Читать интересную книгу - Автора! - Наталья Андреева

— Ну отчего же? Я как раз вчера беседовал с вашей женой. Она, похоже, вообще врать не умеет. Честно рассказала мне про школьный роман с Клишиным, про то, что он был мстительным человеком. И по характеру не подарок.

— Вы были у Саши? — насторожился Алексей.

— А что странного? Из-за нее же весь это шум.

— И что заставило вас принять ее взгляд на Клишина? Ну, насчет Пашиной мстительности и злобы?

— Я разговаривал кое с кем из его знакомых. Надо же было узнать, писал он, основываясь на реальных фактах, или был мастер приврать.

— И что вы услышали, Игорь Павлович?

— С детства литературу не люблю и, признаюсь, ни черта в ней не понимаю. Например, нормальный человек просто скажет: «Я вышел из дома и пошел на электричку». А тот, который писатель, непременно выдаст: роса на траве блестела, что-то там звенело где-то в воздухе, гудок электрички был похож на набат, сама электричка еще на кого-то. И из обычной двухчасовой поездки в вашу, допустим, деревню Петушки на поливку огорода выйдет лирическая поэма о том, какое это счастье просыпаться рано утром и слушать пение птиц. Весь этот бред и есть литература.

— А почему бред?

— Да потому что все вышесказанное неправда! Все чепуха. Реалистом надо быть, а не пудрить людям мозги, — сердито сказал Михин. — Вот взять например, этого писателя Клишина. Врал он? Конечно, врал! Все говорят, что был он человеком особенным. И эта особенность заключалась в том, что Павел Андреевич исключительно умел наживать себе врагов. У него не складывались отношения ни с кем: ни с женщинами, хотя он и был красавцем; ни с издателями, хотя он, без сомнения, был талантлив; ни с друзьями, хотя многие хотели бы таковыми стать. Он обладал уникальной способностью говорить людям вещи, которые они меньше всего хотели бы услышать. И люди переставали с ним разговаривать и вообще общаться.

— Как интересно! И кто конкретно?

В это время Марина Лазаревич внесла поднос с двумя чашечками кофе и вазочкой с конфетами. Михин прервал патетический монолог, невольно уставившись на ее стройные ножки, открытые короткой юбкой. Марина поставила поднос на стол, и ее каблучки зацокали обратно к двери. Дверь закрылась, а Михин все еще сидел. Открыв рот.

— Секретарша у вас, я смотрю… — покачал головой капитан.

— И что?

— Как жена на это смотрит?

— Положительно. Она не ревнивая. Ну так что именно говорил людям этот писатель?

— Писатель? А, да, мы о Клишине… Кофе можно пить?

— Да. Это настоящий, не муляж. Михин отхлебнул кофе и сказал:

— Вкусно. Она еще и кофе умеет варить! Простите. Я тут изложу некоторые факты. Все знакомые Клшпина в один голос утверждают, что Павел просто не умел говорить и писать приятных вещей. Вернее, как утверждает один издатель, не мог себя переломить. Ведь не секрет, что идеальный вкус есть у единиц, а дорогие вещи покупают все, и все хотят подтверждения тому, что не зря потратили деньги. Попробуй, скажи откровенно человеку, что он отвалил кучу денег за ерунду, которая гроша ломаного не стоит! Наживешь себе врага на всю жизнь. Поэтому нужным людям обязательно надо врать. На комплиментах карьеру делают. Не умей хорошо работать, умей льстить начальству. Кому же не приятно слушать дифирамбы в собственную честь? Даже очень умные начальники попадаются на такой крючок просто потому, что боятся трезво оценить себя и своих жен. А Клишин умел замечать в людях все самое смешное, нелепое, потаенные движения души, которые человек и сам от себя порою скрывает. У каждого есть больное место, так Павел Андреевич обладал необыкновенным даром сразу же это место нащупывать и просто из интереса туда тыкать: что будет? Было очень плохо. У писателя в итоге оказалась куча врагов. И ни одного друга. Он был очень одинок. — А как же талант? — спросил; Алексей, который внимательно слушал разговорившегося Михина. «А мальчишка-то не так уж и глуп! И хорошо поработал! В нужном направлении».

— Так и талант был того же рода. Клишин изумительно описывал все гадкое, что отлично умел в людях замечать, — со вздохом сказал Ми-хин.

— Значит, в моем случае, я больше всего на свете боюсь, что жена мне изменит? — предположил Леонидов.

— Видимо, так. Вернее, вы ее наверняка очень любите, это ваша опора в жизни, что Клишину казалось нелепым и смешным.

— И я действительно тощий и красноглазый?

