Читать интересную книгу Экзамен - Хулио Кортасар

– На, на, возьми свои десять монет, – проверещал голосок. – Какой визг поднял.

– Я защищаю свои права, – сказал разносчик газет.

– Давайте я познакомлю вас с китайцем, – сказал репортер.

– А с другой стороны, мы испытываем гораздо большие напряжения, чем другие народы, – продолжал Андрес. – Жаль только, что они негативные – подавленные.

– Ну вот, старая песенка, – сказал репортер. – Скажи еще, что, если бы мы умели откладывать про запас, у нас бы не подводило животы, и тому подобное.

– Нет, это не то, психоаналитик ты наш из кафетерия. Просто я хотел сказать, что у нашего сквернословия две стороны: полная бесполезность с точки зрения рассудка, хотя оно и стимулирует нас, и крайняя необходимость ввиду трагической напряженности (прошу прощения), которая захлестывает нас. Другими словами, оно имеет право на существование, по сути, это – трагедия, видишь, как это понятие ввиду его существенности превратилось у меня из прилагательного в существительное. Что есть трагедия? Грандиозная ошеломляющая брань, направленная против Зевса. Не думай, что и муки, терзающие мозг Эсхила, не имеют последствий. Паскаля, обратись он к Зевсу вместо Господа Бога, уверен, поразило бы громом.

– А туман все гуще, – сказал официант, принесший кофе для Клары. – Сколько машин столкнется. Вон тот сеньор, кажется, знает вас.

– Да, это Салавер, – сказал репортер. – Иди сюда, старик. Сейчас я вас познакомлю с китайцем, я хочу сказать, с Хуаном Салавером. Хуан, мой друг, сеньорита; сеньорита Стелла, тоже друг. Садись, Салавер, поговорим немножко, прежде чем разойдемся. Что ты поделываешь?

– Я – ничего, – сказал Салавер. – А вы что?

– Я? – спросил репортер. – Я пишу «Юдоли».

– А, – сказал Салавер, который обошел вокруг стола и теперь протягивал ему шершавую и довольно грязную руку. – Хорошо.

– Вы журналист? – спросила Стелла Салавера, остановившегося справа от нее.

– Да, точнее, хроникер, – сказал Салавер. – А сегодня как раз хожу собираю материал для заметки —

НА КРЕСТНОМ ПУТИ ЖЕЛАНИЙ

(У типа, который шел от улицы Иригойена и пел, наверное, были аденоиды; проходя мимо кафе, он запел во всю мочь)

МГЛОЮ ЗАЛЬЕТ МНЕ ДУШУ,

ПОМЕРКНЕТ ЛАЗУРНОЕ НЕБО,

И СНА Я ЛИШУСЬ НАВЕКИ,

КОГДА ТЫ УЙДЕШЬ ОТМЕНИ.

– Узнаю тебя, Общество аргентинских писателей, узнаю твой почерк, – сказал Хуан, ежась. – Но обрати внимание, – какая символика. Туман проникает этому типу в самую душу. Он называет его мглою, что поделаешь, не всем дано подняться до высокого уровня культуры.

– …и религиозного восприятия, – сказал Салавер. Репортер смотрел на него ласково, задержавшись взглядом на лысине Салавера, на треугольных бачках, на его удлиненном лице. «Китаец, – подумал он, – потрясающий тип»

– Ладно, поговорим о Евгении Гранде, – улыбнулся репортер. – Когда ты отправляешься в Испанию?

– Если все будет хорошо, через пять квадратов, – сказал Салавер.

– Он хочет сказать, через пять месяцев, – перевел репортер. – Ну-ка, объясни сеньорам свою систему.

Салавер достал портмоне, из него – кошелечек для визитных карточек, а из кошелечка календарик в целлулоидном футлярчике, на обороте которого была изображена glamour girl[32] в темных очках и реклама оптики Киршнера, а внутри – великолепный календарь из клеточек-дат на 1950 год. Год Освободителя генерала Сан-Мартина —

(именно тогда в Париже Иегуди Менухин исполнял сонаты Баха для скрипки без сопровождения, а в Падуе находился Эдвин Фишер,

и Арлетти представлял «Трамвай „Желание"» (в Париже), а в Барракасе умирала сеньора Энкарнасьон Робледо де Муньос.

И кто-то в гостинице плакал, закрыв лицо руками, думая о сонате для скрипки Прокофьева,

и какой-нибудь надсмотрщик из Чивилкоя остановив машину возле кондитерской Галарсе и Треза, приказывал батраку: «Ну-ка, Синяя Птица, слетай купи сластей!» А в Монреале шел мелкий дождь).

– Пять квадратов, – сказал Салавер и положил календарь временем кверху между двумя тарелками с жареными овощами.

– А, – сказала рассеянно Клара, – понятно.

