– Помогать ближним – великое счастье, – ответил Лангфорд. – Так что не стоит меня благодарить. Желаю всего наилучшего.
– Сообщите хотя бы свой адрес, любезный сэр! – вскричала дама. – Мой повар превосходно готовит земляничный пирог. Я пришлю вам на пробу.
– Благодарю вас, но я не очень люблю землянику.
– Тогда вишневый.
– Терпеть не могу вишню. – «Интересно, как далеко она зайдет?» – думал Лангфорд.
Дама взглянула на него в растерянности, но тут же вновь заговорила:
– Знаете, а у меня припасен ящичек кларета «Шато Лафит» урожая сорок шестого года.
От такого угощения трудно было отказаться. Лангфорд еще в юности пристрастился к хорошим винам. А в сорок шестом году «Шато Лафит» уродилось исключительное. К сожалению, он допил свою последнюю бутылку три года назад.
Герцог с любопытством взглянул на собеседницу. Она жила в довольно скромном коттедже, но была, судя по всему, весьма состоятельной особой. Кроме того, было очевидно, что она решила во что бы то ни стало осуществить свой план, то есть женить его на своей дочери.
– Или к вину вы тоже равнодушны? – Она взглянула на него с виноватой улыбкой.
Тут Лангфорд наконец сдался:
– Я живу в Ладлоу-Корте.
Правая рука дамы оторвалась от котенка, описала в воздухе дугу и – шлеп! – растопыренной пятерней опустилась на грудь; этот жест во все времена обозначал растерянность и восторг.
– Ну конечно!.. О Боже! Вы ведь… Боже правый!
Но все же дама не стала падать в обморок, а просто присела в изящнейшем реверансе.
– Ваша светлость, я распоряжусь, чтобы вино доставили в Ладлоу-Корт перед обедом.
Когда она выпрямилась, герцога внезапно охватило чувство, что он видел ее раньше. Видел, когда мир был моложе. Или по крайней мере он сам. Тотчас же отогнав эту мысль, он коротко кивнул:
– До свидания…
– Миссис Роуленд, – подсказала дама, хотя герцог так и не выразил желания узнать ее имя. – До свидания, ваша светлость.
Роуленд? Лангфорду вдруг показалось, что он где-то слышал это имя. Но где именно? И когда? Распрощавшись с миссис Роуленд, герцог медленно шагал по дорожке, напрягая память, но так ничего и не вспомнил.
Глава 6
Декабрь 1882 года
Мисс Роуленд не перепрыгивала через булыжники. Она их разбрасывала. Рыхлый коричневатый лед сковал берега ручья, но между ледяными глыбами по-прежнему змеилась тонкая струйка воды. Вот туда Джиджи и кидала камни. Плюх! Плюх! Плюх! Она бросала их как придется: иногда в воду один за другим летели десяток булыжников, иногда же между всплесками проходила минута, а то и больше. Этим она словно кричала о состоянии своей души, в которой тревога сменялась длительными раздумьями, а те, в свою очередь, вытеснялись новым приступом беспокойства.
Когда поблизости больше не осталось камней, девушка уселась на пень, подтянув колено к груди и упершись в него подбородком. Полы темно-синего плаща трепетали вокруг ее лодыжек под резкими порывами ветра.
Со своего места на вершине холма по ту сторону ручья Камден не видел ее лица – его скрывали поля шляпки. Но он чувствовал исходившее от нее одиночество, и ее грусть эхом отзывалась в его сердце.
С недавних пор он не мог думать ни о чем, кроме мисс Роуленд.
Несколько лет назад он начал ухаживать за Теодорой (которую не видел вот уже полтора года и которая никак не могла решить, нужен он ей или нет) и с тех пор успел привыкнуть к тому, что его на каждом шагу преследовали соблазны. По вполне понятной причине молодой человек приятной наружности, воздерживающийся от плотских удовольствий, был для определенного сорта женщин словно крепкий орешек, который непременно надо расколоть. Такие женщины встречались во всех сословиях и во всех столицах Европы. Получай он по франку, марке или рублю за каждое непристойное предложение, которое ему делали, мог бы сейчас удалиться в деревню и зажить жизнью состоятельного сквайра.
Камден отвергал подобные предложения, пуская в ход либо деликатность, либо изобретательность – смотря по обстоятельствам. Честный человек не станет кричать на каждом углу о любви к одной-единственной и одновременно привечать в своей постели толпы других женщин.
Ему было нелегко, но он справлялся. Выручали постоянные дела. Помогало и то, что ни нравственные, ни философские соображения не мешали ему в одиночестве снимать напряжение плоти. Помогало также усердное изучение выбранной профессии – термодинамические уравнения и сложные вычисления неплохо отвлекали от женских ягодиц и грудей.
Но теперь не помогало ничего. Он целыми днями занимался в «Двенадцати колоннах» хозяйственными делами, но все равно его ежеминутно осаждали мысли о мисс Роуленд. Что бы он ни делал, уединившись в своей спальне, на следующий день фантазии и мечты о ней распаляли его с утроенной силой. И ему казалось, что он настолько глупел от этих мечтаний, что путался даже в самых простых квадратных уравнениях, а уж интегралы с логарифмами и вовсе превращались в неразрешимую задачу.
Ох, если бы все дело было просто в разбушевавшейся похоти! Увы, Камден чувствовал, что его волновало не только тело Джиджи. Его волновала ее душа.
Матери Теодоры – при всей ее напористости и решительности – было далеко до несгибаемой миссис Роуленд.
У графини фон Швеппенбург по крайней мере имелось оправдание: она была бедная хотела обеспечить свое будущее за счет выгодного замужества, дочери. Тогда как миссис Роуленд хотела только одного – удовлетворить свое дьявольское честолюбие. Тем не менее мисс Роуленд нисколько не боялась своей матери. И если уж на то пошло, то это миссис Роуленд трепетала перед своей дочерью.
Через два дня после их случайной встречи Камден нанес Роулендам официальный визит в сопровождении сводах родителей и брата с сестрой – Клаудии и скучающего Кристофера. Клаудию настолько поразили греческие мраморные изваяния, мебель времен Людовика XIV и картины эпохи Возрождения, украшавшие главную гостиную хозяев, что она упросила провести экскурсию по всему дому.
Пока родители Камдена мило беседовали с миссис Роуленд, мисс Роуленд покорно водила трех визитеров младшего поколения по гостиным, библиотеке и солярию. Кристофер отчаянно скучал и наконец в галерее, перед портретом Каррингтона – очевидно, это был подарок покойного герцога по случаю помолвки, – выдержка изменила ему, и он, как всегда в таких случаях, превратился в дерзкого юнца.
– Мама не раз говорила, что кузен Каррингтон – редкостный болван, – с усмешкой заявил Кристофер. – Вы, мисс Роуленд, наверное, выйдете за любого прохвоста – только бы у него имелась корона с земляничными листьями.