— Ну, во внешности у каждого есть недостатки. Люди в массе своей далеки от идеала, а те, которым повезло, большие деньги на этом зарабатывают. Вспомните свою работу в розыске. Как описывают свидетели других людей? Например, спрашиваешь: «Кто к нему приходил?» . Ответ: «Какая-то женщина в очках». Сразу представляешь возрастную грымзу, смотрящую целый день телевизор или читающую книжки под настольной лампой, а потом оказывается, что это ослепительно красивая девушка с отличной фигурой и белозубой улыбкой, но, действительно, в очках, хотя очки ей и идут. Вы худой, пусть даже тощий, и глаза у вас воспалены от постоянного недосыпания. Но можно ведь сказать и так: стройный. Человек, волосы у которого густые, черты лица правильные. Перечисли все это — возникает совсем другой образ. Вот из чего я делаю вывод, что Клишин мог просто описать все под тем углом зрения, под которым он привык воспринимать события и окружающих его людей.

— И кто же, по-вашему, его убил?

— А вот это вычислить необыкновенно сложно. Насолить Павел Андреевич успел всем своим знакомым и любимым женщинам. Если таковые у него были. Любовницам. Так будет вернее.

— Почему это он не мог влюбиться?

— С таким взглядом на людей? Я тут пробовал читать его книги…

— И?

— Ни черта не понял! — в сердцах сказал Ми-хин. — Это ж бред!

— Знаете, Игорь Павлович, у меня такое чувство, что вы пришли сюда посоветоваться. Так?

Михин вздохнул и как бы между прочим сказал:

— На дачу к Клишину в понедельник ночью какие-то хулиганы влезли.

— Что, все следы уничтожили? В которых вы хотели еще разок покопаться? — Алексей уткнулся в чашечку с кофе, чтобы Михин не поймал его взгляда.

— Да не в следах дело! Что следы! Вот и жена ваша говорит, что ничего не слышала, спала. А ведь сон у беременных женщин такой чуткий…

— Ну, исключения из любых правил есть.

— Я человек конкретный, Алексей Алексеевич, у меня нет склонностей к аналитике…

— Я не заметил. Вы прекрасно изложили писательскую концепцию Клишина.

— С чужих слов, Алексей Алексеевич, с чужих слов. Чтобы понять этого писателя и вообще всю их братию, надо самому писателем родиться, или хотя бы что-то в жизни прочитать. А я школьную программу еле-еле одолел и до сих пор не помню, кто старуху пришил топором: Рахметов или Раскольников. Чую, что «висяк» у меня будет. Да. Я понимаю, когда убивают из-за денег, или ножом в пьяной драке. Но когда убивают из идейных соображений…

— А почему вы решили, что здесь какие-то идеи?

— Да роман этот покоя не дает! Эта злосчастная «Смерть на даче»! Вы почитайте некоторые места и сразу поймете.

— Где ж почитаю? Дайте!

Леонидов через стол протянул Михину руку. Тот посмотрел грустно, глаза у него оказались сиреневыми и глубокими, как две чернильницы. Алексею тут же захотелось обмакнуть в них гусиное перо и написать что-то о чудных мгновениях. Ресницы у его визави были длинные и пушистые, как у девушки, а губы пухлые. Симпатичный парень Игорек Михин, если отбросить слово «опер». Все правильно: описать человека можно по-разному. Смотря какие прилагательные оставить, а какими пренебречь.

— Не имею права, — сказал Михин, уставившись в потолок. А потом вдруг выдал: — Ну залезли и залезли, ничего же не взяли! Ни ценных вещей, ни компьютер, ни одежду. Так, покуролесили немного, и что? Все равно наследник пока не объявился. Заявление о взломе никто не писал. А без заявления, какое ж дело? Вы почитайте, Алексей Алексеевич, а я еще зайду.

При этих словах Леонидов едва сдержался, чтобы не покраснеть: как раз сегодня дискета с творчеством Павла Клишина была при нем. Михин же вздохнул, залпом выпил остывший кофе и попрощался. Дверь не успела за ним закрыться, как в кабинет с вытаращенными глазами влетела Марина:

— Ты от нас уходишь?!

— С чего ты взяла?

— Разве он тебя не уговаривать приходил?! Чтобы снова в милицию?! Неужели Ирина Сергеевна отпустит?!

— Тише ты. Все гораздо проще. Моего соседа по даче убили, я только свидетель, а никак не рулевой.

— Да? А зачем же он тогда еще раз придет?

— Марина, я сколько раз говорил, чтобы ты дверь плотнее закрывала?

— Я только конец разговора слышала. Ваши коммерческие тайны меня мало интересуют, все равно через мои руки проходит вся документация. Но тут такое!

— Ты только молчи. И Серебряковой не говори. Этой фирме уголовных преступлений на весь оставшийся век хватит.