Фима прекрасный художник, ему хочется на своем таланте заработать деньги, чтобы не зависеть от таких редакторов, как она.
Разве она не к тому же стремилась? Так почему имеет право его осуждать и наказывать?!
Да – имеет: он ее подчиненный, она платит ему деньги. Вот когда перестанет платить, тогда он свободен.
Получается, все дело в деньгах? Но при таком подходе может ли работа быть творческой?
Как прекрасен мир, когда ты мечтаешь. Как правильно сказал Эйнштейн: фантазия выше знаний.
Фима полон фантазий, потому и уцепился за Демидова, его вибрации…
Господи, почему она об этом раньше не подумала, ведь так думать – это и есть думать о человеке?
Но как она может думать об отдельно взятом Фиме Немуйчике, если ей надо думать о коллективе, как накормить их семьи и сделать так, чтобы жизнь журнала была успешной и красивой?
Катя вспомнила слова матери, которая в разгар своего юбилея сказала тихую фразу (ее слышало два-три человека): «мечтаю заснуть и не проснуться».
Катя едва не закричала тогда: мама, как ты можешь! Такая успешная женщина, у тебя все есть. И главное, есть я – тоже успешная.
Но мать так сказала.
* * *
Поланский не мог вспомнить, рассказывал ли Демидову о своем эксперименте, который начал несколько месяцев назад. Память стала настолько избирательной, что совершенно не отзывалась на постороннюю информацию.
Но разве то, что он затеял во всемирной паутине – посторонняя вещь? Отнюдь. Можно сказать жестче, вещь опасная. Если кто-нибудь догадается, может плохо кончиться.
Хотя, что такое «может плохо кончиться» по сравнению с прирученным стадом в количестве тысячи голов. Что-то близко к этой цифре подкатывало количество членов клуба «Мы все можем».
Поланский открыл его от скуки. Сидел как-то дома, мрачные мысли одолевали, никак не мог с них соскочить.
Вот и решил: лучше сойти с ума от хороших, чем от плохих мыслей, хотя результат и будет одинаковым.
Был такой момент, когда его бросила Ксюша и улетела в Мурманск с боевым пилотом Марком Рюриковичем. Этот Марк решил во время полета пройти по салону, размять ноги. Вот и прошел, влюбился с первого взгляда в Ксюшу, мирно читавшую журнал, а через некоторое время они уже дружно топали в Печерский загс.
Ксюша недолго собиралась, нормальный брак лучше гражданского. К тому же у Марка была шикарная квартира, машина и дача – полный джентльменский набор.
А что у Поланского? Гениальный компьютерный мозг и диван в коммунальной квартире, из которой его еще и выселить могут за неправильный образ жизни, который очень не нравится соседям.
Однажды он сумел отбиться в суде от злющего старикана Колосова, но второй раз это ему вряд ли удастся.
Надо доложиться Демидову, пришло время. Правда, Любомир еще не знал, какую версию предложить. Демидов опытный мужик, сразу почувствует лажу. Этого у него не отнимешь. Поэтому следует честно признаться и сослаться на избирательную память.
Поланский прислушался. Его кабинет находился рядом с приемной, он всегда узнавал по шагам своего шефа. Демидов шаг начинал с пятки и заканчивал постукиванием носка ботинка. Получалась веселая песенка «тук-там». Поланский для нее даже музыку сочинил.
Шагов Демидова пока не было, доносился громкий разговор по телефону Беллы, которая своими излюбленными четкими фразами высекала какого-то мальчишку доктора наук. Она так и говорила.
– Я вам, уважаемый гражданин доктор наук, в последний раз объясняю: шеф не будет заниматься исследованием ваших исследований. Я, во всяком случае, точно не буду. У нас совершенно другое направление.
После этой тирады возникла длинная пауза, в течение которой Белла двигала ящики письменного стола, сбрасывая нервный перегруз, а на том конце провода долго и мучительно гудел бас доктора наук.
Забавно подслушивать чужие разговоры. Белла слушает в пол-уха, ища в ящиках, наверное, свое кольцо (она всегда его снимает, придя на работу, и кладет каждый раз в новое место), а доктор наук, наверное, производит изыскания в собственном носу, оттого у него и голос гундосый.
А Поланский ждет шагов шефа, чтобы сделать признание, после которого (вполне возможно) может с треском вылететь с этого кабинета.
Любомир даже услышал треск, с которым он будет вылетать. Разве не смешно? Если учесть к тому же, что если улететь к черным дырам, то избавишься от времени вообще. Найти бы на земле такое местечко.
Кроме голоса Беллы слышался еще и радиоголос супер-пупер певицы Лолиты Милявской, которая упрашивала остановиться Землю и дать сойти, словно с трамвая спрыгнуть.
Это делало ситуацию еще более незаурядной. И Поланский подозревал, что вполне может такое произойти, что он сейчас разразится своим громовым «ги-ги».
Но в тот самый момент, когда он уже начинал с силой вдыхать воздух, на лестнице зазвучала песенка «тук-там».
Поланский медленно встал, оглядел себя в шкафное зеркало, которое вместе со шкафом он выкрал у Беллы, оправдав свои воровские действия тем, что зеркало ему нужно для самоутверждения, а у Беллы и так масса зеркал. К тому же женщинам ее типа очень вредно созерцать себя во весь рост.
Поланский вошел в кабинет вместе с Демидовым.
– Чего тебе, дал бы хоть переодеться, – сказал Демидов усталым голосом.
– У меня такое, что надо выложить сразу, иначе меня разорвет.
– Ух ты! – обернулся Демидов. – И в какой же части?
– Всего целиком.
– Нет, этого я позволить не могу. Вываливай свои беды.
– Почему беды? – обиделся Любомир.
– По твоему унылому лицу вижу и чувствую, что сейчас произойдет открытие скрываемого раньше события.
– Вы снова, шеф, залезли в мои частоты.
– И буду залезать, чтобы тебе не повадно было скрывать от меня важную информацию. Разве этому тебя учили в школе?
– Это верно. Никуда мне от вашей проницательности не деться. Я все время забываю, с кем имею дело.
– Рассказывай, я тебя слушаю.
И Поланский рассказал. Демидов слушал внимательно, рисуя острым карандашом мячик и траекторию его полета. За действиями карандаша внимательно следил и Любомир, иногда даже подтягивая голову шеей, удлиняя ее таким образом.
– Меня заинтересовало ваше замечание на той зимней конференции, когда вы сказали, что вибрацию можно передать своеобразным письмом, то есть, ставя слова в особых сочетаниях.
Помните, вы разбирали поэзию Пушкина, который мастерски владел этим искусством. И вообще вы утверждали, что слово само по себе является началом всех начал в частотном измерении.
Вот я произношу слово и слышу эту частоту. На этом свойстве слова стоит вся жизнь: литература, передача информации, искусство, разве что в инструментальной музыке оно видоизменяется, хотя, мне думается, что и здесь оно присутствует.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});