– Действительно, понять довольно легко, – подтвердил Салавер – Вы знаете, что моя тетушка Ольга живет в Малаге. Я желаю встретиться с тетушкой Ольгой с целью конкретизировать мои планы относительно окончательного переселения на полуостров.

«Рассказывает по пятому разу», – подумал Андрес, и ему вспомнились слова Мурены, с которым он не был знаком, но кто был его товарищем по одиночеству и антагонистом по двадцати разным пунктам, однако союзником по многим другим:

«Содействуя – посредством извращения слова – тому, чтобы человек превратился в ничего не уважающего циркового зрителя, пресса…»

«Но китаец не похож на человека, ничего не уважающего, – подумал Андрес. – Он, бедняга, просто дурак».

– Вследствие этого, – сказал Салавер, – я привел в порядок этот беспорядок и полагаю, что в пятый квадрат как раз попадает Малага. Справа внизу.

– Между двадцать пятым и тридцатым августа, – сказал репортер, разглядывая квадратики, заполненные красными и черными цифрами.

– Но у меня нет уверенности, потому что контрслучай способен на самое худшее.

– Объясни нам про контрслучай.

– Все на свете – дело случая, – сказал Салавер. – Все. Философы этому учат, об этом написано во многих книгах. А, значит, надо идти наперекор случаю, и я изобрел контрслучай – особый способ жить. Вот здесь все объяснено. Все мы живем в квадратах. И потому сначала надо сформировать суперслучай, чтобы естественный случай при входе в квадрат столкнулся с препятствием. Мой метод таков: каждое утро, глядя в потолок, я прокалываю булавкой мой квадрат и смотрю: если булавка попала на уже прожитые дни, то не считается и надо колоть снова. Когда же булавка попадает на тот период времени, к которому мы подходим, я смотрю на условный знак, обозначающий длину светового дня в этой части земли. А потом думаю. Воды.

– Держи. – Репортер подал ему сок.

– Теперь надо создать второй суперслучай, а это самое тонкое дело. Если, например, проколешь день, до которого остается, скажем, две недели, то принимаешься думать, как будешь жить этот кусок квадрата. Сначала обдумываешь физические обстоятельства: будет ли дождь, сильным или слабым будет ветер, придется ли тебе писать заметку относительно горючих материалов, которые самовозгорятся в городе под названием Буэнос-Айрес, или человек, облеченный полномочиями секретаря редакции, велит тебе подготовить справку по вопросу о рождаемости. Предположим, все это должно произойти. Ты предполагаешь эти обстоятельства. Это и есть суперслучай. И тогда, – Салавер выпрямился, – тогда ты подготавливаешь контрслучай. Я говорил о дожде и ветре; так вот, когда наступает указанный день, ты выходишь из дому в светлом костюме независимо от того, идет дождь или нет; я говорил о пожаре: в этот день ты приходишь в редакцию и пишешь о Бетховене, даже если горит Троя или Альбион-Хауз. Не важно, были или не были пожары. Заказали тебе или не заказали материал о рождаемости. Ты предусмотрел суперслучай и уничтожил его при помощи контрслучая.

– Ясно, – сказал Хуан в полном восторге.

– Разве я не говорил, что это грандиозно? – сказал репортер, до того не проронивший ни слова.

– По-моему, здорово, – сказал Андрес. – Значит, вы сможете отправиться в Малагу?

– Вполне вероятно, – сказал Салавер. – Пятый квадрат внизу справа, довольно-таки просто.

– Ах, так?

– Суда отходят в определенные дни, – сказал Салавер – в этом преимущество: случай тут преодолевается грубо практически, надо просто подняться на судно, другими словами, не остаться на берегу. А против всего остального будет действовать суперслучай, подкрепленный контрслучаем.

– Вам бы, – сказала Клара тусклым тоном, – следовало зваться Саласаром[33].

– В моем имени тоже содержится знак, имеющий ко мне прямое отношение, – сказал Салавер[34]. – Я – Опередивший Свое Время, и судьба велит мне смотреть, что ждет впереди.

– Очень интересно, – сказала Стелла, погруженная в календарь. – Так мы идем или нет?

– Идем, идем, здесь жарко.

– Всего хорошего, – сказал Салавер и быстро поднялся. – Мне было чрезвычайно приятно.

– Всего хорошего, – ответили ему все.

А В ВИТРИНЕ ОТРАЖАЛСЯ АБЕЛЬ.

– Пусть репортер платит за всех в наказание за квадраты и тетушку Ольгу, – сказал Хуан. – Допускаю, что он вполне китаец, если ты имеешь в виду то же самое, что и я.

– Расплачиваемся по-английски, – сказала Клара и положила на стол два песо. «Или я сошла с ума, или это опять Абелито. Только бы Хуан его не видел, только бы Хуан – »

– Пошел прочь! – закричал официант, пинком выбрасывая иссиня-черного песика, подбиравшегося к огрызку на полу. Потом отсчитал сдачу и сердечно попрощался, до крайности довольный тем, как ему удался пинок и как визжала собака.