«Технический осмотр» радиотрансляционной сети подходил к концу и казался безрезультатным, когда в домике Теплова, сменного инженера завода, одна существенная деталь привлекла к себе внимание Ржанова. В сообщении полковника Каширина о данных радиопеленга прямо указывалось на томик Маяковского как на ключ шифрованного кода, которым пользовался агент «777». И вот, здесь, на письменном столе, среди большого количества технической литературы, Ржанов увидел пятый том из собрания сочинений Владимира Маяковского, издания сорокового года.
Специалист по горячей обработке металла, Александр Веньяминович Теплов, один занимал весь домик в две комнаты с кухней. Он жил здесь, в Заозерном, около десяти лет, а обстановка его квартиры была необжитой, случайной и создавала впечатление, что ее хозяин поселился тут ненадолго. Радиоприемника в квартире Теплова не было, неисправный репродуктор «Рекорд» стоял в углу комнаты на полу.
Теплов принял Фигарина и Ржанова вежливо, но холодно, торопясь на вечернюю смену. От починки репродуктора он отказался, сказав:
— Знаете, товарищи, так устаешь от грохота прокатных станов на заводе, что хоть дома хочется тишины и покоя. Я выписываю несколько газет и могу обходиться без радио.
Действительно, в квартире было много газет. Связанные пачками, они лежали на книжном шкафу с технической литературой. Разумеется, на крыше его дома антенны не было.
Дальнейший осмотр домиков Заозерного не дал никаких результатов.
Утром Ржанов отправился в спецчасть завода и, запросив из отдела кадров личные дела инженерно-технических работников цеха термической обработки металла, углубился в изучение дела А.В. Теплова. Личное дело инженера не вызывало никаких подозрений — Теплов Александр Веньяминович родился в 1908 году в городе Екатеринославе. В тридцать четвертом году кончил технологический факультет Днепропетровского металлургического института. До июля сорок первого года работал на металлургическом заводе имени Г.И. Петровского. В июле сорок первого года в связи с приближением линии фронта Теплов по указанию из Москвы был откомандирован в распоряжение отдела кадров министерства, а с февраля сорок второго года работал здесь, на Уральском заводе.
Тщательно изучая документы Теплова, особенно трудовую книжку, Ржанов обратил внимание на то, что в местах, где значились фамилия, имя и отчество Теплова, бумага казалась немного темнее и ниже строки был едва заметный потек.
Изъяв из личного дела Теплова вызвавшую подозрение трудовую книжку, Ржанов решил подвергнуть ее специальной экспертизе. Конечно, можно было бы запросить Днепропетровский завод имени Г. И. Петровского, но на это потребовалось бы много времени. К тому же, едва ли в период жарких боев сорок первого года заводу удалось вывезти из осажденного города свои архивы.
Фотоснимок трудкнижки Теплова, сделанный при помощи инфракрасных лучей, подтвердил подозрения Ржанова. Вписки, внесенные в трудкнижку чернилами, содержащими соли железа, были непрозрачны и на снимке получились четко. Там же, где была вписана фамилия, просматривалось заметное пятно, по заключению эксперта, — остаток прежних размытых чернил, а вписанная фамилия Теплова на фотографии не получилась, так как под воздействием инфракрасных лучей чернила из органико-синтетических красителей оказались совершенно прозрачными. Было ясно, что прежняя фамилия владельца трудкнижки была смыта и вместо нее была вписана фамилия Теплова.
Пользуясь тем, что инженер работал эту неделю в ночную смену, Ржанов со своим помощником в присутствии председателя поселкового совета произвел тщательный обыск в доме Теплова.
Томик Маяковского был единственной поэтической книгой среди двух десятков старых переводных романов — Теплов, видимо, не жаловал поэзию, а тем более советских поэтов. В книге Маяковского никаких пометок не было, но по ее захватанным страницам было видно — книга читалась не раз.
После нескольких часов тщательного, но бесплодного обыска Ржанов обнаружил в дальнем углу печного свода петлю из тонкого стального троса. Ржанов потянул за петлю, но трос не подавался. Когда, перехватывая руками, Ржанов сделал попытку вытянуть одну сторону петли, трос подался, и он услышал равномерный звук, похожий на скрип колодезного ворота. Через некоторое время трос перестал подаваться его усилиям. Тогда, проверяя свою мысль, Ржанов потянул петлю с противоположной стороны, трос снова подался и, сопровождаемый тем же скрипом, перешел в первоначальное положение.
— Скажите, — спросил Ржанов, — инженер Теплов не жаловался вам на плохую работу печи?
