он очень даже желает.

— Нет! — испуганно воскликнул Коретников и стремглав бросился к выходу.

— Что это с ним? — озадаченно спросила хозяйка.

— Все ясно. Он в вас, Мира Владимировна, без памяти влюбился.

— Вот как, — улыбнулась она. — А вы, Дмитрий Константинович?

Ни фига себе, приколы, да?! Вопросик на засыпку. Кажется, безутешная вдова настолько оклемалась, что решила испытать свои чары на других мужиках.

— А что я?! — сделал суконное лицо Беркутов.

— Я вам нравлюсь? — В красивых её глазах сидело по маленькому бесенку. И каждый из них издевался над Беркутовым,показывал язык и корчил рожи.

Это Дмитрия определенно разозлило.

— Ну, я, Мира Владимировна, не могу вот так вот, сразу. Мне это нужно все хорошенько обдумать. А вот платье мне ваше определенно нравится, особенно вырез, — ответил он, считая, что ответом этим должен остановить наступление красовой плоти.

Так и случилось. Глаза её мгновенно потухли, а бесенки спрятались во внутрь роскошного тела.

— Тогда я буду его надевать только к вашему приходу, — улыбнулась она. Но улыбка эта была насквозь фальшивой. Минерва была разочарована ответом предполагаемой жертвы. — Надеюсь, мы ещё увидемся.