Гужевые достойно сопротивлялись восставшим рабам, сбросили нескольких с четвертого этажа вниз, проломили черепа тем, кто рвался к ним в комнаты, используя подручные средства: ножки столов и стульев, посуду, подсвечники.
Чернокожие не ожидали подобного отпора и то ли позабыли, то ли не учли, что тележки с провизией на север тащили очень крепкие и мощные мужчины с огромными кулаками и накаченными мышцами. Но, к сожалению, не все гужевые остались в живых.
— Среди гужевых раненых много? — уточнил Найл.
— Где-то половина. Несколько убитых, остальные заработали лишь синяки. Невредимым не остался никто. На четвертом этаже сейчас продолжают работать наши лекари. А нам передали, что ты находишься здесь…
— Я благодарю вас за то, что вы пришли, — нашел в себе силы сказать Найл. — Но прошу вас оставить меня пока одного.
— Как пожелаешь, Посланник Богини.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Найл решил для себя, что похоронит Мину так, как хоронили людей в пустыне. Он не хотел, чтобы ее тело досталось паукам. Им и так сегодня хватит еды. Теперь он готов был согласиться на то, чтобы они лучше сожрали кого-то из оставшихся в живых чернокожих, чем трогали тело Мины.
Когда Вайг зашел в спальню Найла, чтобы проверить, как себя чувствует брат, Посланник Богини сообщил ему о своем желании. Вайг вызвался помочь.
Откладывать было нельзя: в жарком климате тело вскоре должно было начать разлагаться.
Они завернули мертвую Мину в одеяло и понесли в дальний конец окружающего особняк сада.
Исследуя местность в самый первый день, братья видели там большую гору прямоугольных каменных брусков, предназначенных, как им тогда объяснили, для строительства еще одного, небольшого гостевого домика на территории: местный управитель из белых не любил делить свой особняк с кем бы то ни было.
В хозяйственной постройке, расположенной в той же части сада, нашелся инструмент садовника. Братья взяли две лопаты и выкопали глубокую могилу под одной из цветущих яблонь, источавшей великолепный аромат. Аромат любви, почему-то подумал Найл. Само дерево в цвету казалось ему таким же красивым, как когда-то Мина…
Найл опустил девушку в могилу, они с братом засыпали тело землей, а затем положили сверху несколько камней. К их сожалению поблизости не имелось никакой пещеры или склепа, чтобы замуровать там тело навсегда, а отправляться за город на их поиски они уже не могли: их ждало множество дел.
Братья молча постояли над могилой девушки, пришедший вместе с ними на север, затем развернулись и отправились назад в дом.
— Что теперь? — тихо спросил Вайг, когда они уже приближались к входу.
— Надо немного поспать, — решил Найл. — Мы ведь не ложились больше суток.
Посланник Богини разместился теперь в другой спальне — благо что выбор в особняке имелся. Стоило ему донести голову до подушки, как он тут же погрузился в глубокий сон.
* * *
Его разбудил Симеон.
Солнце уже клонилось к закату: Найл проспал целый день, но чувствовал себя гораздо лучше. Усталость ушла, он восстановил утраченные силы. Вот только у него на душе было все также муторно…
— Как гужевые? — уточнил Найл у лекаря.
— Ничего непоправимого, — ответил тот. — Все выздоровеют — если будем не очень торопиться домой.
Найл кивнул. Значит, не будем. Они и так уже потеряли многих членов отряда.
— Что происходит в городе? — поинтересовался Найл, принимая сидячее положение и все еще зевая. — Ты в курсе?
Симеон рассказал, что всех чернокожих распределили по нескольким зданиям, охраняемым пауками и белыми надсмотрщиками. Дело каждого будет рассматриваться по отдельности, чтобы определить степень его вины и то, какие санкции применить. Можно предположить одно: ничего хорошего захваченных рабов не ждет.
— А в нем участвовали все чернокожие? — уточнил Найл.
— Только из второго города. Те, кто постоянно проживает в первом — слуги белых граждан — полностью поддерживают своих хозяев. Им, в общем-то, не из-за чего бастовать. Они своим положением довольны — зная, как живут во втором и третьем городах. А с третьим городом у рабов, насколько я понял, связи нет. Услугами диспетчерского центра в состоянии воспользоваться только Восьмилапые, ну и ты, конечно, Посланник Богини. Возможно, через некоторое время рабы из третьего города и подключились бы к восставшим, но пауки этого не допустили. Восьмилапые из третьего города вначале заперли куда-то своих рабов, ничего им не объясняя, и только потом ринулись окружать второй.
Найла также интересовало, удалось ли кому-то из участников восстания скрыться. Симеон усмехнулся и ответил, что Восьмилапые не поймали как раз организаторов, на которых теперь все валят арестованные, желая облегчить свою участь.
Рабы чуть ли не хором заявляют, что они сами по себе никогда не пошли бы против своих Восьмилапых и белых хозяев, если бы не некий Кенгу и его сестрица, жаждавшие власти.
И вот теперь основной массе чернокожих придется отдуваться за их грехи: сами же брат с сестрой опять исчезли в подземельях, бросив остальных чернокожих на произвол белых и пауков.
«И как я мог так ошибиться в Карле?» — подумал Найл.
А ведь он ей поверил. Поверил ее рассказу о бедственном положении чернокожих людей в северных землях.
Ну, положим, в этом плане она его не обманывала: положение в самом деле было рабским, но ведь Карла с Кенгу хотели не освободить людей из-под власти пауков, к чему стремился Найл и его товарищи и за что они боролись в своем городе, а поменяться местами с белыми. Найл вспомнил, как Карла говорила, что пауки — это не самое страшное зло и что с ними можно жить, а вот белые отравляют существование черным… Кенгу с Карлой хотели поработить людей с тем цветом кожи, что имел Найл и его друзья, а потом, не исключено, вступить в соглашение с Восьмилапыми, причем, скорее всего, это соглашение отличалось бы от Договора, заключенного в тех землях, откуда пришел Найл.
И как жестоко Карла поступила с Миной…
При воспоминании о девушке-охраннице на глаза Посланника Богини снова навернулись слезы. Заметив их, Симеон по-дружески взял Найла за плечо и крепко сжал его.
— Держись, — сказал лекарь, уже знавший об утрате Посланника Богини. — Помни, что она любила тебя и хотела, чтобы ты был счастлив.
Найл кивнул, сглатывая комок.
— А теперь давай поговорим о предстоящих делах, — заявил Симеон. — Тебе надо с головой погрузиться в работу — тогда ты скорее забудешь о своем горе. И время лечит, как ты знаешь.
Найл вспомнил, как потерял отца… Тогда эта утрата казалась страшной и юноша думал, что никогда не сможет от нее отойти, сейчас боль уже притупилась, хотя, конечно, он был бы счастлив, если бы отец дожил до того дня, когда младший сын стал повелителем города и добился равных прав для его граждан-людей и пауков-смертоносцев, которые все годы жизни отца наводили ужас и на него, и на его семью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});