— Жаловался, — удивляясь, ответил председатель поселкового совета. — Еще в прошлом году Теплов подавал заявление о том, что печь дымит, и просил прислать мастера переложить печь. Мы ему завезли материал, но печника он не дождался и переложил свою печь сам.
— Очевидно, и снег с крыши Теплов сбрасывает сам?
— Да, он говорит, что это хорошая зарядка, — все более удивляясь, ответил председатель.
— Я вас попрошу, выйдите из дома и понаблюдайте за трубой, — сказал Ржанов и, перехватив трос, потянул его на себя.
Пораженный тем, что он увидел, председатель поселкового совета вернулся в комнату. Из трубы на высоту до четырех метров поднялась металлическая мачта рамочной антенны.
Где же была приемопередаточная аппаратура?
Дом был каркасно-засыпной, оштукатуренный с обеих сторон. Следовательно, проводники от антенны и земли проходили где-то под штукатуркой.
На стене, примыкающей к печи, Ржанов нащупал под обоями неровность штукатурки шириной в два-три сантиметра. Эта полоса тянулась параллельно полу, то выступая вперед, то углубляясь в стену от печи до резного шкафчика-аптечки.
— После ремонта печи Теплов, очевидно, переклеил обои в этой комнате? — спросил Ржанов.
— Да, он сказал, что, перекладывая печь, запачкал стены. Раньше здесь была клеевая покраска.
Ржанов еще раз открыл аптечку. Он уже не раз заглядывал в нее и раньше, но аптечка не вызывала никаких подозрений, теперь же было ясно, что аппаратуру надо искать здесь. Антенный провод шел от печи сюда, к аптечке. Ржанов потянул за полочки с лекарствами. Вся внутренняя часть аптечки легко подалась вперед, вышла из паза, и в неглубокой нише он увидел компактную радиоаппаратуру.
В шесть часов утра заводской автобус отвозил ночную смену в Заозерное. Теплов соскочил на ходу около своего дома, вошел во двор, хлопнув по-хозяйски калиткой, и, освещая себе дорогу карманным фонарем, пошел по узкой, местами переметенной поземкой дорожке к дому. В его отсутствие здесь никого не было, об этом свидетельствовали ступени крыльца, ровно запорошенные снегом.
Теплов вынул ключ, открыл дверь. В темном тамбуре тщательно вытер ноги о половичок, вошел в комнату, включил свет. Три человека поднялись ему навстречу. Когда Теплов, пытаясь выбежать во двор, быстро повернулся назад, из темного тамбура, держа автомат наизготовку, вышел на порог четвертый. Сопротивление было бесполезным.
15
СУДЬБА СТУЧИТСЯ
Машенька проснулась позже обычного. Она открыла глаза с сознанием того, что сегодня один из самых значительных дней ее жизни.
Девушка понимала, что, связывая свое будущее с судьбой Патрика, она избирает нелегкий путь. Еще не зная, откуда ей ждать беды, она чувствовала, что беда надвигается и что на распахнувшемся перед ней горизонте собираются грозные, темные тучи ненастья.
«Так судьба стучится в дверь», — припомнились ей слова Бетховена, и, словно первые раскаты грома, она вновь услышала эту тему в музыке. Четырехзвучная фраза симфонии, тревожная и волнующая, неотступно преследовала ее, она переплеталась с ее будущим, она приходила к ней во сне, чередуясь то с пытками в тюрьме Марсонвиля, то с торжественным шествием по улицам чужих городов.
До встречи с Патриком оставалось мало времени. Девушка, сбросив одеяло, села на постели и увидела прислоненную к будильнику записку отца:
Машенька! Прошу вечером быть дома. Ты мне нужна.
Папа
Записка вызвала тревожное чувство, не узнал ли отец о Патрике? А что, если Люба ему сказала? Вчера днем, когда они говорили на эту тему, Люба предупредила, что она скажет обо всем Андрею Дмитриевичу, если Машенька не сделает этого сама.
Как была в рубашке, лишь надев комнатные туфли, Маша поспешила в кабинет отца. Она сняла трубку телефона и набрала номер Гараниной.
— Люба, ты? Здравствуй! Ты говорила вчера с отцом? — резко спросила Маша и, услышав утвердительный ответ, положила трубку.
Часы, стоящие в углу комнаты, издали такой звук, словно набирали старческими легкими воздух, чтобы откашляться временем, затем пробили половину. До встречи с Патриком оставалось тридцать минут. Маша было пошла к двери, затем в нерешительности остановилась на пороге, подумала и вернулась назад.